Стеша от растерянности не находила нужных слов… Говорила сбивчиво:
-Обмануть… вот так обмануть батюшку… Как же это, Софьюшка… Не смогу я…
- Не сможешь? Отчего же не сможешь, – коли жалеешь меня, сестрицу свою единственную? Батюшкиного гнева боишься?
- И гнева боюсь… И – нехорошо это: обмануть батюшку… Как жить потом – с таким камнем на сердце…
- Не всё ли равно батюшке, чьё это дитё: моё ли… твоё! К тому же – вовсе не секрет, что из нас троих отец больше всего тебя любит! И он тебя простит, – пошумит, погневается… а там и простит.
- Неправда, Софьюшка: батянечка, хоть и строг, а любит нас – одинаково: и тебя, и Алёшу, и меня.
- А любимица у него – ты! И жалеет он тебя больше… и нам с Алёшкой всегда в пример тебя ставит!
Сердцем Стеша и сама чувствовала… Нет, батюшка не одну её любит. Просто… она очень похожа на мать. Больше, чем Софьюшка и Алёша. Сказать, что отец очень любил мать, – ничего не сказать. Любовь была его жизнью…
А ещё – Стеша старшая дочь… И отец надеется на неё, верит, что она не совершит необдуманных и неблаговидных поступков… и младших, Алексея и Софьюшку, на путь наставит. А теперь, чтоб сестрицу выручить, Стеше надобно обмануть батянечку… обмануть его веру и надежду…
Софьюшка вздохнула:
- Что ж, сестрица… Коли для тебя важнее, чтоб батюшка не разгневался… чтоб ты и впредь осталась его любимицей… Живи и дальше в этой радости… ежели тебе совесть позволит. А мне одно осталось…
- О чём ты, Софьюшка? – встревожилась Стеша.
- О чём?.. – Софья усмехнулась: – А о том я, сестрица Степанида Гордеевна… о том я, что… вот возьму дитё… да вместе с ним со Змеиного обрыва и брошусь в реку… Всё ж лучше, чем скитаться с дитём на руках… да милостыню простить, – когда батюшка меня из дому-то выгонит.
- Не смей даже думать об этом! И – не смей об отце говорить такие слова! Поднимайся, – я помогу тебе. Домой пойдём.
- Не выручишь, значит…
- Батюшку обманывать не стану, – твёрдо ответила Стеша.
Нянюшка, Пелагея Афанасьевна, обеспокоенно выглядывала в окно. Что же это: дождь… вон как гремит-сверкает над степью, а Стеша и Софьюшка куда-то запропастились…
Бросилась им навстречу, руками всплеснула:
- Где же вы ходите – в такую непогоду! Промокли ведь – до нитки! А ежели простудитесь?
И... умолкла на полуслове… Обомлела: у Стеши на руках… дитё заплакало…
Стеша негромко велела сестре:
- В спальню ступай… и ложись. – Взглянула на нянюшку: – Я потом… всё расскажу.
Гордей Макарович и Алексей вернулись утром…
Видно, – Пелагея Афанасьевна предупредила его о случившемся, хоть страх как боялась хозяйского гнева… Знала, что и ей достанется.
Гордей Макарович сдвинул брови:
- Чего мелешь?
А из спальни дочерей – подтверждением Пелагеиным словам… – плач младенца…
Гордей Макарович отстранил нянюшку, недослушал слов её.
Настежь распахнул дверь в спальню, загремел:
- Догулялась, девка! Догулялась: в подоле принесла! В монастырь!.. Нынче же! До конца дней!
Почему-то обращался к Софье…
А Софьюшка прижалась к стенке, испуганно комкала на груди рубашку.
Стеша взволнованно переводила взгляд с батюшки на сестру… Быстро собрала волосы, шагнула к отцу:
- Батюшка!.. Моё… моё дитё это… Не смела я… сказать… признаться не смела…
Гордей Макарович озадаченно потёр рукою лоб… Приподнял за подбородок Стешино лицо:
- В глаза смотри мне! Врёшь?! Сестру выгораживаешь?! Вину её на себя взять решила?
Стеша опустилась на колени:
- Моё дитё, батюшка… Простите… У тётушки… у Елизаветы Марковны… гостили… там… там и случилось… Юнкер… из Петербурга… С отчаяния я, батюшка. Подружки замужем давно… Одна я...
Отец бережно поднял её… На секунду прижал к груди:
- Что ж ты глупая такая. Оденься и ступай прочь.
Стеша вышла.
А Софьюшка пролепетала:
- Батюшка… батюшка!.. Стешкино дитё… Это она гуляла с юнкером! Завидно ей, что подруги замужем! Завидно, что на меня парни заглядываются… а на неё и не смотрят! Вот и рада была – с юнкером... по ночам. Тайком от тётушки Елизаветы Марковны бегала к нему. Вот и… принесла в подоле! Живот перетягивала, – чтоб незаметно было… чтоб ни ты, ни нянюшка Пелагея Афанасьевна не заметили! Вот как Стешка опозорила вас, батюшка!
Отец покачал головою:
-Уж не думаешь ли ты, что я поверю тебе? Глаза твои бесстыжие – на сестру наговаривать! Давно замечал я за тобою… Да за делами недосуг было, – добраться до гулянок твоих. Надеялся, что всё ж опомнишься.
- Стешкино… Стешкино дитё, батюшка… Клянусь,– Стешкино…
- Язык-то прикуси. Мне ничего не стоит отправить Кузьму за повитухой Акулиною Савельевной. Что тогда скажешь?
Софьюшка – ровно рыба, на берег выброшенная…
- То-то же. Да мне ни к чему говорить с повитухой: сам знаю, что наговорила ты на сестру… Сам знаю, что Стеша жалеет тебя. И решение моё неизменно: в монастырь. Чтоб к утру была готова. Из дому – ни шагу.
А Стеша робко подняла глаза на отца:
- Батюшка!.. Что ж теперь-то… Что ж с малюткою, – ежели сестрицу в монастырь…
- Не твоя печаль. Ты готовься сватов встречать.
-Сватов?..
- Через неделю. Встретились мы с Панкратом Платоновичем, о делах разговорились. Слово за слово… – и поведал он мне про сына своего, Григория Панкратовича, про то, каким славным помощником отцу вырос он. А ещё рассказал Мельников, что видел тебя Григорий у Чекуновых, на именинах у Насти. По сердцу пришлась ты Григорию. В Покров и свадьбу сыграем.
Сердце Стешино забилось… И – будто взлетело.
Григорий…
После Настиных именин она думала о нём… И корила себя за эти мысли…
А батюшка сказал… про сватов сказал… про свадьбу.
И… поверилось в простое, такое желанное счастье.
Только – какое ж счастье, коли в комнате нянюшки кроха жалкая… Выходит, – сиротою расти малютке…
Батянечка понял Стешину тревогу:
- Завтра кормилица приедет. Вдвоём с Пелагеей Афанасьевной справятся.
В Стешиных глазах радость всколыхнулась:
- Батюшка! Вы девушечку дома оставите?
- Куда ж её. Дитё разве виновато. Наша девчушка. В нашем доме и вырастет.
Стеша не сдержала слёз…
Снова захлестнуло счастье: Григорий… близкое сватовство… А ещё решила Стеша, что малютке-племяннице крёстной станет. И… может, сменит батянечка гнев на милость…
- Спаси Христос, батюшка…
- Тебе спасибо, Стеша. Тебе спасибо, дочушка, – что выросла такою. За твоё сердечко доброе – спасибо.
А на рассвете нянюшка поднялась, к зыбочке подошла.
А зыбочка – пустая…
Не поверила глазам своим Пелагея Афанасьевна… Потом смекнула: должно быть, Софьюшка забрала малютку, – всё ж тревожится сердце материнское…
Софьюшка сонно отмахнулась:
- Почём мне знать, где девчонка…Тебе велено – нянчиться с дитём. Вот и нянчись. Пошла вон, Пелагея.
Пелагея Афанасьевна всполошилась.
Из своей комнаты вышел Гордей Макарович.
Девчушку искали повсюду. Снова и снова расспрашивали работников Кузьму и Аникея, кухарку Меланью. Да они лишь виновато и растерянно пожимали плечами…
Стеша умоляла сестрицу сознаться…
Софьюшка равнодушно зевнула:
- Вот пристала… Откуда я знаю… Может, это ты…
Стеша оторопела:
- Что… – я?
- Откуда я знаю… Может, это ты – дитё цыганам отдала… Либо ещё кому.
Меланья Тихоновна припомнила, что вчера на базаре двух цыганок видела.
Кому ж не известно умение цыганское: любому глаза отведут…
Этим утром не до монастыря было…
А через день неожиданно сваты пожаловали.
От Терентьевых, к Софье.
Крепко задумался Гордей Макарович.
В гневе сказать легко…
А навсегда расстаться с дочерью – сердце ж не камень.
И Стеша осмелилась, – посоветовала батюшке:
- Пусть Софьюшка замуж выходит. Обожглась она… Вперёд разумною будет.
Продолжение следует…
Начало Часть 3 Часть 4 Часть 5 Часть 6
Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Навигация по каналу «Полевые цветы»