Алексей Гордеевич обнял дочерей.
По очереди поцеловал пахнущие горьковатой ромашковой нежностью макушечки. Улыбнулся: косы у Натальюшки и Сашеньки – тёмно-русые… И венки из ромашек – обеим к лицу.
-Дочушки мои!.. Вот как соскучился батянечка – в разлуке-то. Что ж вы, хорошие мои, – слушались ли маманюшку? Жалели ли её, не огорчали? Прилежно ли учились кройке да шитью?
Наталья метнулась к сундуку, достала льняную косоворотку – белее снега, праздничную… а ворот и низ расшиты узорами красными. Бережно приложила к батянечкиной груди, перевела дыхание:
- Впору. К службе на Петра и Павла – в самый раз вам, батюшка.
Александра полутора годами старше сестры. Тут же надула губки: вечно Наташка вперёд лезет… хвастается перед бятянечкою – то рукоделием своим… то пирогами с капустою!
Алексей Гордеевич подошёл к зеркалу. Осанисто шевельнул плечами.
Жена, Катерина Тимофеевна, сдержанно усмехнулась:
- Ты, отец, – ровно жених.
- Угодила дочушка… угодила Наталюшка. Спаси Христос, ласточка моя.
С Катенькой часто посмеивались – тайком от дочек: младшая, Наталья, – в бабунюшку Анну Григорьевну. Смалу за шитьё принималась – куклам тряпичным да соломенным сарафаны шила, и уж такою послушною были иголки с нитками Натальюшкиным рукам, что и мать, и крёстная Анфиса Макаровна, и соседки дивились:
- Наташка-то лучше иной хозяйки сошьёт-вышьет.
А Саша – не иначе, как в Софьюшку, сестрицу Алексея Гордеевича, удалась: поспать бы подольше… да чтоб каша – послаще, да обновок побольше, и – к подружкам убежать.
Сёстры родные – одного отца-одной матери дочки. А – поди ж ты: разные такие.
Винокуров обнимал жену, ласковыми словами утешал:
- Что ж, Катенька… Дочушки обе славные. Спаси Христос, голубушка моя, – что родила мне их. Не грусти: придёт время, – и Саша всему выучится.
А Сашенька, бывало, подстережёт, когда Наташка с маманей тесто ставят… И изорвёт в клочья куклины сарафаны, за окошко выбросит.
Наташкины бровки горестно слетятся крылышками тёмными… А Сашенька заносчиво плечиками дёрнет:
- Вот ещё!.. Где положила шитьё своё, там и ищи. А мне не нужны твои куклы!
Заметил Алексей Гордеевич, как надменно отвернулась Сашенька… Сердцем отцовским почувствовал обиду её… Заторопился, кивнул жене:
- А распорядись-ка, душенька моя, чтоб Степан корзины в хату внёс. Посмотрите, каких гостинцев я вам привёз.
Катерина Тимофеевна горделиво примеряла перед зеркалом серьги с красными камешками…
Винокуров набросил Катеньке на плечи кружевную шаль. Тихонько сказал:
- Лебёдушка моя… Ровно невеста… – самая красивая.
А Сашенька снова обиженно губки надула… Бросила ленту алую на пол:
- Я не хочу красную! Наташке – так голубую! Я хочу – как у Наташки!
Натальюшка подняла брошенную ленту, протянула Саше свою, голубую:
- Возьми, сестрица. Мне любая нравится.
Отец с матерью незаметно переглянулись: хорошо, – хоть сапожки одинаковые…
Натальюшка радовалась новым сапожкам: мягкие да лёгкие… ещё и на каблучке, – как раз такие и хотелось… А Саша всё же вырвала сапожки из рук сестры:
- Отдай! Эти моими будут.
… У купца Винокурова – две сестрицы рОдных: младшая, Софьюшка, Софья Гордеевна, – в которую Сашенька удалась… и Стеша, старшая. Без матери росли. Отец, Гордей Макарович, строг и суров. Алексея с ранних лет к делам приучал, с собою на шахты брал: чтоб умел разбираться в марках угля да в том, какой уголь кораблям Черноморского флота требуется, а какой – на завод, доменной печи надобен. А за Софьюшкою и Стешею нянюшка Пелагея Афанасьевна присматривала, шить-вязать да тесто ставить учила.
За делами важными просмотрел Гордей Макарович, что Софьюшка рано гулять полюбила… На парней заглядываться стала – ещё и пятнадцати не исполнилось. Нянюшкины наставления и предостережения не слушала, – дерзко перебивала:
- Ты мне разве мать, – чтоб учить меня?! Без тебя знаю, что мне делать!
И убегала на другой конец посёлка, к Матрёне Егоровне: в её хате по вечерам собирались девушки – с шитьём да вязанием… либо с вышивкою. А приходили парни – рукоделие в сторону откладывалось: начинались танцы…
Когда отец в отъезде бывал, домой возвращалась Софьюшка затемно.
От Стешиных укоров со смехом отмахивалась:
- Тебе нравится в девках сидеть? А я замуж хочу! Чтоб был богатый, знатный… да образованный. Вот как горный инженер Елисеев.
- У горного инженера Елисеева невеста в Екатеринославе, – напоминала сестрице Стеша.
- Не знаешь, Стешка?.. Невеста – ещё не жена! А я вижу, как смотрит на меня Прохор Демидович!
- И как же он смотрит?
Софьюшка падала на высокие подушки, забрасывала руки за голову. Снисходительно улыбалась:
- Не понять тебе, Стешка. Нравлюсь я ему.
Беда не замедлила явиться…
Живот Софья туго перетягивала льняным рушником, – лишь поняла, что беременна…
Не только вечно занятый делами отец ничего не замечал, – сестрица Стеша и няня Пелагея Афанасьевна не подозревали…
В начале лета Софьюшка почувствовала недомогание.
Как хорошо, что отец с Алёшкой на «Закурганную» уехали!..
Сдерживалась от боли, незаметно губы прикусывала. Бросила Стеше:
-Душно в хате. Я нынче на сеновале лягу.
И ушла.
Стеше не спалось. И в неясной тревоге сжималось сердце…
К полуночи небо озарилось молниями, где-то над степью глухо рокотал гром.
Стеша поднялась. Прямо на рубашку набросила платок, побежала в конец огорода, на сеновал…
Софьюшка металась на прошлогоднем сене, вскрикивала.
Стеша похолодела от догадки… Склонилась к сестре. На лбу у Софьи – словно крупные капли росы… Степанида осторожно отвела со лба её повлажневшие волосы:
- Сестрица, родимая… как же это?..
Софьюшка гневно оттолкнула её руку:
- Не знаешь, как?!
Откинула голову назад, изогнулась…
Крик её за громом не расслышать.
Девчушка родилась недоношенною, – совсем кроха.
Стешины руки тряслись… Укутала малютку в платок, к себе прижала…
Измученная болью, Софьюшка устало прикрыла глаза.
А Стешин голос вздрагивал:
- Что же теперь, сестрица?.. Вернётся батюшка…
Софья приподняла голову:
- А тебе меня жалко, Стеша?
- Как же не жалко! Ты мне сестрица родная… Сердце разрывается: что батюшка скажет…
- Не знаешь?.. Убьёт меня… – вздохнула Софья.
- Что ж ты говоришь слова такие!.. Огорчится батюшка… понятно, – ругаться станет… Разве ждал он такого…
-Из дому меня выгонит…
Стеша вытерла слёзы:
- Не выгонит. Батюшка любит тебя… А… Прохор Демидович, – он знает?
- О чём надо знать Прохору Демидовичу?
-Как же, Софьюшка… Про ребёночка надо знать ему… Непременно он должен узнать. Хочешь, – я дождусь его у шахты… Встречу… расскажу…
- Не вздумай!.. – всполошилась Софья. – Слышишь?!
- Отчего же, Софьюшка, ты не хочешь сказать ему?
- Да оттого… что дитё это… может, не его.
- Не его?.. Чьё же?
- До него… до Прохора Демидовича, у нас с Никитою… случилось.
Обескураженная Софьиным признанием, Стеша молча покачала головою…
А Софья взяла сестру за руку:
- Если жалеешь меня, – выручи.
- Как же мне выручить тебя, сестрица? Скажи.
- Скажу. Вернётся батюшка… А ты и признайся: так, мол, и так… Моё дитё это…
-Софьюшка!..
Софья нетерпеливо перебила сестру:
- Тут и думать нечего! Объяснишь отцу: дескать, грех вышел… В ноги упади батюшке: мол, мне уж восемнадцать… а сватов так и не было… Скажешь… – а я подтвержу: гостили у тётушки Елизаветы Макаровны, в Матвеевке… Там и случилось.
- Так батюшка на тётушку Елизавету Макаровну прогневается!
Софья усмехнулась:
- Не знаешь?.. Тётушка Елизавета Макаровна вовсе не из тех, на которых гневаются… Она сама так разгневается, что никому мало не покажется… Не выручишь меня… – Софья кивнула на кроху: – Я скажу Никите, чтоб завтра отвёз её в приют монастырский. Никто не найдёт.
Продолжение следует…
Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5 Часть 6
Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Навигация по каналу «Полевые цветы»