Ирина проснулась раньше будильника. Она не услышала привычного Михаилова храпа рядом — сначала это показалось ей неправильным, даже тревожным, но потом она вспомнила: сегодня первый день их «эксперимента». Вчера они договорились разъехаться на месяц. Не развод — просто попытка понять, каково это: жить отдельно после двадцати лет брака.
В квартире было слишком тихо. Ирина встала, прошла босиком по холодному полу на кухню. На столе стояла её любимая чашка — белая, с серебряным ободком, внутри едва заметная трещина, склеенная прозрачным клеем ещё прошлой весной, когда чашка выпала у неё из рук во время ссоры с Михаилом. Тогда она упрямо решила не выбрасывать её: «Всё можно починить», — сказала она Михаилу, вытирая слёзы и клей с пальцев.
Она налила себе кофе и присела за стол, глядя в окно. Соседский пёс лениво копался в снегу; кто-то спешил на работу. У Ирины была гибкая занятость: бухгалтерия на аутсорсе для небольшой строительной фирмы. Заказчики платили немного, но регулярно; хватало на коммунальные услуги, продукты и небольшие радости — вроде хорошего кофе или новой книги.
Михаил снял комнату у старого друга в соседнем районе. Он преподавал литературу в колледже — зарплата скромная, зато стабильная. Их дочь Аня уже год как жила отдельно: вышла замуж и перебралась в другой город. Для Ирины и Михаила наступила странная пора: вместе они были привычкой друг для друга, но стали раздражать любой мелочью — ложкой, брошенной в раковину; слишком громким телевизором; бесконечными разговорами о ценах и здоровье.
Решение разъехаться казалось отчаянным жестом — но оба понимали: если ничего не изменить сейчас, потом может быть поздно.
В первые дни Ирина ловила себя на том, что разговаривает сама с собой. Вечерами она включала музыку тише обычного и читала под абажуром. Никто не ждал ужин вовремя; никто не жаловался на шум посуды или смешно сложенные полотенца. Она вдруг поняла: дом стал просто пространством без чужих привычек.
Михаил поначалу чувствовал себя потерянным. В комнате друга стоял скрипучий диван, шкаф пах старыми книгами и табаком. По вечерам он долго гулял по району — слушал аудиокниги или просто смотрел на окна чужих квартир. В кафе за углом он однажды заказал себе пирожное — позволил себе десерт просто так, без повода и чьих-либо упрёков.
Через неделю Ирина заметила, что стала внимательнее относиться к себе: купила новый шампунь вместо привычного дешёвого, выбрала для себя яркий шарф, записалась на скандинавскую ходьбу с соседкой Наташей. Дома она сняла старые шторы, вытряхнула все коврики и наконец разобрала ящик с квитанциями.
Однажды вечером Михаил позвонил ей:
— Как ты?
— Нормально, — ответила Ирина сухо. — Ты?
— Привыкаю… Тут странно без тебя.
Они помолчали несколько секунд.
— Я тут пирог испёк сам вчера… Сгорел немного, но всё равно съел половину, — неловко засмеялся Михаил.
— Ну хоть что-то новое освоишь за этот месяц, — сказала она мягче.
— А ты?
— Да я… гуляю много теперь.
Разговор получился коротким и немного смущённым. Но после него обоим стало легче — будто из-под кожи вынули занозу.
Во второй половине месяца Ирина заметила: ей стало проще дышать без постоянной тревоги за кого-то ещё. Она вспомнила о своей старой мечте — записаться на курс рисования. Теперь никто не возразит против её трат или поздних возвращений домой. На первом же занятии акварелью она перепачкала кисть синей краской и рассмеялась сама над собой.
Михаил стал дольше задерживаться после занятий с учениками — обсуждали стихи Бродского или рассказы Чехова. Одна из коллег предложила вместе сходить на выставку фотографий в центр города. Он согласился почти машинально и только по дороге понял: раньше обязательно согласовывал бы такие вещи с Ириной. На выставке он долго рассматривал фотографии старых дворов и поймал себя на мысли, что хочет рассказать Ирине о своих впечатлениях.
К концу месяца они оба стали чувствовать тоску по дому — но не столько по стенам или вещам, сколько друг по другу. Ирина вечером взяла чашку с трещиной и долго держала её в руках: клей держался крепко, но линию разлома было видно при ярком свете лампы.
На следующий день Михаил позвонил первым:
— Я тут подумал… Давай встретимся? Просто погулять.
— Давай…
Они встретились у парка неподалёку от их дома. Сначала шли молча; потом разговор завязался сам собой — о погоде, о дочери (которая иногда звонила им обоим), о мелочах быта без друг друга. По пути домой Михаил осторожно взял Ирину за руку:
— Ты знаешь… Я скучал по тебе. Не по привычкам нашим дурацким или крикам из-за посуды… А по тебе самой.
Ирина улыбнулась чуть смущённо:
— Я тоже…
Дома они пили чай из разных кружек; чашка с трещиной стояла между ними на столе как знак чего-то важного: можно разбиться и снова стать целым — если бережно относиться друг к другу и не бояться перемен.
Прошёл ещё месяц до полного возвращения Михаила домой: они решили двигаться медленно, чтобы не повторять старых ошибок. Теперь у каждого появилось больше личного пространства; вечерами они иногда сидели вместе молча или смотрели разное кино на двух экранах в одной комнате.
Иногда трещина на чашке напоминала Ирине о недавних страхах и боли — но теперь она видела в ней не только слабость фарфора, а прочность тонкой линии клея между двумя частями одного целого.
Как помочь проекту
Ваши лайки и слова — наша опора. При возможности поддержите рублём через кнопку «Поддержать»: безопасная встроенная функция Дзена, без сторонних ссылок. Поддержать ❤️.
