Место, где пахнет горячим хлебом

Первая история. Кружка с синим ободком Когда мама позвонила и сказала, что надо навестить бабушку Нину, у Кати в голове сразу всплыл список дел: отчёт, дедлайн, созвон с клиентом. Она уже открыла рот, чтобы сказать, что на этой неделе никак, но услышала мамино короткое: — Она стала путать таблетки. Я волнуюсь. Съезди, а? Катя поехала в воскресенье. В лифте пахло моющим средством и чужими духами. На площадке, как всегда, стояла коляска соседей и коробка с обувью. Бабушка открыла не сразу: цепочка лязгнула, потом дверь приоткрылась...

Она просыпалась раньше будильника, ещё до того, как в телефоне начинала дрожать короткая мелодия. В сорок два года организм сам выталкивал её из сна к шести утра, даже в выходные. Она лежала, глядя в тусклый прямоугольник окна, за которым серело зимнее небо над девятиэтажками, и прислушивалась к дому. Дом жил своим привычным, немного уставшим шумом. Где-то хлопала дверь, кто-то шаркал по лестнице, сверху глухо катился по полу детский мяч. Водопровод в стене вздыхал и урчал. Всё это было так же знакомо, как собственное дыхание...

Надежда сидела на краю кровати и смотрела на открытый дорожный рюкзак. Он стоял на полу, сутулый, с растянутой молнией, как старый пёс, который не верит, что его действительно позвали гулять. На стуле висела куртка, на подоконнике лежали билеты, на телефоне мигало напоминание: «Поезд, 10:20». На кухне остывал чай. В раковине — две тарелки, одна кружка, нож. В холодильнике — аккуратно разложенные контейнеры с супом и голубцами, которые она зачем‑то приготовила «на всякий случай», хотя в квартире теперь жила только она...

Наталья сидела на жёстком стуле у окна дневного стационара и смотрела, как по внутреннему двору клиники медленно тает мартовский снег. Он уже не лежал ровным слоем, а темнел пятнами, подтаяв у бордюров. Во дворе курили санитары, пряча сигареты в ладонях, когда мимо проходили люди в белых халатах. На столике рядом с её стулом лежала пластиковая папка с направлением, результатами анализов и расписанием капельниц. Сверху — розовая карточка с её фамилией и датой рождения, к которой медсёстры прикалывали маленькие бумажки с отметками о процедурах...

Когда почтальон перестал подниматься на этажи и стал оставлять газеты и конверты внизу, у подъезда, Анна Сергеевна сперва возмущалась. Потом смирилась. Теперь её утро начиналось с того, что она спускалась по лестнице, держась за прохладные перила, и заглядывала в старый зелёный ящик с отогнутой дверцей. Ящик был ещё с восьмидесятых, с облупившейся краской, с кривым номером «12». Он скрипел, когда его открывали, и Анна Сергеевна всякий раз думала, что вот однажды он совсем отвалится, и тогда где она будет находить письма Веры...

Утро начиналось предсказуемо. Андрей Сергеевич проснулся за минуту до будильника, как это случалось уже много лет. Несколько секунд лежал, глядя в потолок, прислушиваясь к шуму воды в ванной — жена уже встала. В комнате было прохладно, шторы наполовину задернуты, сквозь них пробивался серый свет. Он потянулся за телефоном, проверил почту, мессенджеры, календарь. Никаких сюрпризов. В девять — планёрка, в одиннадцать — встреча с банком, потом обед с потенциальным партнёром. Всё под контролем. На кухне пахло кофе и поджаренным хлебом...

Утром, когда в соседних домах ещё горели редкие окна, Антон уже сидел за столом в своей однокомнатной квартире и щурился в монитор. На экране медленно вращалась трёхмерная модель комнаты, в центре которой висела полупрозрачная надпись: «Session failed». Под ней тянулась вниз красная строка логов, как бесконечный чек. Он снял очки, потер переносицу и посмотрел на лежащий рядом VR‑шлем. Тёмный матовый пластик, по краю — тонкие царапины, как у телефона, который носят без чехла. Антон провёл по ним большим пальцем и поймал себя на том, что гладит устройство, как живое...

Они подъехали к дому под вечер, когда небо уже начинало синеть, но ещё не темнело окончательно. Машина фыркнула, заглохла, и стало слишком тихо. Только ветер гонял по двору сухие листья и шуршал в высокой траве. — Красота, — сказал Саша, вытаскивая из багажника рюкзак. — Прямо курорт для людей с крепкой психикой. — Для людей за сорок, у которых нет денег на нормальную базу отдыха, — добавила Катя, щурясь на дом. — Ты только посмотри на это. Дом казался перекошенным, хотя, если приглядеться, стены стояли ровно...

Когда Алёне исполнилось тридцать, она вдруг поняла, что её жизнь напоминает длинную паузу. Днём она сидела в офисе небольшой IT‑компании, проверяла тексты на сайте, исправляла чужие запятые и придумывала лаконичные подписи к кнопкам. Вечером возвращалась в съёмную однушку на седьмом этаже, из окна которой было видно только серую стену соседнего дома и узкую полоску неба. У неё был мужчина — Антон, программист из того же офиса, — но их отношения уже год как застряли между «просто встречаемся» и чем‑то более определённым...

Он всегда думал, что живёт как-то не так, будто его жизнь идёт по запасному пути, а главный поезд давно ушёл вперёд. Утро, маршрутка, склад стройматериалов на окраине их маленького города, тяжёлые рулоны утеплителя, накладные, обед из супа и гречки в столовой при базе, вечерний телевизор и редкие встречи с друзьями в баре у автовокзала. Ему было тридцать три, звали его Андрей, и все вокруг считали, что у него всё более-менее устроено. Он снимал комнату в старом кирпичном доме напротив школы, где когда-то учился...

Утро в их квартире начиналось однообразно, одно похоже на другое. Кофе, который муж ставил на плиту, пока жена пыталась разбудить сына и дочь. Шуршание пакетов с хлебом, звон ложек о тарелки, короткие фразы про расписание пар, смену и пробки. Наталья стояла у раковины и мыла кружки, слушая, как в комнате за стеной сын ругается с будильником, а дочь в ванной что‑то напевает, перекрикивая шум воды. На кухне было тепло и немного тесно, на подоконнике тянулись к свету три горшка с фиалками, у батареи сохли носки...

Наталья сидела, чуть подавшись вперёд, и смотрела на экран «1С» как на окно, за которым шёл чужой спектакль. Цифры бежали, строки отчёта открывались, сворачивались, а глаза уже ныли. Время клонилось к вечеру, за окнами серел февраль, и в отражении стекла она видела своё лицо — бледное, с заломом между бровей. В отделе было тихо. Кто-то из девочек шептался у кулера, шуршали пакеты, кто-то собирал сумку. У Натальи на столе стояла кружка с остывшим чаем и стопка папок. Сверху лежала синяя, с наклейкой «Договоры 2024»...