И под последним слоем краски блеснуло что-то чужеродное. Лариса подцепила его лезвием. Это маленький, свернутый в несколько раз и упакованный в полиэтилен пакет. Внутри карта памяти.
- Это записки Константина. – взволнованно произнесла Лариса.
Елизавета Аркадьевна подошла ближе, ее дыхание прерывалось. Она смотрела на крошечный кусок пластика в руках Ларисы как на адскую машину.
- Ольга всё-таки оставила их.
Лариса посмотрела на хозяйку.
- Это для меня. У вас есть переходное устройство?
Елизавета Аркадьевна молча кивнула, вышла из комнаты и вскоре вернулась с маленьким USB-устройством. Она двигалась с механической точностью, словно боялась, что одно лишнее движение нарушит хрупкое равновесие в доме. Лариса вставила карту памяти, в устройство, а его в ноутбук. Раздался щелчок. Тот же звук, что и с флешкой Ольги. Но теперь он не пугал, а обещал ответы. На экране появился один единственный файл. Документ на несколько сотен страниц. Название «Speculum».
- С латыни это означает зеркало. – определила Лариса.
- Или отражение. – прошептала Елизавета Аркадьевна. – Костя горел этой идеей.
Лариса открыла файл. Елизавета Аркадьевна пододвинула свое кресло ближе, и они обе склонились над экраном. Две женщины из разных поколений, их объединяла тайна Константина. Первые страницы оказались копиями. Пожелтевшие листы исписаны каллиграфическим почерком. Текст на латыни и испещрен странными диаграммами.
- Это из книг моего мужа. – пояснила Елизавета Аркадьевна. – Я узнала его почерк. Он переводил какой-то гностический трактат. Он считал его просто памятником литературы, но Константин, очевидно, полагал иначе.
Дальше шли его собственные записи. Это та самая рабочая тетрадь, ее оцифровала Ольга. Это не связанный текст, а систематический хаос. Страницы расчетов, астрономические таблицы, выдержки из трудов по квантовой физике, все это перемежалось с алхимическими символами и цитатами из трактата. Они читали их страницу за страницей и погружались в безумную логику Константина. Лариса указала на экран.
- Смотрите, он пытался рассчитать резонансную частоту. Он верил, что у каждого зеркала в зависимости от состава амальгамы, возраста и того, что оно видело на своем веку, есть свои определенные вибрации.
- Он говорил что-то подобное. – вспомнила Елизавета Аркадьевна. – Что если настроить их всех на одну волну, можно создать неподвижность, которая истончит границу между мирами. Но это звучало как бред.
- Но он верил в это. – отозвалась Лариса. – И он действовал согласно своей теории. Смотрите. - она прокрутила файл дальше.
Появилась схема их квартиры. Точный план, его начертили от руки. На нем отмечены все зеркала. Старинное трюмо в комнате Ларисы, огромное зеркало в прихожей, даже маленькое зеркальце в ванной. От каждого шла линия, и все они сходились в одной точке, в центре комнаты Константина.
- Это резонаторы, а комната служила усилителем.
- Да, - подхватила Лариса, - ваш сын пытался создать нечто вроде гигантской линзы. Только не для света, а для чего-то другого. Он пишет здесь про эфир, астральный план, изнанку мира.
Они дошли до раздела с заголовком «Субъект».
- Вера… - дрогнула Елизавета Аркадьевна.
В этой части нет эмоций. Только равнодушные расчетливые наблюдения. Константин описывал самочувствие своей девушки, ее страхи и привязанности. Он анализировал ее как ученый подопытное животное.
«Субъект нестабилен. Высокий уровень эмпатии делает ее идеальным проводником. Ее душа легко поддается внешнему влиянию. Моя задача – довести уровень ее отчаяния до пика. В этот момент связь с физическим телом ослабевает. Это создаст окно возможностей.»
Лариса почувствовала, как к горлу подступила тошнота.
- Он не просто довел ее до рокового шага, он подготавливал ее как жертву для ритуала.
- Он верил, что ее душа в момент гибели усилится резонансом отражений и не уйдет, а будет поймана. Заточена в главном зеркале, в том, что в его комнате. Чтобы принадлежать ему вечно.
Женщины молчали. Ужас этой методичной, расчетливой жестокости почти невыносим. И тут Лариса наткнулась на последнюю главу. Она называлась «Побочный эффект, двойник». Почерк здесь снова стал рваным как в дневнике. Расчеты сменились паническими отрывочными фразами.
«Ошибка в вычислениях. Или трактат обманул. Я открыл дверь не в ту сторону. Оттуда пришло эхо. Мое собственное эхо. Оно выглядит как я, думает как я. Но Оно – не я. Оно – голод и тьма.»
«Оно питается страхом, моей паникой. Нашептывает мне то, что я и так думаю. Усиливает мою ревность и злость. Это Оно говорило моими устами в тот вечер, когда я кричал на Веру. Я больше не контролирую себя».
«Оно сидит в моем кресле. В центре круга. И смотрит. Я не вижу его глазами, но я постоянно чувствую его взгляд. Оно ждет, когда я завершу ритуал. Кончина Веры – это плата за его переход. Она умрет, он станет реальным. А я превращусь в его тень.»
«Я создал себе мучителя. И теперь он требует жертву. Мне предстоит остановить его и запереть обратно, навсегда.»
Дальше шли схемы, но уже другие. Не создания ловушки, а ее консервации. Константин лихорадочно искал способ запечатать комнату, оборвать связь между зеркалами. Посадить под замок то, что он сам породил. Последняя страница почти пустая. На ней всего одно крупное слово, обведенное в жирный круг. «Диссонанс». И под ним схематичный набросок. Игла звукоснимателя касалась грампластинки. И пометка «царапина».
- Граммофон! – прошептала Елизавета Аркадьевна. – Старый граммофон, он стоял в кабинете отца. Костя обожал его и одну пластинку на 78 оборотов. Романс Вертинского. «Ваши пальцы пахнут ладаном». Он слушал ее постоянно.
- На ней была царапина?
- Да, глубокая, в самом трагичном месте. На словах «я и сам не свой». Игла всегда соскакивала и издавала жуткий, скрежещущий звук, а потом возвращалась на несколько тактов назад. Отец хотел ее выбросить, но Костя не позволил. Он говорил, что в этом скрежете «больше правды, чем во всей остальной музыке».
Женщины посмотрели друг на друга. Ключи к уничтожению монстра находились в руках Елизаветы Аркадьевны.
- Я продала граммофон антиквару. – вспоминала хозяйка. – Вместе со всеми пластинками. Я не могла его видеть.
- Диссонанс. – прошептала Лариса. – Он хотел создать звуковую волну, что нарушит резонанс зеркал, рассогласует их.
И в этот самый момент, когда осознание этой роковой ошибки накрыло их обеих, из коридора донесся звук. Тихое, но отчетливое царапанье, словно кто-то водил ногтями по вишневой обивке двери с той стороны. Они замерли и глядели на приоткрытую дверь комнаты Ларисы. Медленный, методичный хруст по коже повторился. Оно услышало их и поняло, что они нашли его тайну. И Оно давало знать о себе. Пощелкивание оборвалось так же внезапно как началось. Наступила тишина. Женщины не двигались и смотрели на полоску света в темном коридоре. А враг не замедлил проявиться из теории, он реальный и всего в нескольких метрах от них. Елизавета Аркадьевна очнулась первой. В ее глазах никакой паники. На смену шоку пришла отчетливая сосредоточенная ярость. У нее снова пытались отобрать ее дом.
- Оно знает, услышало. – тихо и почти беззвучно проговорила она.
- Мы нашли его слабость. – вторила Лариса. – Диссонанс. - Она закрыла ноутбук. – Теперь нам предстоит разыскать граммофон и ту самую пластинку.
- Прошло двадцать лет. – в голосе Елизаветы Аркадьевны полная безнадежность. – Я не помню ни имени антиквара, ни адреса его лавки. Этого патефона и грампластинки давно нет. Это иголка в стоге сена.
- Значит надо обнаружить другую копию. – не сдавалась Лариса. – Того же издания. Искусственно создать царапину в нужном месте. Или найти запись этого романса, оцифровать, добавить скрежет и воспроизвести через мощные колонки.
- Это все требует времени, – отозвалась Елизавета Аркадьевна, - а у нас его нет. Ты же чувствуешь, Оно становится сильнее, активнее. Ольга разбудила его, а мы показали наши знания по его уничтожению. Ему осталось защищаться.
- Тогда вы правы. Пока мы ищем способ создать диссонанс, постараемся хотя бы разрушить резонанс. Уничтожим резонаторы.
- Зеркала? – вскинулась Елизавета Аркадьевна.
- Да. Все. Согласно схеме Константина.
Лариса снова открыла ноутбук и показала хозяйке план квартиры.
- Трюмо в моей комнате. Зеркало в прихожей. В ванной. И все те, что в его комнате. Если мы их разобьем или хотя бы закроем, связь прервется. Ловушка перестанет работать.
Елизавета Аркадьевна смотрела на схему, и в ее глазах боролись надежда и глубоко укоренившийся страх.
- Это опасно. Костя писал, что система стабильна. Любое резкое изменение может вызвать непредсказуемую реакцию.
- А что, сидеть и ждать, пока Оно выломает дверь? – кипятилась Лариса. – Это не опасно? У нас нет другого выбора. Мы обязаны лишить его силы. И начать нужно с главного.
- С комнаты Константина?
- Нет. Согласно его же записям, комната это усилитель. А самые мощные резонаторы – это старые зеркала. Те, что помнят больше всего. И самое древнее, как он писал, висело в спальне его прабабушки.
Продолжение.
Глава 1. Глава 2. Глава 3. Глава 4. Глава 5. Глава 6. Глава 7. Глава 8. Глава 9. Глава 10. Глава 11.