Эта женщина возникла из ниоткуда из сумрака коридора и не издала при этом ни единого звука. На вид ей от 60 до 80 лет, время словно запуталось в чертах ее лица. Прямая спина, белоснежные волосы собраны в тугой узел на затылке, одета в простое, но идеально скроенное темное платье. Она походила на актрису из черно-белого кино, и ее глаза светло-серые, почти прозрачные, как зимнее небо. Они не изучали и не осуждали, а просто смотрели. И этот взгляд проникал глубже кожи.
- Елизавета Аркадьевна. – представилась хозяйка. – На вас произвела впечатление моя квартира? – просто, но без праздного любопытства спросила она.
Лариса сразу поняла, это экзамен. Она инстинктивно прижала к себе альбом, ведь так и не успела положить его на стол, и пыталась спрятать его. Рука нащупала холодный металл компаса, она его только что рассматривала. Пальцы сжались вокруг него.
- Здравствуйте. Простите, я… - ее голос задрожал. – Дверь открыта, а я стучала.
Елизавета Аркадьевна кивнула едва заметно, а лицо осталось непроницаемым.
- Я знаю. Двери в этом доме открываются для тех, кто должен войти. Вы нашли свою комнату.
Она легким движением головы указала на помещение, где стояла Лариса.
- Она прекрасная, очень светлая. - Лариса пыталась скрыть замешательство. – А предудыщая квартирантка, она съехала?
Лариса пыталась говорить деловым тоном и вернуть ситуацию в привычное русло. Это оказалось бесполезно. Взгляд Елизаветы Аркадьевны скользил по мольберту с незаконченным холстом. Лариса уловила в ее глазах на долю секунды что-то похожее на тень скорби.
- Она ушла.
Странная формулировка. Не съехала или вышла замуж, а именно «ушла». Словно речь шла о чем-то более серьезном, чем смена места жительства. Хозяйка перевела взор на Ларису.
- Вещи оставьте. А если они мешают вам, я уберу. Но иногда чужие судьбы помогают не наделать своих ошибок.
Елизавета Аркадьевна медленно развернулась и направилась из комнаты в коридор. Ее походка плавная, почти скользящая.
- Пойдемте. – позвала она. – Ванную и кухню найдете сами. Я покажу вам то, что важнее.
Лариса все еще сжимала в руке компас и держала альбом. Она последовала за хозяйкой и почувствовала себя школьницей перед строгой учительницей. Они вышли в длинный сумрачный проход. Зеркала в тяжелых рамах отражали их фигуры и умножали до бесконечности. Ларисе показалось, что в глубине зеркал двигались еще какие-то тени. Они миновали ту самую дверь, обитую темно-вишневой кожей, и с блестящим стальным замком. Лариса невольно замедлила шаг. Елизавета Аркадьевна остановилась. Она не смотрела на девушку, а только вперед.
- Эта дверь не является частью квартиры. Считайте, что ее нет.
- Но…
- Вы журналистка. – хозяйка не повысила голос, но тон напоминал приказ. – Вы привыкли вытряхивать из человека душу. Но здесь это делает за вас безмолвие. А вы учитесь слушать ответы без слов.
Елизавета Аркадьевна продолжала свой путь, и они вошли в огромную гостиную. Здесь еще больше книг, старинный диван покрыт выцветшим гобеленом. Рояль с закрытой крышкой покрылся толстым слоем пыли. Окна закрывали тяжелые бархатные шторы. Хозяйка указала на старинное кресло с высокой спинкой.
- Садитесь.
Лариса примостилась на краешек. Она чувствовала себя абсолютно незащищенной. Елизавета Аркадьевна устроилась напротив, и между ними оказался низкий столик из темного дерева.
- Лариса, мне не нужно знать где вы работали, и ваши рекомендации тоже ни к чему. Я знаю о вас все.
«Откуда ей известно мое имя и профессия?» – у Ларисы перехватило дыхание, и бросило в пот. Дрожь пробежала по спине, и это никак не связано с вечерней прохладой. Ведь она не называла своего имени ни по телефону, ни сейчас. Нигде. Лариса посмотрела на хозяйку, и на лице вместо растерянности и страха появилось непонимание и капелька ужаса.
- Как вы узнали мое имя? – голос сорвался, и она почти прошептала.
Ни один мускул не дрогнул на лице Елизаветы Аркадьевны. Она посмотрела на Ларису так, словно та задала самый глупый и очевидный вопрос на свете.
- Этому дому многое известно. Он ждал именно вас. А теперь ответьте начистоту. Почему вы здесь?
- Я выбирала комнату. – недоумевала Лариса. – Мне нужна крыша над головой.
- Неверно. – возразила хозяйка. – Жилье отыскивают на сайтах недвижимости. В эту квартиру приходят, когда бегут. От чего умчались вы?
Ларисе показалось, что ее бьют наотмашь. Она смотрела в эти спокойные всевидящие глаза и понимала, что врать бесполезно. Вся ее напускная бравада испарилась.
- От себя. – тихо произнесла она. – Я сделала правильный выбор и разрушила свою карьеру. И теперь мне страшно.
Елизавета Аркадьевна медленно кивнула, словно ответ полностью удовлетворил ее.
- Тогда дальше. Чего вы боитесь больше всего? Одиночества или забвения?
Лариса замерла. Это еще более странная и личная загадка. Она вспомнила пустую квартиру после ухода парня, равнодушные лица коллег, слова редактора «сотни таких же девочек».
- Мой страх – оказаться никем. Пустым местом, одной из тысячи.
Слезы подступили к горлу, и она проглотила их.
- Достаточно. И напоследок. – хозяйка сделала паузу.
Тишина в гостиной превратилась в почти осязаемую. Слышно, как где-то тикали старые часы.
- Я даю вам возможность отворить любую дверь. Вы знаете, что там лежат величайшие сокровища или ваша погибель. Вы бы открыли ее?
Лариса вспомнила свой поступок в редакции. Она ведь уже сделала это сегодня. Отказалась от надежности ради убеждений, шагнула в неизвестность. Она посмотрела прямо в глаза хозяйке.
- Я бы распахнула.
На лице Елизаветы Аркадьевны впервые появилась едва заметное движение уголков губ, что означало улыбку.
- Вы мне подходите. - она встала.
- А цена, договор? – растерялась Лариса.
- Всё как в объявлении. Я не меняю условия. А договор – это три ваших ответа. Они значат больше, чем любая бумага. Деньги оставляйте первого числа вот здесь.
Она указала на старинную фарфоровую вазу на каминной полке.
- Я редко бываю дома, но всегда знаю, что здесь происходит.
Она подошла к Ларисе и протянула ей старинный ключ на простом кольце.
- Это от вашей комнаты. Дверь квартиры не запирайте. Она не для всех, но для вас теперь доступна. И последнее, правила. Их всего два. Не приводите сюда шум. Ни громких людей, ни бурных мыслей. Эта квартира любит безмолвие.
Хозяйка сделала паузу, и ее взгляд снова посуровел.
- И второе. Никогда, ни при каких обстоятельствах, не пытайтесь открыть вишневую дверь. Это не просто запрет, это касается вашего выживания здесь.
С этими словами она развернулась и так же незаметно, как появилась, растворилась в сумраке коридора в глубине квартиры. Лариса осталась посреди огромной молчаливой гостиной. В руке у нее холодный ключ от новой жизни. В другой руке, в кармане, все еще зажат чужой компас. Она медленно встала и возвратилась в свою спальню.
Вечерний свет лился из высокого окна. Пылинки танцевали в его лучах. Комната показалась ей спасением и ловушкой одновременно. Она подошла к столу и положила альбом на место. Туда же и компас. Стрелка задрожала, повернулась и замерла. Она не указала на север, а в ту стену, за которой находилась вишневая дверь. Лариса смотрела на этот упрямый неподвижный механизм, и ледяной ужас смешался с отчаянным журналистским любопытством. Это пробрало ее до самых костей.
Поздно вечером она лежала в постели с широко открытыми глазами и смотрела в высокий чернильный прямоугольник окна. Это ее первая ночь в огромном доме, и она не приносила никакого облегчения. Лунный свет рисовал на потолке с лепниной призрачные, медленно плывущие узоры. Сон не шел. Он боялся этого места так же, как и она. Каждый звук в старом доме казался живым и осмысленным. Скрип половицы в коридоре не просто усадка дерева, а чьи-то шаги. Шорох за стеной – не мыши, а чей-то шепот. Тиканье старых часов в гостиной отмеряло не время, а удары ее собственного испуганного сердца. Она чувствовала себя бабочкой, что попала в старинную энтомологическую коллекцию. Красиво, величественно, но воздух пропитан нафталином и разрушением. В голове крутились болезненные мысли, одна навязчивее другой.
«Откуда Елизавета Аркадьевна знает мое имя? Кто жил здесь до меня? Что за вишневой дверью?»
Загадка двери – самая мучительная. Она как заноза под ногтем. Профессиональное любопытство репортерши помножилось не первобытный страх перед запретом и создавало невыносимой зуд. Лариса встала и на цыпочках подошла к своей двери. Приоткрыла ее на сантиметр. Коридор тонул в полумраке. Лишь полоска лунного света освещала его в дальнем конце. Зеркала напоминали темные проруби в иную реальность. Вишневая дверь показалась почти черной, а замок на ней свирепо поблескивал. Сердце стучало как бешеное, и Ларисе показалось, что его слышит весь дом. Она ступила в коридор и застыла. Из глубины квартиры, из покоев Елизаветы Аркадьевны доносился звук.
Продолжение.