Анютке вслед смотрели оба, – пока не скрылась она за густо разросшимися вишнями в конце огорода…
Захар – будто инженер Аверин только что не нёс на руках Анютку в промокшей рубахе и с распущенной косой… – негромко и серьёзно заметил:
- Надобно отправить мужиков за дубовыми кругляками: тех, что есть, не хватит для крепления кровли в новой выработке.
Инженер Аверин – словно несколько минут назад ему не пришлось перехватить Захарову руку… и уклониться от удара кулаком в скулу… – кивнул:
- Правильно разумеешь. И я про то думал. Только кого ж послать за лесом? Изволишь сам знать, Захар Тимофеевич: пласт низкий, рубить тяжело… Потому и отгружаем так мало угля в эти дни.
Как ни в чём не бывало, – говорили о нуждах шахты.
И оба знали, что не обойтись им без разговора об Анюте…
Когда пласт такой низкий, рубить горюч-камень приходится лёжа – целую смену.
Всю нынешнюю смену инженер Аверин хмурился, прислушивался к медленному, но столь упорному потрескиванию в глубине пласта. Будто тяжёлый вздох шахты слышался в этом потрескивании…
Захар понял. Взглянул на Аверина:
- Думаешь, – не пройдём?.. Не успеем?
Аверин молча кивнул вперёд.
Привыкшие к шахтной темноте глаза Захара различили нависшую глыбу породы.
- Думаешь, – рухнет?
-И всю верхнюю часть пласта за собою потянет, – уточнил инженер.
Захар измерил взглядом расстояние до конца выработки.
- Немного совсем осталось. Неужто бросать?
-Похоже, выбирать не из чего. Обрушиться может не только от удара обушком. И дышать-то лишний раз нельзя.
Захар с сожалением покачал головою:
-Столько прошли здесь!.. И кровлю удержали от обрушения, и воду подняли, – когда потоком со ставка прорвалась в забой… И что ж теперь, – бросить?
-В новой выработке много работы.
- Кто ж про новую выработку говорит… Только и эту бросать не годится, Владимир Андреевич. Ты вот что: отправь мужиков за дубовыми кругляками. На погрузку лишь оставь, да мне в помощь двоих. Хоть и Матвея с Антипом: они понятливые. Полегоньку рубить станем, бережно. Проскочим. Тут дел-то: на завтра на полсмены. И сердце на месте будет.
-Давай завтра решим, Захар. Я перед сменою сам спущусь, посмотрю, как тут дела.
А глаза Анюткины снова потемнели от тревоги…
Дождалась Захара со смены:
- Захарушка!.. Захар Тимофеевич, сказать надобно…
Захар вспыхнул...
С Анютою не виделись – с того дня, как в лодке… случилось… И сердце часто-часто забилось: не о том ли сказать собралась Анютка, что… разлюбила…
- Мне тоже… мне тоже сказать тебе надобно… Ты прости… прости за то, что в лодке… Виноват перед тобою, Анюта. Сам не знаю, как вышло… Не помнил себя, – ровно во хмелю был…
- Не об этом сейчас, Захар Тимофеевич. Про то мне сказать надобно, что завтра в шахту нельзя вам спускаться.
Захар перевёл дыхание. Даже лоб рукавом вытер.
- Отчего же нельзя, Анюта?
-Темно там, Захарушка… Темно будет.
Захар усмехнулся:
- Так у нас в шахте и прежде солнышко не светило. Там, Анюта, ни дня, ни ночи: всегда темно.
Анютка отчаянно объясняла:
- Беспросветно темно… И дышать нечем будет. Нельзя, Захарушка, спускаться в шахту завтра.
- Кто ж тебе… нашептал-то такое?
-Сама увидела… Я нынче у шахты была.
- Шахта, значит, сказала…
- Не смейся, Захарушка! Может, и шахта. Вдруг послышался мне вздох – протяжный, горестный… тяжкий-тяжкий. И в глазах у меня потемнело: ровно не светило полуденное солнышко.
-Ну?.. Ветер налетел из-за кургана. Да туча солнце закрыла. Давай, Анютонька, о том поговорим, что нынешнею осенью мы с тобою обвенчаемся.
-Поговорим… – коли завтра в шахту не спуститесь.
-Не тревожься, душа моя. Не впервой нам справляться с тем, что в забое случается. Мы ж на то и шахтёры.
Анютка бы и рада, – чтоб не виделась ей шахтная темнота… Целую ночушку в одной рубашке у окошка просидела. Ночь тёплая, ласковая… Со склонов балки – чабрецовое дыхание. А Анюта зябко куталась в маманюшкину шаль – ровно от холода…
Ещё до зорюшки – лишь сменилась чернота ночная густою синевой – была у шахты.
Окинула взглядом шахтёров: ни Захара, ни инженера Аверина не видно…
Похолодело сердечко: там они, в шахте… Всё ж спустились…
Правильно подсказало сердце Анюте.
Перед рассветом инженер Аверин распорядился: до времени поднять на поверхность предыдущую смену. Надо было ещё раз осмотреть угольный пласт.
Захар подошёл к Аверину:
- Вместе спустимся. Одному несподручно.
Владимир Андреевич возразил:
- Сначала я сам. А там решим, как быть.
- Вот и решим – вдвоём. Известно: чего один не заметит, – другой увидит.
Инженер Аверин скрыл улыбку: упрям Захар… Да что ж поделаешь, – сам назначил его старшим в смене. К тому же правильно говорит он: вдвоём сподручнее…
Анисим потушил самокрутку:
- Развидняется, мужики. Чего ждём? Спускаться надо.
Макар заметил:
- Велено дождаться, – пока инженер и Захар поднимутся.
У Анюты перехватило дыхание…
- И чего ждать? – поддержал Анисима Петро. – Захар сам сказывал: грузить нынче много и быстро придётся. Сказывал, – рубить он один будет: дальше пласт таков, что не развернёшься. Лишь Матвея и Антипа в помощники себе определил. Спускаемся, ребята: вон мужики сказали, что ночью не успели весь уголь погрузить, – довелось раньше подняться.
Анютку никто не заметил.
А она встала у спуска:
-Нельзя нынче в шахту спускаться.
Шахтёры переглянулись.
Анисим озадаченно захлопал глазами, шагнул к девчонке:
- Чего?..
- Нельзя в шахту спускаться.
Петро в досаде плюнул:
- Что ни чёрт… Лишь тебя не спросили! Ты где взялась, примара-полуношница? (примара – так на юге России называют привидение)
Анюткин голос вздрагивал:
-И не подходите к спуску. Никого не пущу. Беда в шахте… Нельзя нынче спускаться.
- Приснилось тебе?.. Перекрестись да скажи Отче Наш. И дальше спи. В куклы под сараем давно играла?.. А туда же: учить шахтёров явилась.
Последние слова Петра потонули в глухом грохоте…
Гром?..
Нет, – над степью тишина…
Застыли мужики…
Через мгновение грохот повторился – с двойною силою.
Оттуда, – с двадцатисаженной шахтной глубины…
… Инженер Аверин и Захар облегчённо перевели дыхание: здесь, в конце выработки, можно было встать в полный рост и распрямить плечи…
Аверин приподнял тусклый светильник.
-Пройдём, Владимир Андреевич, – повторил Захар свои вчерашние слова. Усмехнулся: – Анютка говорила…
Умолк на полуслове: оба расслышали… ровно вздох долгий…
А за ним…
Всколыхнулась тёмная глубина – небывалою силой: будто не один гром прогремел, а сразу – несколько…
И – ещё раз…
И в тишину не поверилось.
Захар опомнился от Анюткиного голоса:
- Беспросветно темно… И дышать будет нечем…
Глыба породы лежала в полушаге от них.
Ни вперёд, ни назад: все пути отрезаны.
-Про это говорила Анютка? – усмехнулся инженер Аверин.
- Про это…
- Что ж мне-то не сказал…
-А ты бы послушал? Не спустился бы в шахту?
- Сказать хочу тебе, Захар. Выберемся, – засылай сватов к Анне Ефимовне.
- Разрешаешь, значит? – насмешливо поинтересовался Захар.
- Разрешение моё вам не требуется… Просто там, на берегу, понял я: никого, кроме тебя, Анюта не любит. И никогда не полюбит – никого, кроме тебя.
- Почём же понял?
- По голосу её… По взгляду. Выберемся – засылай сватов.
-А выберемся?
-А то как же. Ждёт тебя Анютка. Ну… и я заодно с тобою: на счастье ваше посмотреть.
Глаза уже привыкли к кромешной темноте. Захар окинул взглядом глыбу породы, вздохнул:
- Не сдвинуть нам дуру эту…
-Не сдвинуть. А с этой стороны есть пространство.
Захар ощупал стену угля, покачал головою:
- Тут разве что гадюка проскользнёт… а не мы, богатыри.
- А коли богатыри, – чуток сдвинем глыбу.
- Толку-то. Дальше, к подъёму, ходу нет всё равно.
- К Анютке думаешь свататься?
-Думаю.
- Тогда и о том подумай, как выйдем на поверхность.
Захар понял:
-По штольне поднимемся? А к ней как выйдем?
Глыба породы неожиданно поддалась…
Инженер Аверин усмехнулся:
- Видно, молится Анютка твоя…
Захар перевёл дыхание:
- Откуда ей знать, – про то, что мы с тобою здесь…
-Видно, знает…
Непостижимо как, – только вышли к штольне.
Аверин опустился на землю:
- Дальше сам, Захар.
-Это как же – сам? – не понял Захар.
-Тебе сказано: иди. Я… мне отдышаться надо.
Владимир чувствовал, что теряет сознание…
Захар коснулся его лба. Ладонь стала липкой от крови…
Ненадолго инженер Аверин пришёл в себя. Строго велел Захару:
- Иди. – Через силу улыбнулся: – Драться нам с тобою больше не из-за чего.
- Не из-за чего, – согласился Захар. – Никуда я без тебя не пойду. Вместе спустились, – вместе и поднимемся. Сказать хотел… – голос Захара вдруг стал застенчивым: – Родит Анютка сына, – будешь крёстным.
Владимир поднялся, – ровно счастье, что так неожиданно захлестнуло, прибавило ему сил:
-Тогда… пойдём.
… Шахтёры спускались по штольне – шли наугад: никто не знал, в каком месте завалы…
Глазам не поверили, когда увидели инженера Аверина и Захара…
-Это… что ж выходит, мужики? – недоверчиво заговорил Анисим. – Анютка, выходит, правду сказала, – про то, что выйдут Захар и Владимир Андреевич?
- Не видишь?.. Правду и сказала. А мы с тобою… а мы, мужики, в пояс Анютке должны поклониться, – за то, что не пустила нас в шахту. Уберегла нас, выходит.
… Инженер Аверин не приходил в себя.
Приезжал фельдшер с Луганского Завода, осмотрел рану. Покачал головою:
- Крови много потеряно. В больницу нельзя его: не довезём. Тут лишь на Бога надежда.
Пелагея Макаровна, маманюшка Анюткина, готовила отвары и настои.
Анюта помогала маманюшке: научилась промывать и перевязывать глубокую рану.
Однажды на рассвете в хату Матрёны Степановны вошла барышня.
Хозяйка удивлённо сдвинула брови… Но тут же улыбнулась:
- Такою ты мне и виделась.
Барышня в дорожном платье заметно растерялась:
- Такою?..
- По буковкам на конвертах, – объяснила Матрёна Степановна. – Вот точно такою и видела тебя. – Как же славно, что приехала ты к нему!..
А приехала Екатерина Павловна…
Письма от Владимира больше не приходили.
А она всё равно ждала, – хоть и написал он:
-Другую люблю.
Простите.
Будьте счастливы.
Катенькиному батюшке всё равно довелось поехать с инспекцией на рудник. Маменька, премного довольная тем, что Катя согласилась выйти замуж за Василия Ильича, милостиво согласилась отпустить её с батюшкою: чего ж послушной дочери не посмотреть далёкие края, что по берегам реки Северский Донец… Раз уж про сватовство сговорено.
Хотелось Екатерине увидеть Владимира, – хоть издалека…
А получится встретиться, – пожелать ему счастья…
Вошла в горницу.
Синеглазая девушка, смуглая от здешнего степного солнца, поднялась ей навстречу.
А в Катином взгляде – грустноватая улыбка:
- Вот, значит, какая ты…
И Анютка поняла…
Покачала головою:
- Он тебя… полюбит. Ты красивая… и славная.
Анюта вышла.
Екатерина склонилась к Владимиру. А он нашёл её руку.
Батюшка был абсолютно счастлив: управляющий рудником Евграф Пантелеевич каждый день возил его на Северский Донец. Павел Фёдорович утверждал, что нигде нет такой рыбалки, как на Северском Донце…
Катенька сидела у постели Владимира Андреевича.
Он держал её руку в своей:
- Утомилась ты – со мною.
-Я не уеду, пока вы не поправитесь, – ответила Катя.
Владимир улыбнулся:
- Нет. Ты не уедешь, – потому что станешь моей женой.
Следующим летом Анюта родила сына.
Владимир Андреевич каждый день заходит проведать крестника и тёзку своего.
И бывает очень счастлив – бережно-бережно, в своих сильных руках, убаюкать кроху.
Дочушку Владимира Андреевича и Екатерины Павловны Анною нарекли.
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Навигация по каналу «Полевые цветы»
