На вечерней службе Захар незаметно смотрел на Анютку.
В сиянии свечей порою не узнавал её…
Не виделись с Троицы.
А нынче перезванивались в лужицах тонкие льдинки, и под инеем клонилась к земле доцветающая полынь.
Губы Захара трогала обескураженная улыбка: та ли это Анютка, – что на Троицу была в девчоночьем ромашковом венке…
Ещё и оттого казалась Анютка такой повзрослевшей… что не только он смотрел на неё.
Неподалёку стоял горный инженер Аверин.
Владимир Андреевич не просто смотрит на Анюту – любуется ею… И его усталый взгляд будто светлеет.
Недовольно хмурил брови Захар – в досаде, что не он один заметил, как повзрослела Анютка.
После службы – к немалому удивлению Захара – инженер Аверин учтиво поклонился Анюте и Пелагее Макаровне.
Ещё больше удивился, когда и Анюта ответила Владимиру Андреевичу поклоном.
Пелагея Макаровна перевела любопытный взгляд с дочери на инженера Аверина.
Захар поспешно подошёл к ним. Молча кивнул Владимиру Андреевичу, негромко, в простой уверенности – чтоб инженер понял: это так и надо, дело обычное… – сказал Анютке и её матери:
- Темнеет. Провожу вас до калитки.
Пелагея Макаровна с Анютиной крёстною шли впереди.
Инженер Аверин остался у церкви – разговаривал с шахтёрами.
Захар как-то несмело улыбнулся:
- Не забыла меня, Анютка?
- Не забыла, Захарушка. Каждый день о тебе думаю. Что ж не приходил так долго?
-Я тоже вспоминал тебя… каждый день. А прийти не получалось: работы много было в шахте. Я крепильщиком работаю. Это, Анютка, – кровлю шахтную крепить, чтоб обрушения не случилось. А нынче охота мне в зарубщики перейти: самому, своими руками, горюч-камень рубить, – силу его чувствовать… И свою силушку показать ему.
Анюта остановилась, платок поправила:
-Страшно в шахте-то, Захарушка?
Захар тоже остановился, сломил высохший стебель придорожного осота:
- Как тебе сказать, Анютка… Сила шахты такова, что нам ещё не известна. И норов её ещё постигать надобно: своенравна она… и не всегда угадаешь, чего ждать от неё в следующую минуту. Только, знаешь… Как поднимемся наверх – тут же снова назад, в шахту, тянет. Хоть и устал – еле на ногах стоишь… А тянет – снова спуститься. – Захар вдруг с какою-то счастливой мальчишеской улыбкою сбил на затылок фуражку: – А знаешь, какое имя у шахты нашей?
Анютка вспыхнула… Хорошо, что темнело.
Сердце забилось:
- Имя?..
-Ну, да: имя. – Захар говорил о шахте с такою любовью и гордостью, будто была она существом живым… и очень близким ему по душе… – Шахта без имени – не шахта… Так, – копанка. У шахты должно быть имя, название. Вот как у нашей шахты: «Анна».
Анюта затаила дыхание… Вспомнила, как сказал горный инженер Аверин:
- А пока растёшь… – мы здесь шахту построим. И имя шахте будет – «Анна».
Немало дней миновало – с тех пор, как Анютка показала приезжим из Питера рудознатцам, в каком месте на южном склоне балки той небывало морозною зимою собирала она горюч-камень… Выходит, – сбылись слова Владимира Андреевича: шахта построена…
Шахта – «Анна»: выходит, – не забыл он своего обещания…
Захар увлечённо рассказывал о том, что нынешнею осенью с шахты «Анна» отгрузили первый уголь – на Литейный завод, что на реке Лугань.
А Анюта улыбалась – в застенчивой радости…
У калитки Захар взял её за руку:
- Помнишь ли разговор наш, – когда мы с тобою за курган, на тот край степи, ездили?
Анютка опустила глаза:
- Помню, Захарушка…
Захар чуть сжал её ладонь:
- Так знай, Анютка: жду я… дни считаю, когда тебе шестнадцать исполнится. Женою моею будешь. – Усмехнулся, – тревогу скрыл: – Коли не побоишься женою шахтёра стать, – чтоб ждать меня из шахты.
- Не побоюсь, Захар. И ждать буду.
…Катенька смешалась под укоризненным матушкиным взглядом…
Елизавета Михайловна вздохнула, покачала головою:
-Что же, Катя: неужто ты всех подруг хуже?.. Уж все замужем… Лишь ты…
- Не все, маменька, – возразила Катя. – Варвара, Настя… Дусенька, Василиса…
- Тебе чего на них равняться! – нахмурилась Елизавета Михайловна. – К Дусеньке с Настей и сватов-то ни разу не было… Варвара моложе тебя – на полгода, а Василиса в девках засиделась. К тебе-то сваты – чуть ли не каждый день. Чего ждёшь? Разве нельзя выбрать? Неужто ни один по сердцу не пришёлся? Вот хоть Дмитрий Евсеевич – из Телеграфного ведомства… Или Алексей Константинович, сын купца Железнякова… Чем плох тебе Матвей Панкратович из Управления путей сообщения? А Василий Ильич – из Горного Департамента? Ты отказала Алексею Константиновичу… А он тут же посватался к Даше Астафьевой. И – что ж?.. После Святок уж венчание назначено. Евпраксия Фёдоровна сказывала, что Дмитрий Евсеевич намерен заслать сватов к Машеньке, её племяннице.
- И хорошо, маменька, – равнодушно заметила Катя.
-Может, и хорошо… Да ты-то с чем останешься?.. Тебе уж семнадцатый год. Того и гляди: станут за спиною пересмеиваться: долго Екатерина Павловна выбирает… И тот – не по ней… и этот. Как бы не вышло, что сама-то никому не нужна.
Катя промолчала. Сдержалась, чтоб не ответить маменьке:
- Уж выбран. Один-единственный. И никто, кроме него, не нужен мне…
Когда получила первое письмо от Владимира, – в волнении даже не смогла конверт распечатать… Матушка тогда взглянула с любопытством:
- Письмо?.. – Протянула руку: – От кого же?
Катя растерялась, до слёз покраснела. Сбивчиво пролепетала:
- Это, маменька, так…
Елизавета Михайловна властно повторила:
- Подай-ка мне конверт.
Взглянула на обратный адрес. Брови её изумлённо взлетели…
Катя заторопилась:
- Это… Это от Владимира… от Владимира Андреевича письмо. Помните, маменька?.. На Рождественском балу он пригласил меня танцевать… А потом…
- Вот чувствовала я… Сердцем чувствовала: не следует позволять тебе танцевать с ним. Да сестрица Ефросиния Михайловна улыбнулась тогда: мол, смотри, Лизонька, как хороши они оба – Катенька наша и этот молодой человек в горной форме. Пусть потанцуют: для того же и бал. А моё сердце чувствовало!
- Что же оно чувствовало, маменька?
- А то и чувствовало!.. Ежели у него были серьёзные намерения, – отчего не посватался к тебе? Отчего уехал – Бог весть куда… и зачем. Что не служилось ему в Петербурге?
- Владимир Андреевич, маменька, – горный инженер.
- И что из того?
- В Петербурге нет шахт. А ему хотелось на шахте угольной работать.
Елизавета Михайловна поперхнулась:
- Предостойное желание!.. Мне лишь остаётся сказать: ты долго выбирала, Катя. – Распечатала конверт, пробежала глазами письмо. Взглянула на дочь: – И то хорошо, что пишет он тебе не о свадьбе… А лишь о цвете неба на рассвете. Выброси его из головы: не жених он тебе.
Потом, наедине, Катенька не раз перечитывала столь долгожданное… заветное письмо… Была счастлива – от каждого слова, написанного Владимиром. Сердце взлетало: значит, получил её письмо… Значит, прочитал…И – ответил…
А счастье незаметно сменилось горьким пониманием: ответил… Но – будто не заметил её признания… Писал о том, что пробы показали: уголь на берегу Северского Донца – высочайшего качества… О том, что Северский Донец сильнее, красивее и величественнее Невы…
И – ни слова… ни слова в ответ на самое сокровенное в её письме: я думаю о том, что полюбила Вас…
В отчаянии Катя решила, что не станет отвечать Владимиру…
Не сбылось… О чём же писать.
Только всё равно перечитывала его письмо…
И – отважилась: отчего ж не ответить. Обыкновенная учтивость велит – на письма отвечать.
А вдруг он… ждёт.
В девичьей надежде думала: из-за скромности своей не стал писать Владимир о любви…
И снова было счастье: ожидание его ответа.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Навигация по каналу «Полевые цветы»
