(Продолжение). Начало вот тут. Дорогие читатели, вчера обещала написать продолжение истории про безумную любовь. Конечно, эти воспоминания разбередили мне душу. Вообще, заметила, что прошлое может "питаться" нашей сегодняшней энергией. И хорошо, если мы "кормим" его ею не просто так, а стараясь извлечь из этого мысленного путешествия в минувшие годы какую-то пользу. Опыт. Умение не наступать на старые грабли, как минимум.
И, уж если раскопала я эти тяжелые в эмоциональном плане воспоминания, открыла гештальт, нужно его и закрыть. И я опять буду обращаться к сохранившимся главам неопубликованной и почти полностью уничтоженной повести "Взрослая кожа".
О том, что было потом
…Потом Света со Снежаной ликвидируют последствия цунами, землетрясения и конца света в отдельно взятой комнате, а я отмываю душу и лицо в общественной умывалке. Горячей воды в кране, естественно, нет, и холодные злые капли не успокаивают, а, наоборот, жестоко бьют по оголенным нервам. Кажется: еще чуть-чуть – и они порвутся, как неумело намотанные на гитарные колки струны.
Мне необходимо найти где-то в глубине себя точку покоя. Точку, похожую на крохотную зажженную лампадку с ровным, теплым пламенем. Хотя бы просто огарочек свечи с живым пламенем.
И мысленно пропустить через нее свои злость, обиду, гнев, раздражение. Очистить душу от копоти, как печную трубу.
Господи, ну почему у меня все не так, как у нормальных людей? Людей, похожих на равнобедренные треугольники. Надежное прочное основание и две идеально ровные и равные линии, красиво смыкающиеся в точке вершины. Вот он, идеальный графический символ гармонии.
А я, скорее, похожа на тетраэдр, состоящий из ломаных, неправильных, непредсказуемых линий.
Что со мной не так? Почему я не смогла довериться мужчине, не позволила ему хотя бы попытаться сделать меня счастливой? Мои мысли перепрыгивают на новую траекторию: «О господи, как он там? Где он сейчас? Куда он пошел – в чужом городе? С окровавленными руками?»
…Слезы становятся другими. Теперь они не острые, обжигающие едкой обидой, маленькие злые льдинки, а соленые, теплые и большие капли сострадания.
Это слезы за человека, которого я не смогла понять и принять. Которому невольно сделала очень больно… Ну вот, опять...
Память… Я прошу тебя… не надо! Мы же с тобой договорились похоронить тот эпизод… «Я полагаю, торг здесь неуместен, - беспристрастно отвечает мне память. - Это уже второй раз, девочка, второй раз за твою коротенькую жизнь. Ну, вспоминай, вспоминай... И думай!"
Я вытираю слезы и заставляю себя вспомнить еще одну историю из своей юности.
Его звали Ричард
Это случилось в самом начале первого курса. В один ничем не примечательный сентябрьский вечер он, как ни в чем не бывало, вошел в нашу с Кнопочкой (Кнопочка - это моя соседка по имени Фарида, которая поступила на татарское отделение филфака) комнату. Она была не закрыта на ключ. Когда жильцы были дома, двери в общежитские комнаты как-то и не принято было запирать.
Незваный гость огляделся… и решил сделать привал. Я не очень отчетливо запомнила, долго ли у нас пробыл этот странный человек. Но в памяти осталось неизгладимое первое впечатление: дверь открывается, и прямо над косяком появляется наклоненная голова. Два метра и четырнадцать сантиметров. Это я потом узнала его рост. Чуть вьющиеся, очень светлые волосы, белесо-голубые, чуть навыкате, глаза, с характерной арийской горбинкой нос.
- Ричард. Меня зовут Ричард. Не бойтесь меня. Все хорошо…
Он садится за стол, и его глаза превращаются в двух залегших в кустах снайперов, выслеживающих объект. В комнате повисает напряженность. Чтобы ее разрядить, я наливаю чай, кладу на блюдце печенье и ставлю угощение перед Ричардом. Он медленно пьет чай, я постоянно ощущаю себя «под прицелом».
«Улыбайся. Не делай резких движений», - интуиция выбирает самую безопасную тактику поведения. Улыбка получается не очень убедительной, но движения становятся нереально плавными, почти медитативными…
Ричард молча пьет чай. И потом он уходит. Так же внезапно, как и пришел. Оставив в воздухе легкий запах своих сигарет и немой вопрос: "Что это было?!".
Через несколько дней ситуация повторилась. Со второго или третьего визита он начал разговаривать с нами. Вернее, со мной. Потому что Кнопочка могла лишь открывать и закрывать округлившиеся глаза, моргая ресницами, как мягкая германская кукла, - механически и молча.
Мы узнали, что Ричард служил в Афгане. Был контужен. Сейчас проходит период реабилитации. Выражение «афганский синдром» появится чуть позже, а мы наблюдали его вблизи, одними из первых, летом 1987 года.
Ричард – истинный ариец. Его дед воевал на стороне Вермахта. Попал в плен, добросовестно работал, в конце пятидесятых получил возможность вернуться на родину, но предпочел остаться в России. Нашел себе этническую немку, из поволжских, худо-бедно слепил жизнь.
Ричард тоже хотел слепить жизнь. Как-нибудь. Как можно быстрее. Но ему не хватало материала. И я чувствовала, что становлюсь потенциальным кусочком пластилина в его глазах. Они все меньше походили на снайперов.
- Мне нужно твое лицо. Я с первой минуты понял, что оно мне необходимо, чтобы вернуться «оттуда». Ты понимаешь?
Я кивала головой, но как-то не очень радостно и убедительно.
Исчез Ричард так же внезапно, как и появился. Мы с Кнопочкой сделали глубокий протяжный выдох. А через три недели я получила странное письмо, написанное какими-то едва читаемыми каракулями. Ричард писал, что находится в больнице, у него инсульт – последствия контузии. Сообщал номер палаты и умолял приехать к нему. Я тут же сорвалась с места, поехала искать эту чертову больницу, в незнакомый и пугающий пригородный район Казани - Соцгород, хотя ничего большего, кроме человеческого сочувствия, к Ричарду не испытывала…
…Крохотная больничная палата на двоих, сосед тактично выходит в коридор. Возле кровати Ричарда стоит капельница. Сам Ричард лежит на кровати, его ногам явно не хватает этой длины, и они неловко и криво согнуты в коленях. Его лицо настолько бледно, что сливается цветом с застиранной сероватой больничной наволочкой и напоминает чуть ассиметричную восковую маску. Он пытается мне что-то сказать. Получается не очень отчетливо, но смысл фразы долетает до меня мгновенно:
- Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Мы пойдем в ЗАГС подавать заявления, как только я выйду из больницы. Скажи мне «да», иначе я умру… В свадебное путешествие поедем в Польшу, к моим родстве…
…Комок застревает в моем горле… Не дослушав, я, как рак, пячусь назад, к двери… Мгновение – и ноги бегут по больничной лестнице. Я не могу! Не хочу! Это не моя жизнь! Я не хочу – такую!!!
....Чувство стыда за малодушие накатывает на меня, когда я разбираю постель в комнате общежития. Смотрю на собственную уютную подушку в домашней наволочке с розовыми бабочками, и представляю на ней безжизненно-восковую голову Ричарда... Как он там? Полуживой? Без надежды, без спасительной соломинки?
…Пальцы выдавливают таблетки из блистера одну за другой. Десятая, двадцатая, пятидесятая… Не запивая. Не чувствуя онемения и горечи на границе языка и неба. Сейчас перестанет нестерпимо жечь за грудиной. Сейчас. Потерпи еще капельку, девочка. Вспышка света, и вот уже это светлое пятно отдаляется, растворяется, становится недоступным для восприятия…
Сознание обрывается, и наступает всеобъемлющая спасительная темнота…
Жизнь продолжается
Утро. Звуки за стеной. Общежитский муравейник медленно оживает, приходит в движение. Я не очень понимаю, на каком я свете. Удивленно смотрю на тумбочку, на пол, заглядываю под кровать. А где пустые блистеры из-под таблеток? Я же выпила их не меньше сотни?!
Кнопочка с удивлением смотрит на меня:
-А что ты ищешь?
И тут до меня, наконец, доходит, что это был сон. Очень подробный и явственный сон, в котором мое подсознание прокрутило один из вероятных сценариев развития событий.
- Что я ищу? Вчерашний день, Фаридуш! Я ищу вчерашний день. Ты его случайно не видела?
Кнопочка счастливо улыбается моей шутке. Милая, наивная девочка. Что бы с ней случилось, решись я и впрямь наглотаться таблеток?! А с мамой?! Я кладу голову на подушку, закрываю глаза и говорю сама себе беззвучно, но очень отчетливо: «Милая Таня! Поклянись себе раз и навсегда: никогда, ни при каких обстоятельствах ты не вспомнишь, что в русском языке существует это страшное слово на букву "с". Отныне и навсегда оно вычеркнуто из твоего лексикона и из твоей памяти».
…Через два года я увидела Ричарда снова. Это произошло случайно, в Парке имени Горького. Он шел по аллее и толкал впереди себя детскую коляску. Рядом с ним шла высокая темноволосая женщина, чем-то едва уловимо похожая на меня. Ну вот же, как и хотел - слепил жизнь. Жена, ребенок. Все хорошо у человека!
Наконец, я чувствую, что могу вернуться в свою комнату. Слезы кончились. Я убеждаю себя в том, что и у Володи без меня все будет хорошо. Перебесится, забудет. Или все-таки нет?
Голос из прошлого
Пройдет еще шесть лет, прежде чем я узнаю ответ на этот вопрос. Но до этого мне предстоит выйти замуж, сменить фамилию, поменять место жительства, устроиться на работу.
Вот там-то, на работе, меня и настигнет голос из прошлого.
Я не спутала бы это «Алло» ни с каким другим даже через сто лет… Какая-то «добрая душа» опять сдаст мою жизнь Володе со всеми потрохами, включая рабочий телефон в редакции. Тот самый, на который звонят старушки с социальными проблемами. И я, как редактор отдела этих самых социальных проблем, пытаюсь им помогать их решать. Взывая к совести и компетентности чиновников. Володя будет звонить по десять-двадцать раз на дню, неся абсолютную околесицу и внося нервозную сумятицу в работу редакции. Коллеги будут меня страховать, прикрывать, брать хотя бы часть этих звонков на себя. Последний его звонок они возьмут на себя тоже:
- Молодой человек, вам больше незачем звонить на этот телефон. Она родила ребенка и ушла в декретный отпуск. Минимум полтора года ее рабочее место будет свободным.
…Через три дня после этого разговора он выйдет на балкон и пойдет гулять по звездам. Его безжизненное окоченевшее тело на снегу обнаружит наутро дворник.
Я узнаю об этом совершенно случайно через полгода после его смерти. От девушки-фотографа, которую мне порекомендовали, чтобы сделать несколько снимков моего сына. Она специализируется на съемке малышей. После фотосессии мы с Любой разговоримся за чаем. Начнем, как это водится в провинциальных небольших городках, искать общих знакомых, и выяснится, что Люба училась на физфаке, где Володя преподавал, пока ему не дали инвалидность по психиатрическому заболеванию.
- Говорили, что он долгое время никуда не выходил, и все время накручивал диск телефона. Еду ему приносила какая-то дальняя родственница. А однажды зимой он просто вышел с балкона.
Люба рассказывала мне об этой трагедии со спокойным, даже равнодушным выражением лица, по которому я поняла, что прощальной записки со словами «В моей смерти прошу винить….» не было.
А я переваривала его трагический уход из жизни еще неделю. Должна ли я была принести себя в жертву его болезненной мании? Погубить свою жизнь, чтобы спасти его? А если бы погубила обе жизни? Ведь наверняка, если бы наша история обросла совместным бытом (даже представить такое страшно), я в его глазах сошла бы с пьедестала, перестала быть его идеалом. И что случилось бы тогда? Новая мания? Новый объект преследования? А что было бы со мной? Нет, все правильно я сделала тогда. Иначе и быть не могло! Я выбрала спасать себя. Как и тогда, с Ричардом. Но Ричард, очевидно, не был сумасшедшим и одержимым. Он переболел Афганом. И начал жить. А Володе должны были помочь психиатры. Я не могла и не должна была вешать на себя одержимого! В его смерти нет моей вины. И я закрываю эту тему навсегда!
🧡 Татьяна Гольцман и мой канал Ноктюрн души на струнах жизни. Присоединяйтесь!
