- Ты понимаешь, - сказала одна знакомая, прочитав мою предыдущую статью про маму, кричащую на испачкавшегося сына. – Как, вероятно, было тяжело этой маме. И то, что ребенок испачкался, могло быть последней каплей, после которой она просто не выдержала. Ведь бывает так, что проблемы валяться и валяться, как снег на голову, и хочется просто иногда закричать, закрыть голову руками и забиться куда-нибудь в угол. А так-то она наверняка его очень любит!
Кончено, я понимаю. Но хотелось бы сказать, что эта мама уже взрослая женщина, которая, по идее, уже могла бы себя контролировать, а не перекалывать тяжесть вероятных проблем на ребенка.
Но я этого не скажу.
Человек кричит от ужаса. И, скорее всего, в той ситуации с мамой и измазавшимся сыном не какие-то там пятна на шортах заставили маму кричать. И не вероятный ворох проблем. А тот ужас, который у неё вызвали спровоцированные ситуацией переживания.
Потому что под влиянием даже незначительного триггера человек может провалиться в свое травматическое «там и тогда». И эта мама попала куда-то туда, где ей быть такой - неидеальной, не справившейся, не проконтролировавшей ситуацию - невыносимо страшно и стыдно.
Я уже как-то писала, что в экстремальных ситуациях происходит рассинхронизация работы отделов головного мозга – рептильного, среднего мозга и неокортекса.
Если человек постоянно находится в стрессе, то рано или поздно он привыкает реагировать на опасность – любую – рептильным мозгом, то есть мгновенно, автоматически. А на работу других отделов мозга – среднего и неокортекса – ресурсов не хватает, и они часто начинают выполнять свои функции – рациональной оценки происходящего – достаточно формально.
Ну вот и эта мама реагировала мгновенно и автоматически. Контакта с сыном при этом у неё не было, его реального она вообще не видела – не осознавала его возраст, особенности, незначительность произошедшего и чрезмерную бурность своей реакции. Она была в «там и тогда» - попала в перенос, эмоционально регрессировала туда, где остались непрожитые чувства и незавершенные травматические ситуации её детства.
И именно перенос – этот тот – мне понравилось где-то встреченное выражение - «насос из прошлого», который подпитывает её «агрессивное Я».
А сын был всего лишь внешним объектом, на который злость из прошлого была спроецирована.
В общем-то она могла направить всю агрессию и на себя, начав гнобить себя как родителя, обзывая себя последними словами за то, что не смогла уследить за ребенком. И, кстати, не исключено, что так и сделала.
Но одно другому не мешает. Агрессивные нападки на внешний объект помогают его контролировать, чтобы в будущем сделать его поведение более предсказуемым – чтобы он вел себя как надо ей и соблюдал комфортную для неё дистанцию.
А вот любит ли она его при этом… Вполне возможно. Но любовь любви - рознь.
Давайте об этом в следующий раз.
Автор: Юлия Ивлева
Психолог, Консультации в гештальт-подходе
Получить консультацию автора на сайте психологов b17.ru