Глава 64
На следующее утро первым делом вызываю Вежновца для консультации, потом иду навестить Колю.
– Кто с моими родителями? – слабым голосом интересуется юноша.
– Доктор Вежновец. Он кардиохирург.
– Я ведь сказал, что не хочу операцию.
– Тогда тебе было очень больно, вот ты и сделал неправильный вывод, – пытаюсь объяснить.
– Я не передумал, – упрямится пациент.
– Без пересадки ты не выживешь. Я надеялся дожить до выпускного. Но если не смогу... Что ж...
– С новым сердцем доживёшь.
– Вы знаете, каково это, когда вам разрезают грудь?
– Нет. Но я знаю, каково, когда… – вспоминаю тот страшный вечер, когда погиб Артур, а меня сильно ранила Ирина Маркова. Но, конечно же, мальчику я этого рассказывать не стану.
– Я так устаю, что с трудом захожу в класс. Я пью таблетки каждые два часа. А побочные эффекты меня уродуют. Оно того не стоит.
Оставляю Колю, чтобы послушать, о чём Вежновец говорит с родителями.
– Он первый в списке на пересадку? – спрашивает кардиохирурга мама Коли.
– Да. Остаётся ждать сердце со сходной тканью.
– В прошлый раз мы ждали целый месяц, – говорит Григорий Максимович.
– Теперь он постарше, и у него больше шансов, – добавляет Елена Борисовна.
– Извините, – вклиниваюсь в беседу, – но Коля не хочет новое сердце.
– Мы же объяснили, – замечает мать.
– Он всё обдумал. У него есть веские причины, вам нужно послушать его.
– Ему 16, – говорит отец.
– И он устал так жить.
– Я не сдамся, даже если он устал! – с горечью и упрямством говорит мать.
– Я передала вам слова Коли.
– Я понимаю, – кивает Елена Борисовна. – Но нашего решения это не изменит.
– Эллина Родионовна! У Коли остановилось сердце! – быстро говорит медсестра, выглядывая из дверного проёма.
– О, Господи! – мать мальчика в страхе закрывает лицо руками, отец бледнеет.
Вместе с Вежновцом забегаем внутрь. Одна медсестра делает непрямой массаж. Хватаю дефибриллятор.
– Триста вольт! Разряд!
– Нужно интубировать!
– Заряжайте!
– Готово.
– Разряд!
– Есть. Без изменений.
– 360.
– Надавите на перстневидный хрящ.
– Я вошла.
– Разряд!
– Есть. Есть ритм! Слабый радиальный пульс.
– Открой глаза, Коля. Ну же, Коля, приди в себя, – говорю мальчику, выдохнув.
– Лёгкие дышат хорошо, – сообщает Вежновец и добавляет, что пациент не реагирует на боль.
– Остановка сердца короткая. Он оклемается, – произношу.
– Возможно, – недоверчиво соглашается Иван Валерьевич.
***
Денис мечтательно закрыл глаза. До начала смены ещё шесть часов, есть время как следует выспаться после бала. Но сначала хочется снова прокрутить в памяти самые приятные моменты. Начиная с того, как он пришёл к Оле Великановой домой, а она встретила его в деловом платье. Очень симпатичном, но совершенно неподходящем для светского мероприятия. Потому фыркнула и побежала переодеваться.
Ординатор остался в гостиной. Увидел фотографию на стене. Подошёл, рассматривая.
– Кто это с тобой на пляже?
– Алёша, мой брат, – послышался голос.
Денис прошёлся по комнате. Заметил букет. Потрогал.
– Никогда не понимал, что хорошего в сухих цветах. Они ведь мёртвые, – заметил.
– Они умирают, когда их срезают.
– Но тогда они красивые.
– Мёртвые тоже красивые.
– Да… То есть мне интересно.
– Что интересно?
– Почему бы не купить свежие цветы?
– Потому что в сухих есть что-то грустное и мрачное, – заметила Оля.
– Да, ты любишь грусть и мрак?
– Да, – немного с вызовом ответила девушка.
– Ну вот… – она вышла из спальни и остановилась в нерешительности, ожидая того, как оценит Денис её внешний вид. Теперь на ней было вечернее платье. На открытые плечи девушка набросила палантин.
– Ты что-то нашла, очень мило, – улыбнулся Денис.
– Платье подружки невесты. Я недавно была на свадьбе.
– Оно тебе идёт, – сказал ординатор.
– Ты врёшь, – смутилась Оля, чуть краснея.
– Нет, нет, честно. Вряд ли это кто-то видит, но оно словно шито для тебя.
– Ладно, теперь я точно знаю, что ты врёшь, – снова показала характер девушка. Хотя Денису показалось, она польщена.
– Пошли.
Когда они оказались на улице, Оля ахнула, заметив припаркованный у подъезда автомобиль представительского класса – самый настоящий чёрный лимузин.
– Денис! – тихо сказала она. – Что это?
– Ты хотела поехать на метро? – усмехнулся ординатор, довольный произведённым эффектом.
– Ты не отвезёшь меня в аэропорт, сказав, что вечеринка в Париже?
– Нет, мы будем в Питере, обещаю, – сказал Круглов и, подойдя к машине, отворил дверь, запуская внутрь свою спутницу.
– Я прожила в Питере несколько лет, но никогда не была... – Оля хотела продолжить, но забыла название места, куда они оба направлялись.
– В Александровском саду, – напомнил Денис.
Оля кивнула.
– Мои родители любят это зрелище. Но всё будет не так уж и пышно. Пара человек и все. Это как спектакль.
– Спектакль? – удивилась Оля.
– Конечно. Любой светский раут – спектакль. Есть актёры, сценарий, звучит музыка.
– Ты с детства так развлекаешься? – усмехнулась девушка.
– Да, всё как обычно. Если тебе не понравится, уйдём через полчаса.
– Мне понравится, – заметила Оля.
Глядя на неё и украдкой любуясь, Денис вдруг подумал, что, судя по сверкающим глазам его спутницы, ей в самом деле очень понравится. И что теперь она напоминает Наташу Ростову, которая трепещет в предвкушении своего первого бала.
Потом они несколько часов кружились среди нарядно одетых людей под мелодии старинных вальсов, пили шампанское, наслаждаясь обществом друг друга.
***
После того, как состояние Коли удалось привести в норму (если это вообще можно так назвать) иду проведать епископа.
– Я не забыла о вас. Ваши ферменты в норме.
– Я видел вас с тем мальчиком, – кивает владыко на стену, за которой палата, где лежит Коля. – Простите, заглянул в дверной проём.
– Да, – отвечаю кратко, поскольку не знаю, что добавить об этом и меняю тему. – Скоро вас повезут на эхокардиограмму.
– Это потрясающе, – тихо говорит священник. – Вы его оживили.
– Да. Без операции это ему вряд ли поможет.
– А что ему нужно?
– Донорское сердце. Но даже если найдём, есть другая проблем: он не хочет.
– Но он так молод. Ведь есть новые разработки. Надо бороться, – замечает отец Серафим.
– Могу то же самое сказать вам, владыко, – замечаю с лёгкой иронией.
– Я борюсь.
– Неужели? Говорите, что нужно продлить ему жизнь, а сами приближаете свою смерть.
– Я не жажду умереть, доктор Печерская. Но я также не хочу быть дряхлым и беспомощным. Быть бы таким же мужественным, как тот мальчик.
– Думаю, вы ещё мужественнее, – говорю искренне.
– Правда? – удивляется владыко.
Киваю.
– Я хотел подавать людям пример. Служить им и Господу, пока будут силы, а потом отправиться на тот свет спокойно и смиренно. Но иногда, молясь в одиночестве или пытаясь уснуть, я не могу совладать с собой. Я не должен испытывать это чувство, – проникновенным голосом говорит владыко.
– Какое чувство?
– Страх.
Я не знаю, что ответить на это. Не сильна в философии и богословии, поэтому просто оставляю владыку. И, – надо же! – в отделение прибывает личный доктор священника. Сразу же выясняется: он никакой (как я прежде подумала) не рядовой доктор из муниципальной поликлиники по месту жительства, а очень даже стильно и дорого одетый дядечка лет 50-ти, в деловом костюме-«двойке», поверх которого кашемировое пальто. Очки в тонкой золотой оправе, ухоженное лицо, аромат настоящего парфюма. Представительный господин называет себя:
– Я Генрих Карлович Брюнинг, личный доктор Его Преосвященства.
Представляюсь и сразу перехожу к делу.
– На прошлой неделе я дала ему два препарата против артрита.
– На прошлой неделе? – удивляется коллега.
– Да, он здесь второй раз.
– У него диабет. В прошлом году со стероидами он попал в реанимацию.
– Я этого не знала.
– Поэтому вы должны были связаться с его врачом. То есть со мной.
– Я хотела. Но владыко заявил, что вы уехали в отпуск.
– Верно. Только я вернулся четыре дня назад. Какой у него уровень сахара?
Говорю, и Брюнинг недовольно качает головой.
– Вы разрушаете его глаза, почки и кровообращение.
– Теперь, зная это, я проверяю, не повреждены ли другие органы, – начинаю злиться.
– Я лечу отца Серафима уже 15 лет. Ему не нужен другой врач.
– Скажите это ему, ведь он сам пришёл к нам.
– Под этим облачением скрывается обычный человек…
– …которому грозит смерть, – перебиваю Генриха Карловича.
– И он требует лекарства.
– Он хочет чувствовать себя лучше.
– Это невозможно, – вздыхает коллега. – Где он?
Провожу его в палату к владыке. Но сама присутствовать при их разговоре не хочу. Пусть сами сначала разберутся. Стоит остаться одной, как тут же рядом оказывается Вежновец.
– Коля не спит? – сразу перехожу к тому, что важнее всего.
– Нет, пришёл в себя, легко прошёл тест на интеллект.
– Куда его переводят?
– Думаю, надо сразу в реанимацию.
– А сердце?
– Я порекомендую трансплантацию.
Иван Валерьевич подходит к лифту. Туда же привозят Колю на каталке. Он интубирован. Замечает меня и смотрит в глаза, не имея возможности даже слова сказать, как приговорённый к смертной казни с кляпом во рту, умоляющий одним только взглядом избавить его от долгих страданий. Я понимаю усталость мальчика от мучений. Но что могу? На его стороне никого. Ни родителей, ни закона.
– Иван Валерьевич… – начинаю робко.
– Да?
– Коля просил не делать этого.
– Он несовершеннолетний. Решает его родители.
– Зная это, вы направите его на операцию?
– Эллина Родионовна, он подросток. Что они знают о жизни? Потом он скажет нам спасибо.
Я смотрю, как Колю увозят в лифт и думаю: «Что, если Вежновец прав?» Ухожу, чтобы узнать, о чём владыко договорился со своим лечащим врачом. Застаю священника одевающимся.
– Генрих Карлович в понедельник направит вас на другие тесты.
– Он вас отчитал?
– Был очень зол, да.
– Он обожает меня лечить, а вы вмешались, – улыбается епископ.
– Я ему сказала, что ваши ЭКГ и ферменты в норме.
– Спасибо, доктор Печерская. За лечение и за внимание.
– Пожалуйста.
Он направляется к двери. Останавливается и спрашивает, оборачиваясь:
– Я видел, как увезли мальчика. Значит, будет операция?
– Да.
– Мне его очень жаль.
– Мне тоже, – молчу некоторое время. Потом спрашиваю: – Вам все ещё нужны стероиды?
– Я хочу работать, – отвечает владыко.
Молча достаю бланк рецепта и выписываю. Как доктор нужен своим пациентам, так и священнослужитель – своим прихожанам. Потом смотрю на часы. Почти шесть. Это значит, мне пора в кабинет, где состоится передача денег и всё с этим связанное. Хочется надеяться, что ко мне не вломятся бойцы ОМОН, не положат всех лицами в пол, тыча в спину стволами автоматов. Видела, как это в кино происходит.
Захожу к себе и сижу. Просто жду, поскольку нервы на пределе, и в такие моменты невозможно думать о чём-то другом. Даже выполнять самые простые действия вроде заполнения карточек пациентов или таблицы с цифрами показателей для отчётности. И вот я смотрю на часы. Ровно шесть. Пять минут седьмого, десять, двадцать… Мне становится понятно, что ничего не произойдёт. Но что могло случиться?! Очень страшно.
Иду в регистратуру и наблюдаю картину: там стоит Матильда Яновна Туггут, мой новый заместитель, навязанный бывшим главврачом Вежновцом, и буквально распекает за что-то администратора Дину Хворову. Подожду, здороваюсь и спрашиваю, что происходит.
– Сегодня моя первая смена, Эллина Родионовна, – говорит Туггут, окатывая меня ледяным взглядом. – Я вышла на работу, и что же вижу? Администратор одета, как… женщина низкой социальной ответственности! – она тычет пальцем в Дину. – Это недопустимо!
Смотрю на Хворову. На той медицинский халат, он расстёгнут, поскольку в отделении жарко, под ним – короткая, чуть выше колен элегантная юбочка. У Дины от обиды дрожит подбородок.
«Началось в колхозе утро», – думаю недовольно.
– Матильда Яновна, пройдёмте ко мне в кабинет, – приглашаю зама.
Заходим, и я сразу же поясняю: Дина – прекрасный работник. Это раз. Дресс-кода в клинике нет. В отделении – тем более. У нас работают воспитанные люди, знающие, что такое медицинская этика. Это два. Потом сразу меняю тему, чтобы перейти к обсуждению текущих вопросов. Говорю всё жёстко и равнодушно. Пусть эта фифа не думает, что я стану ей тут помогать. Чем быстрее избавлюсь от неё, тем лучше.
Вскоре Туггут, покрасневшая от злости, выскочила из моего кабинета. Сразу за ней телефонный звонок. Голос прокурора довольный и насмешливый:
Голос Пулькина довольный и насмешливый:
– Спасибо, доктор, за помощь.
– То есть?! – спрашиваю ошеломлённо.
– Деньги ты взяла. Сына я отмажу. Пока! – кладёт трубку.
Я смотрю на телефон в глубочайшем шоке.
Рекомендую книгу для души!
– Ваша жена не очнётся. То есть практически нет шансов, что ребёнок выживет.
– Вы хотите сказать, что я должен отказаться от жены и ребёнка?
– Единственное, что мы можем сделать – это поддерживать текущее состояние.
– Что произойдёт, если вы его поддержите?
– Предположим, что произойдёт чудо.
