Глава 89
Дмитрий
Утром, сделав на балконе разминку, иду на кухню. Там Алексей Петрович колдует, сооружая бутерброды.
– Уже уходите? – спрашиваю.
– Да.
– Да ладно! – смотрю, как он аккуратно, словно операцию проводит, укладывает еду в контейнер. – Вы же это не для Полины готовите?
– А что, нельзя?
– Да, нельзя.
– Почему?
– Это уже слишком. Разве вы не должны завтракать со мной? И потом идти со мной на работу, раз уж я здесь.
– Ты чего так прибедняешься? – спрашивает Макаров. – Я ухожу, можешь взять то, что осталось.
– Алексей Петрович.
– Чего?
– Можете одолжить бельё? Мне нужно в душ.
– Ты же вроде помешан на чистоте. Моё бельё подойдёт?
– Да, всё нормально.
– Вот я так не думаю. Моё бельё – моё. Ты странный. Зачем тебе чужие трусы?
– Алексей Петрович!
Но Макаров уходит, смеясь.
Чёрт! Мне так за себя стыдно. Но интересно, где же он хранит бельё? Начинаю обыскивать комнаты.
***
Алексей Петрович
С Полиной решили утром, перед началом рабочего дня, устроить небольшой пикник прямо в парке около больницы. Расположились на одной из дальних аллей, на уютной скамейке. Выкладываю контейнеры, и любимая радостно ахает, глядя на результат моих стараний.
– Та-дам! – показываю ей с гордостью.
– Я не сама приготовила, просто включила миксер, – говорит она, доставая термос. – Фруктовый сок с мякотью.
– Хочу попробовать твою еду. Интересно, какая она на вкус?
– Последнее время у меня появляется желание готовить.
– Почему?
– Хочу готовить для тебя, – улыбается Полина.
– Великие умы мыслят одинаково.
– Думаю, я была права.
– Насчёт чего?
– Отвечаю на твой второй вопрос.
Улыбаюсь и спрашиваю:
– Какие планы?
– Поработаю над диссертацией, если не понадоблюсь в неотложке.
– Ты далеко пойдёшь со своей диссертацией.
Полина скромно улыбается, потом открывает контейнеры:
– Выглядит аппетитно.
– Попробуй.
– Спасибо.
– На здоровье. Вкусно?
– Да.
***
Антон
В отделение неотложной помощи привозят пострадавшую. На каталке девушка в свадебном платье.
– Что случилось? – подбегая, спрашивает ординатор у фельдшера «Скорой». Но вместо него торопливо отвечает, судя по внешнему виду, жених. Его шея закрыта корсетом, но сам идёт рядом, помогая везти каталку.
– Мы ехали на свадьбу, когда в нас врезалась машина.
– Похоже, вы сильно пострадали. Как себя чувствуете? – спрашивает его Милосердов.
– Я в порядке. Пожалуйста, помогите Хлое. Она беременна.
– Скорее везите! Звоните в гинекологию. Сейчас же! – распоряжается ординатор.
– Пожалуйста, скорее, – умоляет жених.
Вскоре девушка оказывается в смотровой. Её суженый стоит рядом и шепчет:
– Пожалуйста! Прошу, спасите Хлою.
К нему подходит Максим Подберёзовиков:
– Пожалуйста, успокойтесь и подождите в приёмном покое.
Когда в палату забегает доктор Озерова, жених хочет зайти следом, но Максим его удерживает:
– Нет! Вам туда нельзя.
Полина, оказавшись возле пострадавшей, спрашивает:
– Вы меня слышите?
Без ответа. Доктор проверяет зрачковый рефлекс и другие, чтобы оценить состояние.
– Рентген сделали? – спрашивает Антона.
– Да. Но пациентка беременна.
– В гинекологию звонили?
– Скоро должны прийти.
***
Алексей Петрович
По дороге Парфёнов рассказывает мне о состоянии одного из пациентов.
– Боль есть? – спрашиваю его.
– Он говорит нет, кроме послеоперационных шрамов.
– Секундочку, – я вынужден отвлечься на телефонный звонок. Это Полина.
– Женщину доставили в реанимацию после ДТП. Ей 29. По шкале глубина комы 5. Реакции в конечностях нет.
– Что на КТ?
– В левой теменной зоне кровотечения около 80 кубиков. Подозреваю, здесь артерия-венозная мальформация. Она на 20-й неделе беременности.
– На 20-й? – вздыхаю. Ох, непростой случай! – Понял. Скоро буду.
Вскоре мы с доктором Озеровой и двумя ординаторами смотрим результаты обследования пострадавшей.
– Кровотечение обширное. Что говорят гинекологи? – спрашиваю Полину.
– Ребёнок в безопасности. Вы проведёте операцию?
– Какое твоё заключение, Олег? – спрашиваю Расторгуева.
– Я думаю, это вам решать. Я не оперирующий хирург.
– Никто не просит тебя оперировать. Я спрашиваю, какое решение стоит принять хирургу. Константин?
– Я не думаю, что вам стоит оперировать, – отвечает Парфёнов.
– Почему?
– Уровень по шкале Глазго 4. Средняя линия сдвинута на 15 мм. Зрачки расширены.
– Доктор Озерова?
– Я не думаю, что операция ей поможет. Но мне кажется, решающим будет мнение её мужа.
– Ты мыслишь, как новичок. Хирург не должен так думать. Я не буду проводить операцию. В этом случае нет шансов на улучшение. Это принесёт лишние страдания ей и мужу. Приведите его ко мне.
Непросто было принять такое решение. Но шансов на спасение девушки слишком мало. Иду в регистратуру, и туда скоро приходит муж Хлои. Здороваемся.
– Боюсь, что пациентка получила тяжёлую травму и почти не имеет шансов поправиться, – говорю ему искренне.
– Вы сказали «почти». Разве не лучше, чем никаких шансов? – сдерживая слёзы, спрашивает молодой мужчина. – Разве это не значит, что есть крошечная надежда? Вы не станете её оперировать?
– Нет, не стану.
– Почему?
– После операции ей не станет лучше. Мне также жаль сообщать. Но я не могу гарантировать безопасность вашего ребёнка.
– Это… невозможно… – с трудом выговаривает несчастный муж. – Мы наконец-то женимся. Три года жили вместе. Вы знаете, как она была счастлива? Сегодня не может стать днём её похорон!
– Понимаю, как вам сложно. Надеюсь, вы сможете принять решение. За пациентку и за ребёнка. Мне жаль. Исходя из моего опыта, это лучшее решение.
– Прошу! – произносит новобрачный, стиснув зубы. Но слёзы всё равно катятся по его лицу, и мы отводим глаза.
Уходим, и по дороге я прошу Полину:
– Переведи её в отделение интенсивной терапии и приглядывай. Скажи, если будут изменения.
– Я новичок. Убедилась после встречи с мужем пострадавшей, – произносит она. – Думаю, ты должен её оперировать.
– Хирурги должны держать эмоции под контролем.
– Ты не думаешь с точки зрения пациента?
– Какая ещё точка зрения есть у врача?
– Она без сознания. Мнение мужа играет ведущую роль в её жизни.
– И что?
– Результат не изменится, проведёшь ты операцию или нет.
– Это не одно и то же. Ей придётся перенести операцию. Зачем подвергать её этому?
– Что, если снять давление внутри мозга, чтобы предотвратить дальнейшие повреждения? Вы сможете продлить ей жизнь, – предлагает Полина.
– Она даже дышать не может сама. Она может умереть во время операции вместе с ребёнком.
– Ты не знаешь наверняка. Она может чудом поправиться. Ты убиваешь шанс на чудо, отказываясь её оперировать.
– Для кого это?
– Дай её мужу немного времени. Возможная смерть жены и ребёнка – большой шок. Если сомневаешься насчёт операции, могу я её провести?
– Полина…
– Я смогу. Я могу это сделать!
– Как младший врач, ты сейчас переходишь границы. Если это из-за наших отношений…
– Если бы дело было в этом, я бы не стала это делать. Это моё мнение, как врача.
– Тогда найди аргументы, чтобы убедить меня.
Ухожу и слышу сзади?
– А если бы я была пациентом? Ты бы сдался?
– Так нечестно, – отвечаю, развернувшись. – Ты убеждаешь меня не как врач.
Потом всё равно ухожу.
***
Виктор Кириллович
Вместе со свитой он у входа, снаружи притом, ожидает приезда важного гостя. Вскоре чёрный лимузин подкатывает к дверям. Из машины выскакивает помощник, открывает заднюю дверь. Оттуда, одетый в рубашку-поло и джинсы, выбирается Олег Олегович Пантюхов. Он кряхтит и морщится от боли:
– Боже, моя спина!
– Сенатор, что произошло? – подбегает к нему Новосельцев.
– Повредил спину на гольфе.
– Это всё потому, что у вас ещё море энергии. Прямое доказательство юности, – откровенно льстит главврач.
– Боже, ну что вы. Вы уж обо мне позаботьтесь.
– Конечно! Я для вас всё что угодно сделаю.
– Спасибо. Кто будет за мной присматривать, пока я здесь?
– Давайте для начала зайдём.
– Конечно, пойдёмте.
Вскоре после того, как Пантюхова устроили в VIP-палату, главврач вызвал туда Макарова.
– Алексей Петрович! Олег Олегович хочет, чтобы вы его лечили.
– Здравствуйте.
– Алексей Петрович, вы меня не помните? Я не смог прийти на похороны вашего отца, но прислал соболезнования.
– Благодарю.
– Кстати, я видел видео о той лучнице, которую вы спасли. Это просто невероятно.
– Он наш самый известный хирург, – с гордостью сказал сенатор.
Мужчины оборачиваются, когда в палату входит доктор Озерова.
– Заходите, – благодушно приглашает сенатор. – Наконец-то лично познакомлюсь с вами. Я ваш фанат.
– Здравствуйте, – кивает Полина
– Я вас позвал, потому что сенатор хотел с вами познакомиться, – заявляет Новосельцев.
– Мне нравятся те, кто попадает на ТВ, – заметил Пантюхов. – Слышал, вы дерётесь, как настоящая бандитка?
Озерова скромно опустила взгляд.
– А я слышал, вы повредили поясницу, – перехватывает инициативу Макаров.
– Да, играл в гольф. Болит ужасно, – морщится чиновник.
– Сейчас я найду причину боли.
– Хорошо.
– Ложитесь. На бок, пожалуйста. Поднимите левую ногу.
– Боже… не могу, – со страданием в голосе произносит сенатор.
– Попробую сам поднять. Скажите, если больно.
– Ладно. Ой…
– Хорошо. Достаточно. Повреждены связки и, возможно, у вас межпозвоночная грыжа. Мы сделаем МРТ и посмотрим, в чём дело. Доктор Озерова, скажете, когда МРТ будет готово.
– Хорошо, Алексей Петрович.
***
Алексей Петрович
После осмотра сенатора идём с Полиной по коридору. Некоторое время молчим, словно поругались. Не выдерживаю тишины и спрашиваю:
– Ты всё ещё считаешь, что права насчёт операции?
– Да. А ты?
– Я тоже.
«Вот же мы принципиальные оба», – расстроенно думаю. Заходим в лифт. Полина выходит тремя этажами ниже, в диагностическом отделении, сам еду дальше. Подхожу в регистратуре и спрашиваю Парфёнова:
– Пациентка Хлоя Максименко ещё в реанимации?
– Которая поступила в свадебном платье? Она до сих пор в приёмном. В реанимации нет мест. Но мы перевезём её при первой возможности.
Иду проведать, как там несчастная невеста. У двери палаты вижу её мужа. Стоит уже без шейного корсета, с грустью смотрит через окно в двери. Когда подхожу к нему, оборачивается и говорит:
– Доктор. Я не смогу жить, если мне придётся отпустить её, ничего не сделав. Если бы мы могли продлить её жизнь хоть на 10 минут… Если бы она могла прожить ещё 10 минут, провести больше времени с нашим малышом. Я хочу сделать всё возможное!
Ничего не говоря, – слова в этой ситуации будут лишними, – захожу в палату.
– Неси дефибриллятор, – говорю медсестре. Пока она выполняет поручение, вспоминаю свой спор в ту ночь, когда умер отец.
– Генеральный подписал отказ от реанимации! – сказал тогда Жильцов.
– Неси! – потребовал я и начал делать непрямой массаж сердца.
– Генеральный этого не хотел!
Я тогда пытался завести его сердце, а у самого в голове звучали слова: «Я могу и не очнуться в моем возрасте. Не хочу, чтобы меня реанимировали».
– Остановка сердца. Пожалуйста, принесите дефибриллятор! – умолял я тогда.
И вот теперь стою перед пациенткой, которой сам готов был ещё недавно отказать в праве на чудо. К чёрту сомнения! Буду её оперировать!
Решительно направляюсь в регистратуру, даю поручение. Через час мы с Полиной – она будет ассистировать – заходим в операционную.
– Я вскрыла твёрдую мозговую оболочку, – докладывает через некоторое время доктор Озерова.
– Гинекология, следите за состоянием плода, – поручаю коллегам.
– Хорошо.
– Микроскоп. Промывание. Тампон.
– У плода падает пульс, – сообщают мне.
– Мы почти закончили. Осталось убрать дренирующую вену. Микрохирургические ножницы. Биполярный пинцет.
– Пульс продолжает снижаться. Мы должны зашить как можно скорее.
Продолжаю хладнокровно работать.
***
Максим
– Ты почему так поздно? – спрашивает Парфёнов, когда возвращаюсь после всех дел в регистратуру.
– Разве? – удивляюсь.
– Нет, ты молодец. Проверил психическое состояние Полянской?
– Это же работа Антона. У меня только второй год ординатуры, – отвечаю и думаю, что сейчас опять накинется с обвинениями.
– Не нужно перекладывать обязанности друг на друга. Нужно просто их разделить. Ты прав. Хорошо.
– Спасибо, – улыбаюсь неожиданной развязке.
– Опять шушукаетесь? – сурово спрашивает доктор Жильцов, подходя к нам.
– Думает, что мы прохлаждаемся, раз видит нас беседующими, – шепчет мне Костя.
Не могу не согласиться.
– На что жалуешься? – обращается к нему грозный Жильцов.
– Ни на что, – отвечает Парфёнов.
– Ни на что.
– Подберёзовиков!
– Да? – отвечаю.
– Как второгодка посмел сбежать? Ты же должен служить примером первому году! – начинает отчитывать Жильцов.
Повинно опускаю голову.
– Парфёнов!
– Да!
– Ты должен его постоянно ругать. Что нам делать, если он опять сбежит из-за тебя?
– Даже если я к нему придираюсь, это ничто по сравнению с тем, как вы издеваетесь надо мной, – выпаливает вдруг Костя.
У меня мурашки по коже. Ничего себе он выдал!
– Что? – растягивая гласную, ядовито интересуется Жильцов.
– Доктор. Алексей Петрович однажды ночью заказал нам поесть.
Дмитрий усмехается:
– И зачем ты мне это рассказываешь?
– Верно. Почему я внезапно об этом вспомнил? Я сам себя не понимаю… – вдруг растерялся Парфёнов. Мне пришлось подхватить:
– Он заказал мои продукты, которые нам очень понравились.
– Пара глупцов. Выражайтесь ясно. Что хотите этим сказать? У доктора Макарова свои правила. У меня свои.
– Не хочешь проверить состояние Полянской? – неожиданно спрашивает меня Парфёнов.
– И правда, – отвечаю.
– За мной!
– Эй! Эй! – требовательно кричит нам Жильцов, но мы уходим.
Что толку ему объяснять? Вот для доктора Макарова мы готовы на всё. Даже ночью еду ему привезти или заказать. А для этого… Вот фиг ему, холодному и вредному.
***
Алексей Петрович
– Пульс плода упал до 90. Плод погибнет, если пульс опустится ниже, – сообщает гинеколог.
– Ножницы. Биполярный пинцет. Придётся ускориться.
– Хорошо, – соглашается Полина. – Уберите ножницы, готовьтесь зашивать.
Проходит ещё полчаса, и мы с любимой выходим из операционного блока. Навстречу бледный жених.
– Придётся подождать, чтобы оценить состояние. Но с самого начала были серьёзные повреждения. И она не реагирует на внешние раздражители, – сообщаю ему.
– Но операция же прошла успешно? – с надеждой спрашивает мужчина.
– Да.
– Тогда она сможет очнуться позже. Она же поправится?
– Ничего не можем обещать.
– А что с ребёнком? Он в порядке?
– Ребёнок здоров. Сердцебиение в норме. Амниотический мешок и плаценты не повреждены. Но пациентка в тяжёлом состоянии.
– Я готов к худшему. Но я сделал всё возможное, – произносит жених. – Спасибо. Спасибо.
– Не за что.
Пока идём переодеваться, Полина спрашивает:
– Почему ты внезапно согласился провести операцию?
– Понял, что мог бы убить шанс на чудо.
– Но ты же уверен, что врачи и чудеса – вещи несовместимые.
– Я думал так раньше.
Неделю спустя
Идём проведать Хлою. Кардиомонитор показывает, что состояние стабильное. Но это – сердце и дыхание, а как же мозг? Насчёт него у меня большие сомнения.
Отключаю трубку системы ИВЛ. Проверяю, может ли девушка самостоятельно дышать. Проверяю зрачковый рефлекс. Вставляю трубку обратно. Никаких изменений к лучшему.
– Где её муж? – спрашиваю Полину.
– Ждёт снаружи.
– Пойдём, – говорю с тяжёлым сердцем.
Когда встречаемся с новобрачным, сообщаю ему, что пациентка практически в коме. Вскоре у неё откажут органы, и она не сможет дышать самостоятельно.
– Должно быть, вам больно это слышать, но вам придётся принять решение.
– Какое решение? Какое решение я должен принять?
– Ваша жена не очнётся. То есть практически нет шансов, что ребёнок выживет.
– Вы хотите сказать, что я должен отказаться от жены и ребёнка?
– Единственное, что мы можем сделать – это поддерживать текущее состояние.
– Что произойдёт, если вы его поддержите?
– Предположим, что произойдёт чудо.
– И ваша жена выдержит! – с уверенностью добавляет Полина. – Ребёнок продолжит развиваться внутри. Малышу всего 20 недель, поэтому он не выживет вне матки.
– Она продержится? – спрашивает муж.
– Мы не знаем, – отвечаю. – Но мы попытаемся продлить её жизнь с помощью аппарата жизнеобеспечения, пока не придёт время для родов.
– Она выдержит. У неё большое сердце. Она не заберёт с собой маленького, – говорит мужчина. – И не бросит меня одного.