Глава 70
Очень неприятное ощущение. Когда на тебя так смотрит обычный человек – одно, а тут представитель правоохранительных органов.
– Хотите сказать, что вы вот так просто отпустили с ними пострадавшую? – спрашивает Малахитов.
– Они помахали удостоверениями, точно как вы, – отвечаю, понимая, что предыдущие двое якобы из ФСБ оказались мошенниками. – Или мне нужно было начать сомневаться? Но, простите, это с полицией иначе. У них, по крайней мере, можно позвонить вышестоящему руководству и поинтересоваться, а у вас сплошная секретность на каждом шагу, – говорю офицеру.
– Мне понадобятся все больничные записи касаемо этой пациентки, – отвечает он.
– Они всё забрали.
– Всё?
– Совершенно. А тот, который представился Пугачёвым, приказал при нём удалить запись о больной из компьютера. Скажите, а кто они вообще такие?
– В том и вопрос, – пожимает плечами Малахитов. – Вы не знаете, куда они могли поехать?
– Нет, они вели себя, как контрразведчики.
– Это как?
– Густая тайна секретности в каждом действии. Иными словами, много спрашивали и ничего не сообщали, – поясняю офицеру.
– Мне нужна видеозапись с ваших камер видеонаблюдения.
– Обратитесь к начальнику службы безопасности, – говорю это, и вдруг в голове будто вспыхивает лампочка. Точно! Как же я сразу-то не догадалась! Ведь на парковке около клиники некоторое время, – сама видела, – установили несколько камер! Наверняка успели подключить, поскольку Вежновец оставляет там свою вторую большую любовь – Porsche 718 Сayman. Он купил её совсем недавно. Буквально через неделю после назначения главврачом. Помню, тогда по клинике поползли слухи, что Иван Валерьевич получил от кого-то весьма крупную взятку. Ну, или взял откат на поставках оборудования. Иначе откуда бы у него взяться машине стоимостью 11 миллионов рублей?
Но это всё его дела. Меня они не касаются. Сама не люблю заглядывать в чужой карман. Поэтому продолжаю делать свою работу, оставив зарубку на памяти.
Беру карточку в регистратуре. Женщина 50-ти лет. Обратилась из-за странного шороха в левом ухе. Говорит, туда кто-то забрался. Надо посмотреть. В палате на койке ожидает миловидная дама, прилично одетая, напоминает учительницу старших классов.
– Вы доктор? Отлично! Скорее, вытащите это! – произносит она нервной скороговоркой. Я даже представиться не успеваю. – Ну что вы там стоите, как соляной столб, честное слово! Господи! Разве нельзя быстрее?!
У меня закрадывается подозрение, что гражданка психическая. Начинаю подумывать, уж не вызвать ли специалиста. Но терпеливо надеваю перчатки, усаживаюсь, беру отоскоп, заглядываю и инстинктивно отстраняюсь. Это движение не остаётся без внимания женщины.
– Что там?! Что такое? Почему вы остановились? Продолжайте! – её от нервного напряжения, бедняжку, аж трясёт. Зато я поняла уже, что её опасения совершенно не беспочвенны, поскольку, стоило мне включить свет, как прямо перед моими глазами в ушном канале показалась… попа насекомого. Самая натуральная, в мелких ворсинках.
Если человек брезглив по своей природе, ему в медицине делать нечего. Здесь порой увидишь такое, отчего может запросто наизнанку вывернуть и потом ещё долго будет сниться. Человек – прекрасное создание Творца, но не когда у него, к примеру, сильная рвота, загноившаяся рана и тому подобное. Однако и в этих обстоятельствах врач должен быть верен профессии. И я, конечно же, следую этому принципу.
Но не в этом случае. Стараясь пересилить гадливость, беру пинцет, хватаю насекомое и медленно, чтобы его половина вдруг внутри не осталась (тогда с ней придётся возиться дольше) тяну.
– Что это? Что это?! Я ощущаю, как оно шевелится! – произносит пациентка в ужасе.
– Я обработала его антисептиком. Он должен был уже умереть.
– Кто?!
– Конечно, я не энтомолог, но, кажется, это… таракан.
Стоит мне произнести это слово, как женщина вскакивает, смотрит на меня громадными глазами и, раскрыв рот, выдаёт пронзительное:
– А-а-а-а-а!
На её крик внутрь влетают двое коллег. Показываю им рукой, что всё хорошо, могут уходить.
– Пожалуйста, успокойтесь и присядьте, – прошу пациентку. – Я могу его вытащить.
– Бо…же… мой… – она вдруг принимается плакать.
– Я вытащу его. Вы только не дёргайтесь. Иначе я проткну барабанную перепонку.
Мне кажется, успокаивать даму придётся уколом. Но она, на удивление, садится и подставляет голову.
– Я подам на него в суд! – неожиданно строгим голосом заявляет дама.
– На кого? На таракана? – шучу спонтанно. Замолкаю, думая, что пациентка сейчас обидится. Но слышу в ответ приглушённое «хрюк».
– Нет, на управляющую компанию. Трижды жаловалась. И вот просыпаюсь с тараканом в ухе! А вы хотя бы знаете, кто я и где работаю?
– Простите. Нет.
– Я пианистка в филармонии! Для меня слух, это как для… художника краски! Я засужу этих ленивых уродов!
– А пока советую купить беруши, – говорю и, наконец, вытаскиваю таракана. Когда он оказывается на кончике пинцета, вся палата внезапно оглашается ещё одним «А-а-а-а-а!» Да таким, что у меня уши закладывает. Со бешеной скоростью дама шлёпает меня по руке, таракан летит на пол, и она тут же прыгает на него и трижды топает ногой.
– Как вы думаете? – спрашивает почему-то шёпотом с опаской. – Он там… уже издох?
– Получил травмы, несовместимые с жизнью, уверена, – чуть иронично отвечаю и, вызвав медсестру, чтобы обработала ушной канал антисептиком на всякий случай, ухожу. Эта истеричная пианистка меня едва не контузила.
Перевести дыхание не получается. Вой сирен у входа оповещает, что прибыли пострадавшие в автокатастрофе. Буквально за минуту об этом меня оповестили в регистратуре.
– Нелли Догилева, 16 лет. Ехала на заднем сиденье. Выброшена ударом. Жалобы на боль в спине, ногами не двигает, – докладывает фельдшер. – Давление 130 на 85, пульс 90.
– Меня зовут доктор Печерская, а тебя? – спрашиваю, чтобы убедиться, что девушка в сознании.
– Нелли.
– Нажми ногой мне на руку. Как на педаль газа, – прикладываю ладонь к её стопе.
– Не могу! – спустя пару секунд истерично говорит пострадавшая.
– Возможно, травма спинного мозга, – замечает Артур. Он, как часто бывает последнее время, снова рядом. Интересно, случайно это происходит, или он кого-то из администраторов подговорил, чтобы мы постоянно напарниками оказывались?
– Ребята ехали на день рождения, врезались в столб. Водитель был пристёгнут. Ожоги кистей и предплечья второй и третьей степени, – это коллега мне рассказывает о втором пострадавшем, доставленном другой бригадой. – Вытаскивал друга с заднего сиденья, когда взорвался бензобак. Жалобы на боль в груди.
– Где Тёма, он жив? – хриплым голосом интересуется парень.
– Как тебя зовут? – спрашиваю его.
– Андрей Потапов. Тёма жив?
– Обезболивающее, десять кубиков струйно, – говорю, и коллеги увозят каталку внутрь отделения.
– Элли! – слышу голос Лидии Тумановой. Она помогает выкатывать третье действующее лицо этой драмы.
Забираюсь внутрь «неотложки» и первое, что произношу:
– Боже мой…
– Тимофей Догилев, 18 лет, был на заднем сиденье. Потерял сознание от травмы черепа, из огня его вытащил друг. Обожжено 75% поверхности тела. Ввели литр физраствора. Давление 95 на 70, пульс 130.
– Нелли нашли? – спрашивает пострадавший.
– Он очнулся, но задаёт один и тот же вопрос, – поясняет фельдшер.
– Тимофей, я доктор Печерская…
– Тёма. Друзья… зовут меня Тёма.
– Хорошо, Тёма. Тебе трудно дышать? Воздуха хватает?
– Где Нелли?
– Кто это? – спрашивает Туманова.
– Моя девушка. Она сидела сзади.
Не отвечая на его вопрос, поскольку сейчас это несвоевременно, срочно везём в смотровую. Теперь моя задача контролировать процесс спасения всех троих.
– Обезболивающее введено, – слышу медсестру, входя в палату, куда привезли Нелли.
– Ты можешь поднять ногу? – спрашивает её Артур.
– Нет.
– А колено?
– Боже мой, что со мной?! – почти плачет девушка.
Куприянов проводит тест.
– Рефлекс Бабинского положительный.
– Это плохо?! – нервно спрашивает Нелли.
– Постарайся надавить мне на руку большим пальцем ноги, – спокойно просит её Артур.
Девушка напрягается.
– Очень хорошо, – замечает коллега. – Где рентген?
– Едет.
– Нелли, я должна проверить твою прямую кишку. Это немного неприятно, – сообщает медсестра.
– Я не останусь парализованной? – со страхом спрашивает девушка.
– Не думай об этом. Я прошу тебя сосредоточиться, – просит медсестра.
– Эллина Родионовна, вас вызывают. Это обожжённый.
– Мой брат?! – кричит Нелли.
– Кто?
– Обожжённый – мой брат?
– Успокойся. Мы делаем всё возможное, – отвечаю ей и ухожу. Мне пока не разобраться, кто из них кем и кому приходится. Оба парня пострадали от огня.
– Четыре дозы крови, газы крови, – слышу, как даёт назначение Туманова.
– Что здесь, Лидия? – задаю вопрос.
– Ожоги почти за всю толщину кожного покрова. До 80%, – отвечает она негромко, чтобы не шокировать пострадавшего. – Его вес около 85 кг, хочу ввести, – и она называет ряд препаратов, необходимых для обезболивания, чтобы избежать спазм сосудов и так далее.
Соглашаюсь с ней.
– Как сосуды?
– Периферический пульс пока везде есть. Денис, – ординатор рядом, это входит в программу обучения, – как предотвратить сдавливающий отёк при инфузионной терапии?
– Поднять конечности и периодически сгибать их.
– Верно. Начали с левой ноги.
– Там моя сестра? – вдруг спрашивает Тёма, показывая головой на соседнюю дверь.
– Да.
– Что с ней?
– Пока не знаю, но у неё есть травмы, и мы ими занимаемся.
– Она поправится?
– Спросила то же о тебе, – улыбаюсь в ответ. Такая мимика даётся нелегко: лицо у парня выглядит страшно, словно из фильма ужасов.
– Перистальтика хорошая. Мне нужен УЗИ, – говорит Лидия.
Оставляю коллег, забираю с собой Дениса.
– Надо найти их родителей, – прошу его.
– Что им сказать?
– Что их дети попали в серьёзную аварию. В детали не вдавайся. Ладно?
– Хорошо. Денис?
– Да?
– На такие ожоги тяжело смотреть. В первый раз можно и выйти, если станет дурно. Ничего страшного, никто тебя за это винить не станет.
– Ничего, Эллина Родионовна. Я почти привык. Скажите, а у парня есть шанс?
– Шанс есть всегда.
– Вы видели, чтобы кто-то с такими ожогами выжил?
– Нет, – признаюсь честно.
Денис вздыхает и уходит искать родителей ребят.
Делаю шаг в сторону палаты, подходит мой старый знакомый – капитан полиции Илья Рубанов. Приветствуем друг друга, как добрые приятели.
– Эллина Родионовна, мне нужен анализ крови на алкоголь всех троих подростков, пострадавших в аварии, – сообщает он. – Особенно Андрея Потапова. Он был за рулём.
– Он вытащил друга из огня.
– Да, а ещё въехал в столб.
– Вряд ли они успели выпить в такой час, – делаю предположение.
– На день рождения они ехали с вечеринки, на которой было много пива, – говорит капитан.
– Вот же… – вырывается у меня.
– Да, там была ещё одна пострадавшая.
– ???
– Да, но её пока не нашли.
Иду проведать, как там Нелли. Рентген ей уже сделали.
– Чувствительность сохранена только в промежности. Рефлекс сфинктера есть, – рассказывает Артур. – Надрыв спинного мозга и компрессионный перелом первого поясничного позвонка. Костный обломок застрял в спинном мозге. Если его удалить, есть шанс восстановить функции. Если она после операции не начнёт чувствовать через сутки, то уже никогда.
С этими словами Куприянов помогает медсёстрам отвезти пострадавшую к лифту и, далее, в хирургическое отделение. Всё это время Нелли благополучно спит, получив большую дозу обезболивающего и успокоительного. Для неё это лучше, чем шок.
Ко мне подходит Денис.
– Эллина Родионовна, я разобрался, кто есть кто. Нелли Догилева – девушка водителя, Андрея Потапова. Тимофей Догилев – её брат. Но была ещё четвертая пассажирка, Василина, которую не нашли. Родители Потапова едут, я говорил с соседями брата и сестры, мне товарищ капитан очень помог. Их родители в отъезде, в Пскове. Позвонил в гостиницу и оставил им сообщение.
Иду в палату, где лежит Тёма.
– Как тут, Лидия?
– Кровоток нарушен, – отвечает она, и по её лицу заметно, что ситуация ухудшается. – Ноги посинели, пульс пропадает. Надо делать надрезы.
– Хорошо, начинай.
– Скальпель.
Парень в сознании, слышит знакомое слово и начинает метаться между нами взглядом.
– Что происходит?
– Отёк сдавливает твои кровеносные сосуды, – терпеливо поясняю. – Мы сделаем небольшие надрезы, чтобы их расправить. Не бойся, ты ничего не почувствуешь.
– Элли, поговори пока с ним, – просит меня Туманова, и я киваю.
Сажусь у изголовья. Бедный парнишка часто-часто дышит, и по его лицу начинают течь слёзы. Я вижу, как он отважно держится, но напряжение внутри слишком велико. В такой ситуации даже взрослые мужчины рыдают, а здесь ещё мальчик, толком не видевший жизни.
– А вы… потом всё зашьёте? – спрашивает он меня.
– Мы можем сделать пересадку кожи, – отвечаю спокойно.
– Можете или сделаете?
– Сделаем.
– Вы нашли… Василину?
– Пока нет.
– Мы сейчас… должны быть на дне рождения. Танцевать. Я хотел надеть широкие брюки и длинный пиджак. Там была тема – «Оттепель».
– Ты собирался выглядеть, как стиляга? – улыбаюсь парню.
– Да.
– Какие твои годы, Тёма.
Вскоре процедура окончена, мне можно покинуть палату. Пару минут стою у стены и стараюсь не расплакаться. Такой симпатичный мальчишка, а жизнь его висит на волоске, и волосок этот с каждой минутой становится всё тоньше. Но самое жуткое: мы ничего не можем сделать!
Перевожу дыхание, иду в регистратуру. К нему подбегает встревоженная женщина.
– Доктор, доктор! Я ищу свою дочь!
– Нелли Догилеву?
– Нет, но она была в той же машине. Василина Потворская.
– Сожалею, но вашу дочь пока не привезли, – сообщаю ей.
– Но нам сказали, что всех привезли сюда.
– Полиция её пока ищет.
– Где она? – к женщине подлетает мужчина, видимо, отец.
– Её ищут, – растерянно отвечает ему супруга.
– Вам лучше поговорить с полицейским, – замечаю и зову капитана Рубанова. – Вот, это родители Василины Потворской, – представляю ему встревоженных людей. – Им нужна информация.
– Наша дочь пропала?
– Боюсь, что так. Судя по всему, она не осталась в машине.
– Судя по всему?
– Машина загорелась…
Дальше не слышу, поскольку ушла. Повинуясь внутреннему импульсу, двигаюсь в сторону административного этажа. Хочу поговорить с начальником службы безопасности. Видеонаблюдение не даёт мне покоя.
Аристарх Всеволодович встречает меня радушно, приглашает присесть и внимательно слушает. Не скрывая, зачем мне это нужно, прошу его найти видеозаписи с камер видеонаблюдения, сделанные в определённый день и примерное время. Грозовой сразу же, безо всяких условий, набирает номер и вызывает к себе айтишника. Тот слушает задание и возвращается минут через десять, пока мы пьём кофе.
– Вот, готово. Там несколько видеороликов, они с разных камер, – говорит айтишник. – В сетевой папке.
– Хорошо, спасибо, – Аристарх Всеволодович отпускает подчинённого. – Вас оставить одну?
– Нет, ну что вы, это же ваш кабинет, – улыбаюсь, хотя у самой всё трясётся внутри.
Грозовой галантно уступает мне своё кресло. Сажусь, кликаю «мышкой». Смотрю один файл, другой, а третий мне открывает такое, что сердце начинает прыгать в груди.
