В тёмно-карих глазах – надежда. Глашенька ждала, и от своей смелости даже дыхание затаила. А Сергей не ответил. Потушил папиросу:
-Хочешь, – потанцуем?
Растерянно и жалко дрогнула Глашенькина улыбка:
- А я… ночей не сплю, – с тех пор, как приехал ты на нашу шахту. До подъёма твоей смены минуты считаю, – чтоб увидеть тебя. А взглянешь ты на меня, – земля из-под ног уходит. Ты прости меня, Серёженька… За бесстыдство моё прости. Только сил нет: жить с тобой рядом… воздухом одним дышать, и – не знать… Хоть словечко скажи: нравлюсь ли я тебе?
-Нравишься, Глаша. Как же ты, – красавица такая, – можешь не нравиться!
- Лишь тебе одному хочу нравиться… Скажи, Серёженька…
-Нравишься, – повторил Сергей. Потому душой кривить… обманывать не стану тебя: я другую люблю.
Сухой стебелёк хрустнул в Глашиных пальцах:
-Другую… Догадывалась я. Дусю, значит… сортировщицу.
-Дусю?.. – Сергей озадаченно похлопал глазами: сортировщицу Дусю он не сразу вспомнил.
-Она всегда рассказывает, как ты… ну, в общем, лапаешь её. Её, значит, любишь…
Сергей вспыхнул: было дело…Уж очень откровенно Дуся трогала пуговицы на старенькой кофтёнке и медленно опускала ресницы…
Как бы ни было тяжело на душе, Сергей всё же улыбнулся:
-Не угадала ты про Дусю, Глафира Алексеевна. Не здесь живёт та, которую люблю.
- Кто же… она?
Сергей помолчал.
- Она… Она единственная. И это – всё. – Снова закурил: – Так как насчёт – потанцевать? Или домой Вас проводить, Глафира Алексеевна? Поздно уже.
Уж какое – потанцевать… Проплакала Глашенька чуть ли не до самой зорюшки. Слова Серёжкины вспоминала:
-Она единственная. И это всё.
А сердцем девичьим чувствовала: не так всё хорошо да гладко… коль слова такие скупые. Если любовь, если счастье, – откуда тогда этот горький туман в Серёжкиных глазах, даже когда он смеётся и залихватски сбивает на затылок фуражку…
Как-то после ночной смены остановила Глашенька Серёжкиного дружка, Фёдора Колесникова:
-Спросить хочу, Фёдор Иванович.
Федька просиял:
- С дорогой душою, Глафира Алексеевна. На любой вопрос отвечу, – лишь спросите.
- Отойдём на минуту.
Глаша с Фёдором вышли за шахтный двор.
-Про друга твоего… узнать хотела, – Глашенька стыдливо подняла глаза.
Фёдор вздохнул, достал папиросы:
- Да понял я, Глаша. Понял, что про Серёгу разговор пойдёт. Не знаю лишь, – помогу ли тебе чем-нибудь.
- Ты скажи мне, Федя… Ты скажи мне про любовь его. Чтоб знала я, надеяться ли мне.
- Что сказать тебе, Глафира… Мы с ним, с Сергеем, ещё в Горном училище учились, когда он повстречался с гимназисткой одною. Вот с тех пор и полюбил её, – случается ж такое: чтоб вот так, с первой минуты, и – на всю жизнь.
-А она… Что ж она, – так же любит его?
-Знаю, – любила. А потом отец ей жениха нашёл. Богатого и важного, – купца. А на Серёге – одни штаны, да и те – форменные, из училища. А ему без Любаши целый свет не мил.
Любаша, значит… И не знала Глашенька, радоваться ли ей… грустить ли, – после рассказа Фёдора.
Работать рукоятчицей на шахтном спуске-подъёме – не яблоками на базаре торговать: здесь смелость и решительность нужны. И Глаша робкой не была… Другая девушка на её месте, скорее всего, отправилась бы в Вишнёвку, к Авдотье Митрофанове. Как бабка и прабабка её, – по отцовской линии, – умела Авдотья Митрофановна помогать в любовных делах. Бралась неохотно, и то, – лишь в том случае, если сама рассудит, что её помощь нужна. Своих решений никогда не объясняла. И не повторяла, если скажет: нет.
А Глаша по-своему решила. Шло к зиме, темнело совсем рано, и засветло собраться на гулянье савельевским парням и девушкам не удавалось. На вечёрки приходили нечасто, – в чью-нибудь избу.
На самом краю посёлка, где уже начиналась степь, жила Глашина тётка Варвара. Изба у Варвары добротная, просторная, а живёт Варвара Семёновна одна: Петро, муж, ещё в молодости погиб, когда шахту здесь только строили. Дочерей Варвара замуж выдала, – вышло так, что и к одной, и к другой сваты приехали из дальних деревень. Поэтому несказанно рада бывала, когда Глашенька, племянница, забегала проведать. Сама как-то предложила:
- Ты б, Глашенька, подружек пригласила. И мне с вами веселее было бы долгий вечер скоротать.
А Глаша-то как раз и думала, как бы подступиться к тётке Варваре, чтоб позволила созвать подружек на вечёрку.
Как водится, – не успели девчонки собраться, как за ними потянулись парни. Братья Глашины, Родион с Иваном, работали в смене молодого горного мастера Сергея Большакова. На днях Глашенька обронила, – словно невзначай:
-Привели бы Сергея Александровича на вечёрку. Что ж ему, – лишь одна наша «Савельевская» люба. Ни на одну девушку не смотрит.
Братья переглянулись: а и правда! Не весел Сергей Александрович в последнее время, брови хмурит. А кому ж неизвестно, что работается лучше, когда начальство в хорошем расположении духа…
Фёдор в этот вечер ушёл в ночную. И Сергей жалел, что не остался ещё на одну смену: в забое всегда найдутся дела для горного мастера. Сегодня с инженером Астаховым говорили, что зимою надо будет опускать шахту на новый горизонт. Астахов поручил Сергею выполнить некоторые чертежи. Только не ладилась работа… В досаде Сергей отбросил карандаш, взъерошил волосы. Может, прав Федька?..
- Ты, Серёга, аж потемнел, – на днях Фёдор с сожалением всмотрелся в Серёгино лицо, головой покачал.
Сергей хмуро взглянул на друга:
-И как ты заметил. Тебе, может, сказать, где я работаю?..
-Так я не про уголь, Сергей. Раз так изводишься, – съездил бы в Степновский.
- Чего я там забыл?
- Любку увидел бы. Смотришь, полегчало бы.
-Ну, вот что ты несёшь. Отчего мне полегчает? Что чужую жену увижу?
-Ну… там бы ясно было.
- Мне десятник Свешников ещё летом ясно сказал, что Любовь Степановна замуж выходит. А потом я сам увидел, – ещё яснее.
А, может, Федька прав?.. Чем больше дней проходило, тем невыносимее становилось жить без Любаниных глаз. Хоть бы один раз взглянуть в эту чистую и ласковую синь, без которой мир стал бесцветным…
Неожиданно обрадовался, когда в избу ввалились братья Дементьевы. Родька кивнул Ивану:
- Давай.
Ванюха выставил на стол бутылку самогонки. На удивлённый Сергеев взгляд серьёзно объяснил:
- Вечер ноне, Сергей Александрович, неприютный какой-то. Для сугрева, – по пять капель.
Сергей достал стаканы. Выпили. Не так, чтоб полегчало… Но в груди потеплело. Серёжка даже собрался ещё налить, но Иван предложил:
- А остальное у Варвары Семёновны допьём. Идём, Сергей Александрович? У Варвары нынче девчонки собрались… и все наши уже там.
И Сергей согласился: раз с чертежами не ладится… и Федьки нет дома.
Когда в тёткину избу вошли братья, а с ними – Сергей, Глаша перевела дыхание: и зачем здесь Авдотья Митрофановна?..
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Навигация по каналу «Полевые цветы»