Сашина ладошка чуть заметно вздрагивала в сильной Андрюхиной руке. Андрей заглянул в её глаза:
- Не передумала?.. Не жалко гимназистов? Посмотри на них: оба крепко озадачены. Представляю, как они оба ждали этого бала. А тут я, – откуда ни возьмись… из своего ремесленного.
А Саша увидела Михаила и Захара сразу, лишь только гимназисты вошли в зал женской гимназии. Заметила, как скрестились их вызывающе-непримиримые взгляды… Покачала головой, твёрдо ответила Андрею:
- Нет. Не передумала.
А танцевал Терёхин, ученик городского ремесленного училища, ничуть не хуже любого гимназиста. Сашенька не скрыла удивления:
-Танцевать-то где учился?
Андрей и не думал скромничать. Усмехнулся:
- Я знал, что тебе понравится. Где учился, говоришь… А почти и не учился. Любаня, сестра двоюродная, – она тоже гимназистка, в Луганске учится, – минувшим летом показала. Ну, а я – на лету. Я всегда такой. – Кивнул на Захара: – А ты тоже сметливая: додумалась правильно. Видела?.. Один из твоих поклонников, кажется, понял, что, кроме тебя, – красивой такой… – и другие девчонки есть. Жаль, – до Мишки Останина не доходит. Вон,– угрюмый какой… Туча тучей. Лишь зыркает исподлобья.
А Захар танцевал с Варенькой Климовой. Счастливая Варенька кружилась лёгкой снежинкой, и глазах Захара мелькало неясное удивление… Лишь от отчаяния он пригласил танцевать тоненькую гимназистку с русой косой – первую, на которой он случайно остановил хмурые глаза…
Терёхин что-то вспомнил. Оглянулся на Софью Алексеевну, окинул её любопытным, нагловато-внимательным взглядом:
- Это, что ли, ваша классная дама?
-Да. Софья Алексеевна. Тебе зачем? – спросила Саша.
-Что Софья Алексеевна, – это я знаю. А нужна она вовсе не мне.
- Кому же?..
- Степану Колесникову. Помнишь, – я рассказывал тебе. Он у нас на заводе, в мартеновском, работает.
-Это – тот, что Верочку спас? – припомнила Саша.
- Он самый. Узнал, что я иду на бал в Мариинскую гимназию… – Андрюха похлопал себя по карманам, достал сложенный вчетверо лист бумаги: – Вот, – целое письмо сочинил. Полагаю, – не хуже Пушкина. Правда, – не в стихах: нам, которые мастеровые и ремесленники, сподручнее в прозе писать. Словом, мне передать надо – от Степана, значит… Вашей классной даме.
- Передать письмо… Софье Алексеевне?.. – Сашенькины тёмные бровки изумлённо взлетели.
- А ты думаешь, – лишь твои гимназисты могут писать письма?
-Но как же ты передашь ей это письмо? Ты не знаешь, как она строга.
- Догадываюсь. От её взгляда всё вокруг ровно инеем покрывается. – Терёхин на минуту задумался: – А я приглашу её танцевать.
- Ты?.. Пригласишь классную даму?
- Ну, а что. Ты ж сама говоришь, что я хорошо танцую.
-Хорошо… Но она же – классная дама!
- Это тебе она – классная дама. А я, если ты заметила, не гимназистка. И даже гимназиста я ничуть не напоминаю. И у нас, у ремесленников, классных дам нет. Увидишь, – она не откажет мне.
Всё вышло так, как говорил Андрей. Софья Алексеевна изумлённо вскинула глаза на рослого мальчишку в форме ученика городского ремесленного училища, вдруг улыбнулась и снисходительно подала ему руку.
И все расступились, давая место классной даме и мальчишке из ремесленного училища. Красивее их никто не танцевал. В Софье Алексеевне видна была недавняя старательная гимназистка, – должно быть, её очень хвалил учитель танцев. А к лёгкости и правильности её движений прилагалась мальчишеская самоуверенность… и ещё какая-то осторожная и красивая, чуть грубоватая сила, отчего вот эта невесомая лёгкость Софьи Алексеевны казалась удивительно защищённой…
За их танцем наблюдали с таким интересом, что на лице Андрея отразилась досада: чтоб отдать классной даме письмо, не было и речи. А Софью Алексеевну, как девчонку-гимназистку, задело это выражение досады, что откуда-то взялась в простом и ясном взгляде мальчишки. И она не сдержалась, – спросила:
- Вам не понравилось – танцевать со мною?
Андрею захотелось улыбнуться: вот тебе и строгая классная дама! А переживает – не меньше гимназистки. Но танцевать с нею было не просто легко, а ещё и отчего-то счастливо. И он ответил:
-Понравилось. Мне сказать Вам надо.
- Сказать? О чём же?
- А вот давайте к окну отойдём.
София Алексеевна чуть заметно покачала головою: уж не в любви ли ей хочет признаться этот мальчишка?
А он не выпускал её ладонь, и всё же пришлось отойти с ним к дальнему окну. Здесь она суховато заметила:
- Вы самонадеянны.
-Сейчас не об этом. Возьмите, – Андрей протянул письмо классной даме.
-Вы уверены, что это – мне? Не перепутали ли Вы меня с какою-нибудь гимназисткой?
-Не перепутал. Полагаю, – там всё написано.
Терёхин поклонился классной даме и отошёл. Поискал глазами Сашеньку и её гимназистов. Мрачный Останин по-прежнему стоял у стены, а друг его, казалось, давно позабыл, что им есть за что бить друг другу… в общем, есть за что драться…
И вдруг Андрей замер: встретился взглядом с невысокой русоволосой гимназисткой. Она стояла рядом с Сашей. Как же он раньше не видел эти большие серые глаза! Он не верил, когда про женские глаза какой-нибудь поэт говорил, что в них можно утонуть. А сейчас сам чувствовал, что тонет в этой тёмно-серой, с чуть приметной синевой, бездонности… И выплывать ему совсем не хотелось. Гимназистка несмело улыбнулась ему, но тут же заносчиво вскинула голову и отвернулась, что-то сказала Саше. А Сашенька улыбнулась подруге, с затаённым беспокойством оглянулась на Михаила. Терёхин проследил за её взглядом, искренне посочувствовал гимназисту:
- Ну и недотёпа же ты, братец!
А Саша представила ему подругу:
- Настя Чердынцева. Мы с ней с первого класса дружим.
У Андрея от счастья захватило дух: Настя!.. Конечно, – Настя, Настенька… Анастасия. Как идёт это имя к её глазам и косам!
Жаль, что закончился бал…
… А после бала – зима. Над застывшими азовскими волнами вместо чаек кружились снежинки – баюкала метель пустынный берег, а волны во сне видели белые всполохи крыльев чаек…
После Святок Степан прислал сватов к Софье Алексеевне. Венчались в середине февраля, – уж витало в воздухе синее предвесенье. К церкви Успения Пресвятой Богородицы пришли гимназистки седьмого класса. Начальница гимназии, Анна Тимофеевна, стояла за взволнованной стайкой гимназисток, зорким взглядом привычно следила, чтобы ни с кем из семиклассниц вдруг не оказался рядом гимназист из Александровской гимназии, – их сегодня тоже немало у церкви. Прятала улыбку: ладно, издалека переглядываются… Думают, – незаметно.
Мальчишка с тёмно-русыми кудрями, что выбивались из-под форменной фуражки ученика городского реального училища, всё же остановился рядом с Настей Чердынцевой, – должно быть, случайно, решила начальница гимназии. Но тут же покачала головой: ежели случайно, то так счастливо не вспыхивают, – оба…
Перед уроками Тимофей Гусятников отыскал гимназиста Останина. Серьёзно и деловито спросил:
- Не надо ли письмо отнести?
Михаил усмехнулся:
- Не надо, Тимоха.
- Жаль, – вздохнул малый.
Михаил низко надвинул ему фуражку:
- Пряников нет. А яблоко – держи.
Большое румяное яблоко пахло так, как пахнут яблоки лишь в самом конце зимы…
Чистый, прозрачно-серый лёд тронулся в первые дни марта. И в эти же дни с городских улиц на берег вернулись чайки, – не дождались, когда большущие льдины, послушные ветру с Хомутовской степи, уплывут в восточную сторону, к Новониколаевской…
-Я ждал тебя каждый день, – сказал Михаил Саше, когда она однажды после уроков пришла к старой пристани. – С тех пор ждал, как чайки вернулись.
А чайки кружились над морем белыми всполохами.
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Навигация по каналу «Полевые цветы»