А Сашенькины бровки растерянно и удивлённо взлетели… Быстрым и легким движением плечиков она перебросила за спину косы, что из-под простенькой девчоночьей меховой шапочки ручейками сбегали до пояса.
Захар тоже казался растерянным… И голос его, всегда уверенно-дерзкий, сейчас был неожиданно взволнованным:
- Я… ждал Вас. Я хотел спросить… Ваше имя. И сказать Вам… сказать, что я… я хотел Вас увидеть.
Сашенька чуть отступила назад, покачала головой… И тут к ним с Захаром подошла красивая молодая женщина. Не спеша, надменно оглядела рослого гимназиста. И лишь по одному её строгому взгляду Захар догадался, что это классная дама. Ещё больше растерялся: по сравнению с такой суровостью Пётр Константинович, их классный наставник, показался гимназисту Мельникову прямо родственником.
- Александра… Гимназистка Солодовникова! Вы опаздываете! Учитель танцев ждёт Вас в зале, – негромко напомнила Саше классная дама.
А Захар вспыхнул от счастья: Александра!.. Саша, Сашенька, – вот как зовут эту сероглазую девчонку! И как идёт ей это имя! Теперь Захар точно знал, какое девчоночье имя самое красивое на свете: Александра, Сашенька!..
Сашенька и классная дама ушли, а Захар смотрел им вслед, и сердце счастливо стучало: Александра!.. Саша, Сашенька!..
Захотелось немедленно увидеть Михаила, рассказать ему обо всём!.. Он просто-напросто узнал, как зовут гимназистку, а ему казалось, что в эту минуту изменился весь мир.
Он заметил друга, подошёл к тополю:
- Мишка!.. Ты видел, да?.. Мы с нею встретились… Я ей сказал… сказал, что я ждал её. Как жаль, что вышла их классная дама… и увела её на занятие по танцам!.. Зато я теперь имя её знаю! Мишка, её Александрой зовут! Сашей!
Как обычно бывает от счастья, Мельников слышал только себя. И – хорошо, потому что Михаил совершенно не знал, какие слова сказать Захару в ответ… Лишь молча кивал головою.
И целый вечер, уже дома, думал о гимназистке Сашеньке… Думал, что надо непременно сказать Захару, – ну, о том, что они с Сашенькой знакомы…
Сказать?.. А – дальше что?.. Михаила бросило в жар: а дальше надо будет сказать, что они с Сашенькой не раз встречались у старой пристани… И что ещё тогда, ранней осенью, они с Сашей договорились увидеться в церкви Успения Пресвятой Богородицы… И уж совсем немыслимо, – рассказать о том, как ему хочется, чтобы так было всегда: он и Саша… они с Сашенькой – вместе, всегда…
Александр Григорьевич, учитель танцев, с любопытством присматривался к рослому кареглазому мальчишке: признаться, он никак не ожидал, что его самым способным и понятливым учеником станет гимназист Мельников. Преподаватели Александровской гимназии знали, что Захар Мельников – заслуженная гордость математика, Дмитрия Ивановича. И Дмитрий Иванович нередко повторял:
У мальчишки – ум будущего инженера. Мне порою кажется: разбуди его среди ночи, дай самую сложную задачу из алгебры, геометрии либо тригонометрии – он сначала решит её, а уж потом сладко потянется со сна… Однажды – уж совсем непостижимо! – он справился с той задачею, решение которой я ещё не объяснял.
А Иванцов, учитель словесности, с сожалением покачивал головой: ни к грамматике, ни к синтаксису сей мальчишка не был расположен. При написании сочинения ограничивался тем, что списывал у своего лучшего друга, Михаила Останина. А чтобы учитель не догадался, – менял местами отдельные слова, и Иван Андреевич, когда проверял работы, страдальчески морщился… Что ж, гимназист Мельников добился поставленной цели. Но сочинение, списанное у Останина, в Захаровой тетради становилось столь неуклюжим, что и узнать его было нельзя… Справедливости ради надо признать, что стихотворения наизусть Мельников учил всегда. Но рассказывал их так, что Иванцову хотелось закрыть уши, – поскольку выразительное чтение оды Державина из уст гимназиста Мельникова звучало так, будто он бойко и уверенно доказывал теорему…
Понятно, что особого прилежания в танцах Александр Григорьевич от гимназиста Мельникова не ждал: какие ж танцы, коль мальчишка этот формулы по алгебре произносит с большим вдохновением, нежели стихотворение Пушкина… Откуда ж было знать Александру Григорьевичу, что интерес к танцам у гимназиста Мельникова объяснялся предельно просто: ожидаемым на зимних каникулах балом в Мариинской гимназии…
Лишь Михаилу доверял Захар свою сокровенную надежду:
- Мишка! Я с нею танцевать буду. – Неожиданно застенчиво улыбался: – Как думаешь?.. Получится у меня? Не будет ли стыдно Петру Константиновичу? Помнишь, он переживал из-за того, чтоб мы во время танцев не оттаптывали ноги гимназисткам!
Михаил уклончиво пожимал плечами, а Захар в своём безмятежном счастье не замечал, что Мишка вдруг неразговорчивым стал… И глаза почему-то прячет. Всё же однажды присмотрелся к другу… и отчего-то стыдно стало Захару: ровно какая-то грусть туманит Мишкины глаза… И стыдно быть счастливым, если в Мишкиных глазах притаилась эта неясная грусть.
Неясная?.. Задачу эту – про Мишкину грусть – Захар быстро решил: даром, что ли, никто лучше него не решает задачи, – не только в восьмом классе, а и во всей Александровской гимназии!..
С учёбой у Мишки всё ладилось. Значит, ответ к задаче – та гимназистка, которую Мишка провожал долгим взглядом.
-Мишка!.. Зовут-то её как?
- Кого?
- Ну… девчонку.
- Ты же говорил, что теперь знаешь, как её зовут.
-Мишка! Я – не о ней… Я – о той девчонке… в общем, о которой ты постоянно думаешь, – я же вижу.
И Михаил решился:
- Александрой её зовут.
А Захар обрадовался:
- Александрой?.. Сашей? Значит, тоже – Сашенькой! Вот так совпадение!
И можно ли было сказать Захару, что нет никакого совпадения, а есть одна-единственная Сашенька, одна-единственная, – с такими тёмно-серыми глазами, с бровками-стрелочками, с длинными косами…
А Захар придумал. На перемене поймал за рукав бегущего куда-то Тимофея Гусятникова:
- Ты девчонок из Мариинской гимназии знаешь?
- А то! – гордо кивнул Тимофей. – Ещё бы я их не знал!
- А гимназистку Солодовникову…знаешь?
-А то!.. – в глазах Тимофея плеснулось удивление.
-Передашь ей письмо?
Тимофею ли не передать письмо гимназистке Солодовниковой!.. Гусятников деловито кивнул:
- Три пряника, три яблока. И карандаш.
Мельников опешил:
- Чего?.. Какой… карандаш?
- Новый, – невозмутимо пояснил Тимофей.
Новый карандаш гимназисту Гусятникову был нужен вовсе не из-за особого усердия в учёбе: если соберёшь несколько карандашей, потом можно будет поменять их на металлический пароход.
- Нуу, Гусятников!.. Ладно. Вот тебе письмо. Отнесёшь, – будут тебе и пряники с яблоками, и карандаш.
А Сашенька несказанно обрадовалась, когда Тимофей принёс ей письмо. Нынче разносчика конфет у гимназии не было, и Саша протянула мальчишке пряничного петушка. Гимназист Гусятников снисходительно кивнул:
- Пойдёт.
Отдал Саше сложенный тетрадный лист и убежал.
А Саша удивленно пробежала взглядом написанные незнакомым почерком строчки…
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Навигация по каналу «Полевые цветы»