Тоненькой былиночкой… или – вот таким сияющим тополиным листочком девчонка летела-улетала туда, где ласково и по-осеннему устало вздыхала азовская волна… Захар догнал девчонку, а она удивлённо оглянулась, и чуть приметная улыбка тронула её губы. Только Захару отчего-то показалось, что улыбка сероглазой девчонки не к нему относится… Может, к дыханию моря, может, к белым всполохам крыльев чаек… или к какой-то, лишь ей известной, тайне.
Захар отчаянно попытался удержать её, зашагал рядом с нею:
- А… я Вас видел. Минувшим воскресеньем, в Успенской церкви.
Сашенька пожала плечами. Ей тоже показалось, что она уже видела этого гимназиста. Впрочем, – чему удивляться! Мариинская гимназия – совсем не далеко от мужской Александровской… А Захар немного осмелел:
- Вы торопитесь?
В серых глазах – затаённое счастье:
- Да. Я очень тороплюсь.
Захар остановился. Смотрел ей вслед, пока она не свернула на ведущую к морю улочку.
А Саша вдруг вспомнила: на утренней службе в Успенской церкви Михаил и этот гимназист были вместе…
Сейчас Михаил шёл ей навстречу. Как всегда, Сашенька поспешно сказала:
- Я всего на минуточку: нам много задано по истории. – Улыбнулась: – А я Вашего друга видела. Высокий такой… Вы с ним в одном классе учитесь? Я так и подумала, что он ваш друг: вы вместе приходили в Успенскую церковь. И он меня вспомнил.
Михаил неопределённо, слегка растерянно кивнул… Перевёл разговор на другое:
- Вы что нынче изучаете по истории?
-Про Наполеона Бонапарта.
- Хотите, – я прямо сейчас расскажу Вам про итальянские кампании Наполеона Бонапарта? Про сражение у Монтенотте? – обрадовался Михаил.
А Сашенька скрыла обычную девчоночью досаду, улыбнулась: ей ничуть не хотелось говорить с Михаилом про Наполеона Бонапарта… Ну, какой Наполеон, – со всеми его походами в итальянские земли, со всеми блистательными победами, – когда так ласково колышется синяя азовская безбрежность, а над нею взмахивают крыльями чайки… И они с Михаилом вдвоём на пустынной набережной.
Саша прошла чуть вперёд. А за спиною – негромкий, взволнованный голос:
- Мне хочется… чтобы так было всегда…
Сашенька повернулась:
- Всегда?.. Но осень минует… и будет зима, и море замёрзнет. И тогда… белые всполохи крыльев чаек сольются со снежною белизной… (В зимний период Азовское море покрывается льдом, – полностью или частично. Чаще всего это происходит в январе. Ледостав продолжается до марта, толщина льда – восемьдесят-девяносто сантиметров, местами достигает метра. Азовские чайки в это время переселяются на городские улицы, поближе к домам, где можно раздобыть корм, – примечание автора).
- Я – не про осень. Я – о нас с Вами… Чтобы так было всегда.
От этого несмелого, немного сбивчивого мальчишеского признания у Сашеньки перехватило дыхание… и ресницы повлажнели, – оттого, что ей тоже очень захотелось повторить его слова:
-Мне хочется… чтобы так было всегда…
Но вместо этого она вздохнула:
- Мне пора.
А утром Захар дождался Михаила у гимназии. Его всегда насмешливый, даже чуть дерзкий взгляд сейчас показался Михаилу непривычно растерянным… будто от счастья, – сбывшегося или не сбывшегося?..
- Мишка! А я видел её.
-Кого?
- Я, Мишка, видел девчонку эту… Ну, что в церкви была. Я встретил её у Мариинской гимназии. Я так и думал, что она гимназистка.
А Михаил ещё держался за надежду: мало ли гимназисток можно встретить у Мариинской гимназии!..
- И… Что ж?.. Как её зовут?
Захар вздохнул:
- Не успел… спросить. Торопилась она.
- Ну… расскажи, какая она.
- Мишка!.. Она… Знаешь, – лёгкая-лёгкая. Будто летит, – вот как листья тополиные… а не идёт по земле. Косы длинные, – до пояса… а глаза, Мишка… я ещё в церкви заметил: тёмно-серые, глубокие… ровно азовская волна, – перед самым снегом…
А Михаилу Сашенькины глаза сегодня тоже напомнили, как темнеет море поздней осенью… Он усмехнулся:
-Похоже, Пётр Константинович прав, – говоря, что ты изменил своей давней любви к математике. Нынче ты говоришь так, что иной поэт позавидует.
Захар словно не расслышал Мишкиной насмешки:
-Я непременно дождусь её у гимназии.
И целый день оба казались рассеянными… Почти не разговаривали, – Захар думал, как сразу после уроков отправится к женской гимназии, а Михаил пытался убедить себя, что не о Сашеньке… не о её косах и глазах говорил Захар, а о какой-то другой гимназистке. Просто так совпало, – про косы и про глаза…
А на последнем уроке – была география – осень за окном вдруг расплакалась, и растворилось в густом тумане лёгкое сияние пожелтевших тополиных листьев… В довершение ко всему классный наставник, Пётр Константинович, сказал:
- Господа гимназисты! Поскольку я не имею ни малейшего желания – позориться с вашей вопиющей, в общем, – медвежьей неуклюжестью, сегодня после уроков мы с вами идём в зал, и во все уши слушаем преподавателя танцев… внимаем каждому слову Александра Григорьевича, – чтобы к Рождеству ваша непроходимая дремучесть хотя бы слегка прояснилась.
Захар Мельников незаметно подмигнул мальчишкам, с учтивым и смиренным видом поинтересовался:
- А в чём состоит наша дремучесть, Пётр Константинович?
Классный наставник живо повернулся к Захару:
- Вы ещё скажите, Мельников, что знаете, как пригласить даму на вальс… Ещё скажите, что умеете танцевать вальс.
- А… без этого никак не обойтись?
- Вы, может, и обойдётесь. А я не намерен сгорать от стыда, когда вы будете оттаптывать ноги гимназисткам: вас пригласили на Рождественский бал в Мариинскую гимназию.
- Нуу!.. – разочарованно протянул гимназист Ольхин. – Где сегодня… а где – Рождество! – Гимназист Ольхин нынче получил тройку по математике, и теперь вполне заслуженно стремился к горячим маманиным щам, – в такую-то погоду!.. Яша оглянулся, надеясь встретить поддержку у друзей: – Да мы за день выучимся танцевать вальс! И – велика ли наука: пригласить танцевать девчонку!
После сегодняшней тройки за решение уравнения гимназист Ольхин был твёрдо уверен, что превзошёл все науки… С усталым достоинством человека, несомненно знающего толк в алгебре, вытер рукавом лоб:
- Вальс!.. Подумаешь! Чай, не квадратные уравнения! Неужто не успеем, – до Рождества-то!
- Ну, это, Яша, – смотря до какого Рождества. Ежели до следующего, может, ты и выучишься танцевать вальс, – глубокомысленно заметил гимназист Вишняков.
Впрочем, на первом же занятии по танцам все мальчишки убедились, что Пётр Константинович, как всегда, прав: танцевать вальс – дело действительно непростое…
Более-менее сносно получалось лишь у двоих: у Останина и у Мельникова.
Несколько дней над городом упорно сеялся колючий дождь, – словно хотел смыть багряно-золотистую яркость последних погожих дней. После уроков за гимназистками приезжали отцы либо крёстные. Захар вздыхал: видеть сероглазую девчонку можно было лишь издалека… Потом его осенило:
- Мишка! Останин!.. А ты чего примолчался-то!.. Что ж, – никогда не расскажешь!..
- О чём тебе рассказать, Захар?
- Да о той девчонке! Ну, помнишь? – она уходила, а ты так красноречиво смотрел ей вслед! Я так думаю, что… в общем, кажется мне, что они обе учатся в Мариинской гимназии.
- Ну?.. Что из того? – Останин исподлобья взглянул на друга.
-Ну, как – что!.. Мишка! Ты же видишься с этой девчонкой?
- Ну?..
- Ты познакомь меня с нею… А я спрошу у неё…
- Давно не виделись. В такую погоду – как увидишься.
Лишь к Казанской посветлело небо, и с рассветом лужи перезванивались тонким ледком. Со степных курганов, что высились за берегом, тянуло запахом сухой полыни.
После уроков Михаил собрался к женской гимназии – в надежде увидеть Сашу. Но его задержал в классе учитель словесности, Иван Андреевич: в Александровской гимназии готовились к литературно-музыкальному вечеру, и надобно было послушать, как гимназист Останин читает стихотворение Пушкина…
И вышло так, что Михаил опоздал. Уже торопливо подходил к Мариинской гимназии, как вдруг замедлил шаги, потом и вовсе остановился, прижался спиною к стволу тополя: навстречу Сашеньке шагнул Захар.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Навигация по каналу «Полевые цветы»