Понять смысл короткой фразы «Началась вой_на с Германией» было не так просто, находясь в лече_бнице. Мне уже давно казалось, что внешнего мира не существует, моя вселенная ограничивается лече_бницей, и всё, что может произойти «там», по другую сторону забора, никак не тронет меня. Я смутно помнил радиопередачи, которые слушал в каморке Эрдмана, рассказы о лёгких победах Гитлера, но я не мог представить, что немцы, напав на СССР, смогут добиться успеха. Скорее всего, их быстро отбросят назад, но мне не было до этого дела – победа, и даже временные неудачи солдат никак не могли повлиять на моё будущее. Во всяком случае, так думал я в последние дни июня сорок первого года. Вернее, даже и не думал – в один миг поняв это, я больше и не возвращался к этой мысли. Для меня, наоборот, эти дни стали счастливыми, если можно считать послабления в боль_нице минутами радости. То ли настойчивый и честный вр_ач Лосев сумел добиться, или были иные причины, но инсу_ли_ном меня перестали мучить так же внезапно, как и начали. Я вновь обретал себя, возвращалась память, эмоции, простая радость от того, что разгорается лето, и я могу различать все его многоликие оттенки.
Именно в те дни, когда ко мне постепенно вернулось самоощущение, я заметил этого странного человека. Может, он был в бо_льн_ице и раньше, но на старца Афанасия я обратил внимание впервые, млея на солнышке, прижавшись спиной к крепкой, приятно шелестящей листвой и пахнущей мёдом липе. Я просто смотрел вдаль, у меня не было сил шевелиться, как у дряблого, выброшенного рыбаком червя. Старец суетливо брёл по аллее, почему-то всё время кланяясь, но так ровно и уверенно, будто чудак, кланяющийся на ходу в церкви. Приглядевшись, я увидел, что, склонившись к дорожке, он подбирал осколки стекла, огарки спичек, камешки, обрывки газет и другой мусор, которые спешно и аккуратно, как драгоценность, прятал за пазуху. И чем ближе он подходил ко мне, тем лучше я различал, что шея его повязана полотенцем, и что-то болтается на груди, мешая ему. Это что-то он тоже бережно придерживал, когда сгибался. Мне даже показалось, что на шее поблескивает крест, как у архиерея, но это был большой, и как я потом понял, неисправный будильник.
Мне показалось, что старик находится глубоко в своих мыслях – да, именно мыслях, он не был похож на других моих собратьев по несчастью в мире душевнобольных. Я сразу решил, что старец, как и я, вовсе не болен, а изолирован здесь от общества.
Соображения, словно воды тихой речки, текли в моей голове, словно этот непонятный человек окончательно вернул меня к жизни, научив отличать сон от яви. Но я всё так же полусидел, некрасиво расставив ноги. Хотелось есть – с питанием действительно начались перемены после начала вой_ны, и это впервые отрезвило меня, дав понять, что хрупкий мир нашей бо_льни_цы всё же зависим от того, что происходит за пределами Орловки. Но, несмотря на лёгкий голод, я чувствовал себя хорошо, и, когда наши глаза сошлись, я улыбнулся старцу.
Он посмотрел на меня большими серыми глазами, затем выпрямился, уверенно и твёрдо, как солдат, зашагал в мою сторону. Мне даже показалось, что в далёком прошлом этот человек наверняка служил. Возможно, участвовал в империалистической или гражданской вой_нах – такая у него была твёрдая и уверенная выправка. Был он высок, строен, плечист. Если бы не эти нелепые кухонное полотенце и будильник, то выглядел бы он как самый настоящий монах, вечный строгий постник, подвижник веры. Он видел меня насквозь, пронзал глазами, как электрическим током, заставляя встрепенуться, прийти в себя, привстать – подняться полностью не получалось. Но я больше не был брошенной в пучину безвольной амёбой. Моя жизнь и прошлое, грех клеветника, погубившего невинных людей, вернулись ко мне и обличали перед его спокойным и твёрдым взором. Он пронзал насквозь моё дряблое сердце. Но лицо его, светлое и спокойное, вовсе не было злым и осуждающим.
Старец нагнулся, взял в ладони мои руки, сжавшие пучок травы. Мгновение – и он повалился рядом, не сводя глаз с моих дрожащих пальцев. Я не понимал, что так озадачило его. И тоже посмотрел – с сочного стебелька, аккуратно перебирая лапками, на мой указательный палец села и замерла божья коровка.
– Пусти-ка её вон туда, на зелень, пусть себе попасётся, – сказал он.
Я как мог бережно опустил ладони, будто они были огромным плотом, помогающим насекомому с алыми в чёрных точках крыльями перебраться на безопасную землю. И удивился – божья коровка, лишь завидев травинку, перебралась на неё и замерла, а старец опустился к ней, прильнул лицом, губами, и, казалось, улыбался, говоря что-то на странном языке.
Почему же я сразу стал называть его старцем? Удивительно и то, как я потом узнал, что и другие называли его только так. Он не выглядел немощным. Оказалось, персонал бо_льн_ицы любил и уважал Афанасия, да и он сам обращался ко всем на «вы», а к женщинам – «мама», стараясь поддержать тёплым словом или помочь. Хотя с некоторыми мог быть резок. Даже Кощей старался держаться с ним холодно и отстранённо. Сдаётся мне теперь, что старец сказал ему что-то, после чего тот долго не мог прийти в себя, а потом просто спрятался от него в трусливой злобе. Но это только догадки.
В тот летний день мы ещё долго сидели, прижавшись спинами к раскидистой липе. Ни о чём не говорили – просто слушали птиц, шум ветра в больших, как паруса, листьях. Рядом с этим человеком мне казалось, что я начал различать звуки, неведомые мне ранее – скрип лапок кузнечика в прыжке, тихое движение мохнатого тела гусеницы, призывные звуки сотен муравьев в их похожем на церковь большом домике.
Я был не одинок под нашим деревом. Именно нашим. Потом, когда приходил к нему один, я называл его только так. Также я понял, что старец Афанасий собирал спички и прочий мусор не просто так. Он часто вручал бо_ль_ным, вра_чам, или посетителям бо_ль_ницы эти огрызки, говоря при этом что-то загадочное, сложное, но при этом пророческое. Старец не говорил что-то конкретное о будущем, и не обличал грехи напрямую, а был иносказателен. И он всегда угадывал, что было на сердце у людей. Но стоило только попросить его рассказать о чём-то подробней и конкретней, он всегда отвечал:
– Ищите родственность между предметами, привыкайте решать задачи.
Порой он как бы невзначай отвечал на мысли, говорил о том, что было на душе. В редких случаях он ясными словами предупреждал о каком-то событии или возможной беде. При этом старец со всеми был приветлив, словоохотлив, доброжелателен. Мне же старец не сказал ничего мистического, пророческого. Я лишь ощущал тепло от его присутствия, как от солнца, и он отдавал мне силы, помогая прийти в себя, вернее, вернуться к себе самому. Иногда мне становилось страшно, ужас налетал на меня, словно шквалистый ветер, и тогда старик, словно всё чувствуя, странным образом находил меня, и ничего не говорил, а лишь смотрел и улыбался, будто лечил меня одним только взглядом.
Помню, как в один из дней ко мне подошёл вр_ач Лосев и стал что-то спрашивать о здоровье, и я захотел узнать от него про старца:
– Он очень хороший человек, – ответил молодой до_ктор. – Раньше таких в народе называли юродивыми или провидцами, их не трогали, а наоборот, почитали. Из тех материалов, что есть у нас на него, я знаю, что он из Орла. Откуда родом – неизвестно, в этом городе он появился внезапно в годы гражданской вой_ны, стал жить на колокольне. Было ему тогда лет тридцать, и никто не знает, что было с ним раньше, откуда пришёл. Но сдаётся мне, что странным он был не от рождения. Когда его увидели на колокольне, он был босым и легко одетым, хотя время было зимнее. С высоты он сходил только лишь для того, чтобы попросить на пропитание. Слух об этом странном человеке дошёл до местного священника, и он попросил подыскать среди верующих того, кто готов приютить блаженного.
– Неужели нашли? – спросил я, слабо веря.
– Да, его взяла на поруки одинокая женщина. И он сразу стал у неё чудить, в первый же день принёс в комнату ведро воды и стал плескаться, как гусь, все полы вымочил. Потом он стал бродить, собирать склянки, как делает и сейчас. Часто его видели бегущим по дороге с метлой, разметал так, что пыль столбом стояла, и кричал: «Кайся, окаянный грешник!» В картуз любил перья вставлять. Кстати, у старца хороший музыкальный слух, умеет играть на скрипке и на гитаре, к нему часто наш местный учитель музыки ходит, Мешковский. Говорит, что у Афанасия редкое дарование, он мог бы вполне играть если не в оркестре, то в ансамбле уж точно.
Я поднял глаза – в безоблачном небе над больницей кружилась стая голубей.
– Да, иногда он вскользь упоминает Варшавскую консерваторию и драгунский полк, но как это с ним связано, не уточняет, – продолжал Лосев. – Афанасий не ест мяса и особенно терпеть не может яйца, говоря: «Трупы не кушаю». Однажды был случай, когда он случайно наступил на гнездо и раздавил яички, сильно потом переживал. Странностей хватает. Например, от ржаного хлеба тоже отказывается, хотя с начала вой_ны никакого другого у нас просто нет, да и с чёрным, сам знаешь, какие проблемы. Вообще ест он странно, мы на него поначалу ругались за это, но потом привыкли. Любит, когда ему «суп» подают – он так сырую воду с солью и капустным листом называет. Вместо хлеба возьмет картофелину, и давай уплетать с аппетитом. Если есть сахар – может и его в свою бурду подсыпать.
– Сюда за все эти странности и попал? – спросил я.
– Да вовсе нет, – ответил вр_ач. Мимо нас прошёл художник Яша, улыбаясь, и Лосев молчал, пока тот не скрылся за деревьями. – Дело в том, что Афанасия в народе стали почитать за провидца, и много женщин за ним ходило. И не только о будущем, о жизни у него спрашивали, но вообще по любому вопросу советовались, а его ответы принимали как высшую истину. Например, стоит ли вступать в колхоз, интересовались. А старик им в ответ, нет, мол, держитесь своего двора и хозяйства, ничего хорошего в объединении нет, пойдёшь в колхоз – своё потеряешь. Конечно, об этом довольно быстро доложили местному руководству.
Я подумал, что в наших со старцем Афанасием судьбах есть что-то общее. Лосев продолжал:
– Сначала его в камере держали, хотели повесить на него участие в церковно-монархической группе, или что-то подобное. Странно, но ничего доказать не удалось, и его просто отпустили, но ненадолго. Его довольно быстро забрали в пси_хиат_рическую лече_бницу там, в Орле. Да вот беда – старухи-поклонницы стали к воротам каждый день ходить, передачки носить. Вот и приняли решение перевести его к нам, чтоб подальше от его, так сказать, паствы. Но бабушки и сюда к нам едут, я стараюсь не препятствовать, хотя Беглых настроен иначе. Старухи много добра привозят, еды, а Афанасий всё больным раздаёт. Но Беглых неистов – он ведь и его, и тебя считает врагами советской власти.
«Да уж, этот Кощей проклятый», – подумал я, но сказал другое:
– Какой идейный вр_ач Беглых, молодец.
– Да уж, – ответил Лосев, прекрасно зная мои мысли и, возможно, соглашаясь с ними.
– Из Орла в Орловку, есть в этом каламбуре что-то интересное, – сказал я.
– Говорят, что он все свои мытарства по пси_хбо_льницам предсказал, даже где и сколько находиться будет. Правда, общаясь со мной, он никогда не пророчествует и великих истин не произносит.
– Почему же он всё-таки ходит и мусор подбирает? – я размышлял вслух.
– Думаю, он так по-своему молится, – ответил врач. – Про огарки спичек я его как-то раз спросил. Афанасий ответил, что нужно брать их десять, связать ниткой. Я не понял, зачем, а он только посмеялся. Кто знает, может, он десять заповедей имел ввиду, или ещё что-то, не разобрать. Люди верят, что он с помощью огарков определяет судьбу.
– Сами в это верите?
– Я – вр_ач. Моё дело – ле_чить, помогать людям, а не верить небылицам и предрассудкам.
К нам подошёл один из бо_льных, его звали Толя. Он был сухой, усталый, но с необычайно подвижными и нездоровыми глазами, из которых, казалось, вот-вот полетят искры:
– Мне нужно электричество, ещё вода очень нужна.
– Зачем, Анатолий Васильевич? – спросил Лосев.
– Чтобы подключиться! – ответил тот. – Разве не видите, у меня из живота идут провода, там у меня внутри орбита, а ещё магнит, который управляет мыслью. И глазами тоже. Я глазами фотографировать умею, но без воды и тока ничего не получается.
– Анатолий Васильевич, есть ещё один вариант, как решить эту проблему, – ответил вр_ач. – Сходите к ме_дсестре, она даст вам лека_рство. И оно поможет.
– Точно?
– Не сомневайтесь!
– А вообще я знаете кто? – не отставал бо_льной. – Я – великий архитектор, и скоро обязательно построю дворец в честь Ленина! Мне для этого наденут на голову повязку с алмазами, и я соединю силу притяжения с силой своей мысли. Мне это нетрудно. Я ведь окончил много институтов, шестьдесят три научные школы прошёл. Я писатель, художник, артист, а ещё токарь и сварщик, плотник, я могу заработать миллион за секунду. Но не это главное! Я вот могу палец поднять и им закрыть землю!
– Не надо этого делать, прошу вас! – ответил Лосев. – Лучше сходите к ме_дсестре, она поможет!
– Да, пойду. Надеюсь, что всё хорошо будет. А то ведь за мной следят уже четырнадцать лет, и сюда тоже пробираются, такие в капюшонах ходят, наверняка ведь их видели? Это враги оттуда! Они не хотят, чтобы я хрустальный дворец Ленину строил. Но ничего! Они ведь не знают, что у меня есть защита от них: два волшебных карандаша!
Паци_енты любили врача Лосева, и он мог невозмутимо и долго выслушивать даже подобную бессвязную речь. Более того, ему удавалось в какой-то мере понимать, что говорит бо_льной, строить с ним диалог, пытаясь вывести на хороший лад и леч_ение. И хотя вр_ач был молод, и ему в чём-то тогда не хватало опыта и знаний, но у него было главное – он считал бо_льных личностями, которым просто нужна помощь. Это он подчёркивал. И даже когда одна умалишённая кричала на него: «Мама моя русская, уйди к черту!» Лосев оставался спокоен, уверен и все так же почтителен.
Он понимал, что гнусную брань на него сыпет не сам человек, это ругается бо_лезнь. Алексей Лосев верил, что наука в новом веке достигнет таких высот, что станет возможным выле_чить самых безнадёжных паци_ентов. Но при этом никогда, ни в какие времена не будет такого, что бол_езнь уйдёт только с помощью лек_арств. Всегда будет требоваться вр_ач – как друг, помощник, как самый близкий для боль_ного человек, помогающий ему выкарабкаться из беды. Помню, как в конце лета сорок первого решили провести какое-то собрание, прямо в парке под открытым небом, и я слушал, как Лосев с восхищением вещал о достижениях науки, небывалом скачке советской меди_цины под руководством Сталина. Что именно эти знания и прорыв помогут одолеть врага.
– С тьмой и предрассудками прошлого наконец-то покончено, – Лосев стоял на трибуне, казалось, графин с водой вот-вот закипит и лопнет от его пронзительной речи. – Наша советская наука, коммунистическая мораль определяют чётко, что психическое расстройство – это не отдельное проявление сторон характера. Больные люди – это личности, которые по самым разным причинам не смогли выстроиться в условия жизни, разрешить внутренние проблемы, конфликты и противоречия. В конечном итоге чудовищное расхождение их представлений о мире и тем, что мир представляет собой на самом деле, приводит к трагедии. У бо_льных иное строение чувств, мышления, поведения, они выходят за рамки культурных убеждений и порядков, но это ничего не меняет – они такие же граждане нашей советской страны, как и все остальные. Мы должны помочь им. И мы им поможем!
Помню, раздались аплодисменты, и я заметил, что не аплодировал и ухмылялся лишь один человек – Василий Беглых, он же Кощей. И тогда я понял, что никакие достижения в технике и лека_рства не помогут исправить души тех, кто прогнил насквозь и болел нравственно, выбрав для себя путь мучителя.
Кстати, Кощей не раз издевался надо мной, направляя на какие-то унизительные работы. Мог заставить почистить целый мешок картошки, или принести сто вёдер воды, подчёркивая, что это – особая форма трудотерапии. Конечно, на это обращал внимание Лосев, но не всё было в его силах. Я повторю, Мишенька, что вообще плохо понимал тогда, и уж тем более не вспомню сейчас, кто из них занимал какую должность в больничной иерархии. Ведь я едва мог разобраться в своём внутреннем мире, который больше всего напоминал старый дом с обвалившейся крышей.
Впрочем, Миша, я опять отвлёкся и ушёл в сторону. Нас тогда старались не тревожить и ни во что не посвящать, но правду не удавалось скрыть даже в стенах бо_льницы – немцы шли по стране напролом, приближаясь к нам. Правду уже было не скрыть, но нам говорили, что советские бойцы стоят насмерть, и фашист не пройдёт, скоро будет остановлен и отброшен, а затем и вовсе разбит и задушен у себя в логове. Я не особенно верил. Помню, как полоумная Зоя, та, что все время материала Лосева, кричала:
– Вот ждите, скоро придут и порвут всех к чертям, мать моя русская! Никто не спасётся!
От её слов даже те, кто был недвижим, приходили в неистовство и кричали. Всех утешал старец Афанасий. Помню, как встретил его в столовой, где он хлебал свой «суп» с капустным листом, и, глядя на висящий на шее будильник, спросил:
– Что ждать? Враги победят? И что тогда?
– Какие враги? – удивился он. – Да они у нас в гостях, как придут, так и уйдут себе.
И другим, отвечая на подобные вопросы, он обычно говорил:
– Сапоги уйдут, лапти придут.
И это всё, что мы могли тогда знать о вой_не. Лето сорок первого года запомнилось тёплыми вечерами, когда приходил учитель музыки Мешковский, и они вместе с Афанасием давали концерты, старец играл на скрипке, а сельский педагог – на баяне. Однажды я не выдержал, и попросил у Мешковского инструмент. Не сразу, но руки вспомнили, и я стал наяривать «Красных кавалеристов». Может быть, часто попадал мимо нот, во всяком случае, учитель отчего-то морщился, а потом быстро попросил отдать ему инструмент.
Кощею тогда не удалось запретить эти концерты, потому что опёку над ними взял Лосев, заявив о развитии нового направления – музыкальной терапии. Он даже плакат красный подготовил с какой-то цитатой Ленина насчёт силы искусства, и растянул между деревьями, под которыми играли два музыканта.
Я не столько слушал музыку, сколько смотрел на старца, привычно прижавшись спиной к шершавому стволу липы. Он плавно водил смычком, и я улетал куда-то, становясь лёгким, прозрачным, свободным от всего на свете. Именно эти два человека – вр_ач Лосев и блаженный Афанасий, помогли мне преодолеть внутреннюю боль и вновь стать собой.
Впрочем, не только они. Была ещё и ме_дсестра, Елизавета Львовна. Она была совсем юной девушкой, самым милым созданием в нашей угрюмой и глухой клин_ике. Милая сестричка Лиза с ребёнком на руках…
...
Часть 1.1
Часть 2.13
...
Автор: Сергей Доровских. Все произведения автора ЗДЕСЬ
https://proza.ru/avtor/serdorovskikh
Почта Н. Лакутина для рассказов и пр. вопросов: Lakutin200@mail.ru
Наши каналы на Дзене:
От Сердца и Души. Онлайн театр https://dzen.ru/theatre
Николай Лакутин и компания https://dzen.ru/lakutin
Тёплые комментарии, лайки и подписки приветствуются, даже очень!!!