- Милан, просыпайся, - Семен нежно чмокнул жену в маленький и чуть вздернутый носик, - ты собиралась на стадион, говорила, что дети придут в 10.
- Сём, - Милана с закрытыми глазами обняла мужа, - еще 10 минут, сегодня выходной. – Она лениво потянулась и открыла глаза. – Все, встаю, встаю, раз обещала. Вот кто меня за язык тянул.
- Не хотел тебе говорить вчера. Боялся что расстроишься, а тебе нельзя, - Семен Андреевич погладил жену по животу. – Только не нервничай, обещаешь? – Милана кивнула, - Клавдия Марковна звонила, - Милана напряглась, привстала. Воспоминания нахлынули и обожгли. Она вспомнила, как бабушка одернула деда, когда тот пытался собрать вещи внучки, когда они уезжали.
- У меня нет родных, - она притянула Семена Андреевича к себе и крепко прижалась, - запомни, никого нет, кроме тебя и его, - Милана показала на выросший живот.
- И ты даже не хочешь знать, что у них случилось?
- Нет, - Милана резко поднялась и стала одеваться, - и хватит об этом. Мне идти надо, детям обещала.
Милана быстро собралась и уже закрыла за собой дверь, как услышала звонок. Семен взял телефон и медленно и даже лениво сказал:
- Слушаю Вас, Клавдия Марковна. Не сказал, не хочет слышать. Ушла. – Семен брился, а потому включил телефон на громкую связь. Милана приоткрыла дверь и услышала голос бабушки:
- Как же так? Ведь мать она ей. А кто же её возьмет. Ты обязательно скажи ей, что квартира ваша будет. Все отказную напишут. Пусть только заберет её из больницы. Ведь парализованная, кому она нужна. Я не могу, возраст. Да и сама тут в приживалках живу. Как умер Григорий Ефимович, здоровье совсем меня покинуло. За собой-то ухаживать не могу. А её ворочать надо. Поговори с ней, Семен, мать ведь, - Милана слышала, как бабушка плачет. Она не знала, как поступить и просто сбежала.
После тренировки она еще долго бродила по стадиону. Домой идти не хотелось. Семен человек добрый и рассудительный, он примет любое её решение. А это значит, что она сама должна решить, сама и никто больше. Милана представила парализованную мать в больнице. И поймала себя на мысли, что нет никаких чувств к ней, кроме брезгливости. Нет,- думала она, - пусть сдают в дом инвалидов. Мне она не нужна. У неё есть два брата. Вот они пусть её и берут, вместе с её гадкой квартирой. Мне ничего от них не нужно. Нет, нужно, не видеть их и не слышать, забыть.
- Милан, - услышала она голос мужа, едва переступив порог, - мне поговорить с тобой нужно.
- Я все знаю. Я её не возьму. И квартира мне их не нужна.
- Я так и думал, - задумчиво протянул Семен. - Ты слишком много пережила, чтобы кто-то мог тебя судить.
Весь день Милана не находила себе место. А на следующее утро, пересилив себя, она решила все-таки навестить мать в больнице.
- Она лежала одна на полу, - торопливо и будто заговорчески говорил доктор, - если бы кто-то был рядом…, молодой организм…, а так, что…, инвалид теперь. Мы все что смогли…, молодая ведь еще…
- Да ладно Вам, - одернула его Милана, - с её образом жизни, не мудрено. Можно к ней пройти?
- Я провожу.
Когда Милана открыла дверь палаты, Олеся повернулась, лицо искривилось, изобразив что-то подобно улыбки.
- До… доченька, - с трудом выговорила она, а из глаз потекли крупные слезы. - Доченька, доченька, - шептала Олеся, - пришла….
- Я, мам, - Милана взяла её руку и нежно погладила, - мы заберем тебя завтра. – Олеся медленно кивала, показывала что-то жестами, Милана улыбалась, ничего не понимая - будем заново учиться говорить, ходить, жить.
***
- Андрюшка, Андрей, - кричала Олеся, - не бегай по лужам, простудишься. Все матери расскажу.
- Не расскажешь, - смеялся внук, а сам с силой ударил ножкой по луже, окатив водой бабушку.
Конечно, не расскажет. Сейчас они вернутся, бабушка разотрет холодные ножки внука и напоит его горячим чаем с малиной. И ничего не станет говорить родителям. Зачем их расстраивать. Ведь нет у неё никого дороже дочери и её семьи. Никого дороже и ничего. Сейчас она все бы отдала, только бы не было того страшного дня, когда Олеся продала родную дочь за бутылку водки. А Милана простила и даже не напоминает никогда. «Разве можно такое простить, - думала Олеся, - я бы не смогла».
