Ирина застегнула брючки, поправила волосы. Неохотно ответила тётке:
- Бывший мой.
Лидия Семёновна усмехнулась:
- Рожать-то почему не хочешь? Я так понимаю: ты за Саньку потому и вышла… – чтоб прикрыл.
-Нуу… Сама ж говоришь, – по сроку видно: отец – не Санька. А мать Санькина, Мария Алексеевна, – ты ж знаешь, тёть Лид: дотошная… да ушлая, догадается. Вычислит. Оно мне надо.
- Не надо, – согласилась Лидия Семёновна. – Только направления я тебе не дам.
Ну, ясно: сказались тёткины монастырские правила, – на все случаи жизни…
- Тёть Лид!.. И что ты предлагаешь? У нас с Саней только сложилось, а тут…
-Ничего я тебе не предлагаю. Ты ж меня не спрашивала, когда… – тётка, по своему обыкновению, называла вещи своими именами: – Умела… – умей и ответить. Направления не дам.
-Тёть Лид!..
Лидия Семёновна непривычно задумчиво… даже как-то мягко, сказала:
-Видела я, как на свадьбе Санька смотрел на тебя… Как на руках кружил тебя, каким счастливым был… – Но тут же встрепенулась от задумчивости, и голос её снова стал твёрдым и строгим: – Найди такие слова, чтоб мужу рассказать обо всём. Это – единственный путь, чтоб семью сберечь.
Ирина взяла сумочку. Тётке даже не кивнула, – вышла из кабинета. Посидела на скамейке под каштанами. Усмехнулась: единственный путь?.. Это, тётенька Лидочка, у вас в монастыре единственный путь – покаяние. А здесь, кроме тебя, другие врачи есть.
А у других врачей оказалась слишком болтливая санитарочка Настенька, которая страх как любила подслушивать чужие разговоры… А у Настеньки – сестрицы и подружки, и – с учётом того, что не в Москве живём-то… – через пару дней, когда перед спуском в шахту мужики перекурили, Саню задержал Мишка Большаков, двоюродный брат. Хмуро поинтересовался:
-Что ж ты… Ирку свою на аборт посылаешь… А такая любовь на свадьбе была. Прям все любовались вами.
Гордеев оторопел:
- Куда я… Ирку посылаю?..
- Сань, Верка моя рассказала, – говорили бабы у них в бухгалтерии, что Ирина в больницу ходила.
Санька обескураженно хлопал глазами… Братуха дёрнул его за рукав:
- Идём, пора.
Никогда первая смена не казалась Саньке такой долгой… Даже – бесконечной.
В автобусе Саня молча смотрел в окно, не слышал обычных разговоров и пересмешек мужиков.
А дома – мать с отцом, Алёнка, сестра младшая… Дом у Гордеевых по-здешнему большой и добротный, – батя так строил, чтоб всем места хватило. И – новый совсем: Санька старый дом помнит, а потом, когда уже в шестом-седьмом учился, помогал бате со стройкой. Алёнка – понятно: замуж выйдет. А Санька, надеялись родители, жену в дом приведёт, тут и станут жить. А Ирина фыркнула:
- У нас должен быть свой дом!
Переглянулись отец с матерью, но не сильно удивились: ожидаемо… Батя закурил:
- С год с нами поживёте. За огородом, к речке, участок есть. С весны начнём строить, к следующей зиме успеем.
После ужина батя пораньше лёг, – ему в третью сегодня. За Алёнкой Игорёк на мотоцикле приехал: в Ковыльном дискотека сегодня. К матери соседка заглянула, – они во дворе, на скамейке под яблоней, сидели.
В общем, слова пришлось искать Сане:
- Ир!.. Ты… что надумала?
Ирина осторожно подула на только что накрашенные ногти. Улыбнулась:
- Я много чего надумала. Ты о чём?
- Ир… Я же знаю. – Санька потёр ладонью лоб.
Ира вспыхнула:
- Знаешь?.. И… что теперь?
- Ир, ты зачем в больницу ходила?
-А ты – маленький?.. Не понимаешь, зачем?
-Ир!..
- Это не твой ребёнок, – ты что, не понял? И его не будет.
Санька замер… И тут же ему показалось, что он задыхается: а вдруг… а если… а если малый слышит сейчас Иринины слова?..
- Ирка! Ты думаешь, что говоришь?
- А что тут думать?
В Санькиных висках что-то тупо и больно стучало… А в глазах потемнело, и в эту темноту, казалось, кубарем летит и дом, и двор за окном, и колодец с разноцветными Алёнкиными мальвами вокруг… и всё, что ещё утром, перед первой сменой, было таким простым и желанным счастьем.
Перед Санькиной свадьбой у Валерки Любавина дочка родилась. Из роддома Валеркину Анютку встречали всей сменой. Тогда у Саньки тоже перехватило дыхание: Валерка осторожно взял из рук медсестры крошечный свёрточек, что по цвету напоминал лепестки роз из Анюткиного букета. Анюта бережно приоткрыла уголок одеяльца, улыбнулась:
- Полина Валерьевна.
Кроха спала. А светленькие бровки чуть вздрогнули. Мужики счастливо переглянулись: красавица!
Это вот… что?.. Такую вот кроху, – чтобы…
Саня достал сигареты. Голос его и слова – в общем-то, простые, – не допускали никаких возражений:
-Ты, Ирка, запомни: чтоб я про это, – чтоб ребёнка… – больше ни разу не слышал. Поняла? Малый не виноват, что у тебя с твоим летёхой не сложилось. И родится он, – потому что я так сказал. Значит, отец его – я.
Ирина растерянно и удивлённо… даже с какой-то непонятной робостью смотрела на Саню: Олежка не умел так говорить…
Саня обнял её:
- Ир, мы с тобой что, – пацана на ноги не поднимем? Вот дом построим. Ещё не одного малого вырастим.
- Пацана?.. – озадаченно переспросила Ирина.
Санька подумал:
- Ну, да, пацана. Я, Ирка, чувствую, что мальчишка будет. Сын. Артём Александрович, – я решил.
- А… мать с отцом?..
- Я, наверное, лучше отца с матерью знаю, что пацан мой.
Ирина вспомнила тёткин совет: найди слова… Получается, что слова нашёл Саня
Родился мальчишка морозной январской ночью. Потрескивали дубы в балке и лёд на Луганке, перезванивались прибрежные купыри, а в свете зимних созвездий серебрился заснеженный террикон. К Тёмкиному рождению Саня как раз успел: он в этот день во вторую работал. Строгая акушерка Людмила Григорьевна показала Гордееву сына. Она вовсе не собиралась давать ему на руки кроху, – просто знала, что шахтёр был на смене, и в забой ему диспетчер передал, что жену в роддом увезли. Знала и то, как шахтёр считал минуты до подъёма на-гора: и как не показать отцу сына?.. А Саня требовательно протянул к ней руки. И Людмила Григорьевна молча повиновалась тёмно-серым Санькиным глазам, – должно быть, потому, что сквозь отчаянную требовательность в них колыхалась такая бережная нежность. Саня затаил дыхание: а говорили, что они ничего не понимают!.. Мальчишка смотрел на него осмысленно и серьёзно, тихонько покряхтывал, и ни один человек на земле не мог сказать Саньке, что это не его сын. И, наверное, ни один отец так не гордился своей причастностью к рождению сына, как гордился Саня. А причастность Сани к рождению сына бесчисленно превосходила летёхину причастность. Иринка говорила, что этот её Олег, когда про беременность узнал, ни на минуту не задумался, – тут же сказал, что ребёнок ему не нужен. Так и сказал, гадёныш в погонах, чтоб Ирка аборт сделала. Так кто причастен к рождению сына: летёха этот, браво распорядившийся, чтобы он не родился, или Саня, что не позволил Ирине даже думать об этом… леденяще-колючем слове?..
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 5 Часть 6
Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15 Часть 16
Часть 17 Часть 18 Часть 19 Часть 20 Часть 21
Навигация по каналу «Полевые цветы»