- Моей доченьке нельзя ничего запрещать!
Девочка скинула со стенда упаковки с рисом. Добралась до масла и до соли. Ничего не порвалось, но изрядно попортился внешний вид. Девушка в шляпке сказала, что это плохо.
- Ей нельзя запрещать. Да и на себя посмотри. Что у тебя на голове?
- Моя шляпа вам не мешает.
- А если мешает? Только к моей доченьке и цепляетесь, а за собой ничего не замечаете.
Катя скинула банку кукурузы. Звон стоял на все здание.
- Уведите ее. Пожалуйста, - попросил вежливый консультант.
- Пойдем, Катюша. А то насмотришься на него и будешь тоже в сфере услуг до старости работать.
Парень сник.
Его пожалели покупатели.
Дочка с мамой покинули данный, “непрезентабельный” отдел.
Она всегда себя вела так, всегда хватала то, что попадалось под руку, и швыряла, если не понравилось. Мама научила ее отвечать, что “запрещать ничего нельзя”, и Катя подхватывала ее мнение, как стремительная река подхватывает бревна. Мама, видимо, прочла только первую половину учебника по воспитанию собственных чад, потому что про то, что нельзя плохо обходиться с ребенком она прочитала, а про то, что ребенку надо постоянно объяснять, что и с другими людьми нельзя плохо обходиться – не знала.
От этого страдали, конечно, в группе.
Катюша не посещала никаких садов до 4,5, потому что Инга была убежденным приверженцем домашнего обучения, но какая-то птичка однажды ей нашептала, что дочери нужен социум. И Катюшу отдали в группу “Яблочко”. Мама страшилась, что девочка не адаптируется, стояла днями у группы, на страже, думала, что Катюша попросится домой. Но она как раз замечательно адаптировалась. Домой начали проситься все остальные, включая воспитательницу. Справиться с Катюшей было невозможно. Она толкалась, отбирала плюшевые игрушки, дерзила старшим, нянечкам, и все это прикрывала мама своим “не смейте ругать мою дочь”. Когда Катя провела маркером по всем шкафчикам, оставив длинный зеленый след, то маму, наконец-то, настойчиво пригласили к заведующей, но и там она не поддалась – “смотрите за детьми лучше”. И не важно, что воспитательница как раз успокаивала мальчика, у которого Катя сломала робота, и не могла находиться везде одновременно.
Деньги за робота Инга отдала, кинув их на ковер, что дочь тоже видела и, конечно, усвоила.
С Катюшей получалось сладить только в одном случае – уступить ей. Так воспитательница уговаривала детей с ней дружить, делиться чем-нибудь и соглашаться.
Естественно, и Катю, и Ингу это устраивало.
Все радовались, когда Катюша выпустилась из сада.
Наступило время школы.
Методика, избранная мамой, дала немаленький сбой уже в самом начале сентября, когда Катюша выхватила у одноклассницы наклейки для пенала, оттолкнув девочку, и сказав, что она тут главная, и отлетела на два метра в сторону. И внезапно для себя узнала, что ребята-ровесники, которым не внушали 3 года мысль, что Катю надо просто потерпеть, не хотят играть по ее правилам.
С криками приехала Инга.
- Конечно, я не поощряю такое поведение, все должны решать словами, но Катя толкнула первой, - извинялась классный руководитель.
- Ей можно! Она мне сказала, что Юля не захотела поделиться наклейками. Что это за ребенок, который не делится?
- Ваши девочки не подружки. Очевидно, что, чтобы что-то взять, надо найти контакт и хотя бы познакомиться. Подружиться.
Познакомиться? Подружиться? Учитывать чье-то мнение? Таких слов Катюша с пеленок не слышала.
В ход пошли разные способы. Инга дежурила возле кабинета, цепляясь к каждому, кто не удостоил и словом ее доченьку. Инга приносила кульки конфет, чтобы задобрить детей, которые вообще не понимали, чего от них хотят. К счастью, учительница запретила угощать детей неизвестными сладостями без одобрения родительского комитета. Инга ходила в класс, уговаривала и даже грозилась. А шансы Катюши завести друзей все падали и падали, прямо пропорционально тому, как часто ее мама вмешивалась. Девочка и без того не пользовалась популярностью.
Кое-как доучившись до 3-его класса, когда одноклассникам и родителям это совсем надоело, Инга забрала дочь на домашнее обучение, сказав, что гениев никогда не понимали современники.
