После отпуска досталось полетать только в конце марта. Никак не могли приспособиться снабженцы к новым реалиям жизни в государстве, допускали перебои со снабжением топливом. Был, конечно, в хранилищах запас на случай боевых действий, но трогать его не рисковали — получить за уменьшение НЗ можно было от начальства сильно. Но командиры полков потихоньку зуб точили на НЗ. Да и с запчастями на авиатехнику начались перебои. Приходилось самолётам простаивать в ожидании поставки нового агрегата. А между тем, в полку были самолёты, которые только ждали время «Ч», а в полётах по плану учебно-боевой подготовки не участвовали. У командиров чесались руки на то, чтобы позаимствовать у этих аппаратов запчасти, хотя бы временно, но инженерно-авиационная служба ещё держала оборону — придерживалась руководящих документов, запрещающих это делать. А летать лётчикам надо!
Все, от кого зависит полёт самолёта и лётчика, думают о соблюдении руководящих документов, а в них-то про период развала страны ничего не говорится. Поэтому лётчики летают всё реже и реже. А сроки по видам полётов продлевать надо, а класс подтверждать надо, а навыки поддерживать надо… Если нельзя реально это делать, то, хотя бы, на бумаге — для отчётности. Командирам приходится изощряться, чтобы полк выглядел «красиво» в отчётах. В это время в Лётных книжках рядом с номером упражнения появляется буква «М». Вспомнили и лётные начальники руководящие документы, которые приравнивали полёт над морем к полёту в сложных метеоусловиях. Реально над морем летать гораздо труднее, чем над сушей — горизонт частенько пропадает, небо и вода сливаются в цвете, а это уже — приборный полёт. Всё — законно. Но раньше таким положением Наставления по производству полётов пренебрегали — хватало лётчикам и облачного налёта в нашем регионе, чтобы ещё и морской учитывать. Облака из региона никуда не делись, только летать стали так редко, что теперь понадобилось вести учёт налёта и над морем.
В нашем районе аэродрома проблем с полётами над морем не было: все полёты на малых высотах и перехваты на фоне земли проводились на малом маршруте, который полностью пролегал над морскими просторами. На нём же выполнялись и групповые воздушные бои на средних высотах. На большом маршруте это не делалось, поскольку он был проложен вдоль Главного Кавказского хребта. На большом маршруте отрабатывались воздушные бои на больших высотах и перехваты в стратосфере.
Проблема с налётом в СМУ была решена — теперь будем учитывать налёт и над морем. Лишь бы полёты случались в нашей жизни.
Дали мне контрольный полёт на спарке на сложный пилотаж в зону и проверили навыки в заходе на посадку по дублирующим приборам, потом приборы включили и сделал ещё заход двумя разворотами на 180 градусов под шторкой. Шторку комэск открыл на высоте 50 метров. Следующая заправка была на боевом самолёте: сходил в зону на простой пилотаж, оттуда вышел на маршрут и перехватил ударный самолёт. Восстановился. И под конец смены слетал на «любимый» полигон. К полигону претензий не имею — нормальный полигон, видели и хуже, - а вот на атаки наземной цели летал в прошлом году очень редко. Ничего хорошего — в смысле оценок — от этого полёта не ожидал. Зарядка была: две С-8 (неуправляемая ракета калибра 80 мм) и пушка. Сначала сделал заход с простого вида маневра, а потом со сложного. В каждом пустил по ракете. И один заход сделал из пушки. Результат узнаю только на разборе полётов от Руководителя полётов на полигоне. Этот раз им был замкомполка Шатравка.
После окончания лётной смены дождались Шатравку с полигона. Он ворвался в класс в своей манере: «Сейчас всем расскажу про ваши безобразия в цветах и красках!» И сразу за трибуну. Лицо его было красным, как у вареного рака. Шатравка сдёрнул фуражку со своей крупной и лысой головы и в классе послышалось хихиканье.
- Сейчас вам станет не до смеха, - пригрозил замкомполка, открывая журнал со своими пометками и ещё не понимая причины веселья лётчиков.
Класс начал откровенно ржать, командир полка, сдержано улыбаясь, поднял руку, призывая к тишине.
- Что-то я не понял - над кем тут смеются, некоторые плакать горючими слезами сейчас у меня будут, - грозно нахмурился Шатравка.
- Товарищ подполковник, загар у Вас интересный получился, - подал с места голос капитан Растворов.
Голова замкомполка была поделена на две части с чёткой границей: нижняя — красная, а верхняя с лысиной — белая. Это он сидел целый день под стеклом на солнце, не снимая фуражку. Руководил полётами на полигоне с мобильного СКП. Под шторкой не посидишь — надо наблюдать за всеми самолётами на кругу непрерывно. И отражение солнца от волн тоже достаёт лицо под козырьком фуражки. Вот и получился замкомполка — красно-белый.
Признаться, я сразу напрягся, когда он сказал, что некоторым плакать придётся. Решил, что опять двояков нахватал за работу по наземной цели. Однако, когда дошла очередь разбора моего полёта, Шатравка не стал распространяться по поводу моих маневров, отметил, что отстрелялся я на «хорошо» и перешёл к анализу действий следующего лётчика. Повезло мне этот раз, повезло.
Уже на следующей лётной смене — второго апреля — мне досталось облетать самолёт после ремонтных работ в ТЭЧ. Программа облёта была не сложная, включала проверку работы систем на переходных режимах работы двигателя и разгон максимальной скорости. На сверхзвуке тоже фиксировались некоторые параметры двигателя. Техника отработала в полёте штатно, замечаний у меня не было.
Смена была день-ночь, сложная погода по облачности. Меня проверили в технике пилотирования и самолётовождении в облаках на малой высоте днём, а потом ещё одна заправка на спарке была ночью в облаках, тоже на малой высоте с заходом на посадку по дублирующим приборам. Четвёртым полётом на этой смене отметился на боевом — заход по системе, выход в зону для пилотажа, а потом прошёлся по маршруту. Это я восстанавливался в облаках ночью.
На боевом получил незабываемые впечатления при заходе на посадку в облаках: фонарь самолёта осветился странным и ярким светом. Мне это было не в новинку, весной иногда попадал в облака, которые заставляли светиться некоторые части самолёта. Да и на спарке сегодня заметил, что было свечение фонаря кабины, но я был под шторкой и оно не сильно меня отвлекало.
А на боевом пришлось потерпеть это буйство статического электричества снаружи самолёта, пока не прошёл слой наэлектризованных облаков. Даже попытался присмотреться к рисунку голубых молний над головой. Было похоже на маленькие змейки, которые мечутся по остеклению и периодически пробуют пробить его, чтобы прорваться ко мне. Мне стало неуютно от этой страсти и я опустил голову пониже к приборам. Хорошо, что это буйство было по времени в пределах минуты снижения по глиссаде и не успело меня утомить.
Через день была опять смешанная лётная смена, где мне досталось всего два полёта: днём отметился на сложном пилотаже и одиночном воздушном бое с истребителем, ночью слетал на перехват на фоне земли, а точнее — моря. И рядом с номером упражнения в Лётной книжке не забыл поставить «М» - летал над морем.
На этом мои полёты в апреле закончились — восстановился для несения боевого дежурства в СМУ, пора завизироваться на ритуальной площадке дежурного звена.
За четыре прошедших месяца налетал одиннадцать часов на восемнадцать полётов. Слёзы! Такова доля опытных лётчиков — всё отдаётся в пользу молодых воздушных бойцов. А опытные несут боевое дежурство и ходят в наряды. Не-не, в наряды по части редко ходят, но бывает такое, бывает. Это тогда случается, когда лётчик по каким-то причинам из всех сроков выскочил, надо его восстанавливать, а это процесс по нынешним временам — долгий. А раз он в дежурное звено не ходит, то пусть походит по полковым нарядам. Для лётчика это было дополнительным стимулом побыстрее восстановиться — лётные наряды и привычнее, и портупею не надо носить. И сапоги. Вольнее дышится в комбезе, хоть на вышке КДП, хоть в дежурном звене. Да и наряды на лётные смены — помощником Руководителя полётов или дежурным штурманом — более интересные и не суточные, а только на время смены. А ответственность и в нарядах, и в дежурном звене, и на лётной смене, одинаковая - провиснешь по своей дурости или по дурости других, мало не покажется.
Был у майорского звания для меня один небольшой недостаток — в дежурном звене мне доставалось быть старшим на время дежурства. Редко-редко везло попадать на боевое дежурство с замкомэской или кем-нибудь из управления полка. Тогда мог расслабиться в дежурном домике — старшим становился старший по должности. А дежурное звено это — маленькое военное хозяйство: своя территория, своя охрана, пропускной режим, часовой на стоянке, питание личного состава, уборка, оружейка, несколько автомобилей. Надо контролировать, надо вникать, не снимая высотного костюма, решать какие-то проблемы, встречать начальников с рапортом, выслушивать от них замечания…
Сижу в домике, читаю Руководство по лётной эксплуатации самолёта — освежаю в памяти действия в особых случаях. Слышу на улице глухие выстрелы, явно из пистолета. Нападение на дежурное звено? Взвиваюсь и на выход из домика. Дневальный стоит у входа спокоен, как сфинкс. Часовой на стоянке самолётов тоже безмятежен, смотрит в мою сторону.
- Кто стрелял?
- Это ответственный по приёму и выпуску самолётов.
- Причина?
- Выловил на аэродроме телка, загнал в капонир и пристрелил его.
- А почему столько выстрелов было?
- Так он там тир устроил с движущейся целью.
Капонир далековато от домика, идти не рискнул — вдруг «Готовность №1» объявят. Решил дождаться появления этого ковбоя в домике. Появился. Старлей из культуристов: рельефная мускулатура, уверенная походка, снисходительный взгляд, румянец на щеках. Большой любитель поиграться с оружием, и чем оно крупнее размером, тем больше его к нему тянет. За все эти увлечения однокашники называют его Рэмбо.
- Ты что там устроил?
- А что? Телок на нашу территорию зашёл, местные знают, что это запрещено — претензий предъявлять не будут. Я его разделал, бойцам на кухню отдал, пусть полакомятся.
- Ты зачем пальбу устроил возле дежурного звена?
- Я всех бойцов предупредил, чтобы шум не поднимали.
- А нельзя было одним выстрелом убить?
- Так интересно же! Бегает у стенки, орёт, а я по нему пытаюсь попасть! Целую обойму потратил, пока он упал, - старлей аж светится от удовольствия.
Господи, да он ещё и садист, этот Рэмбо!
- Сгинь с глаз моих, - не выдерживаю я. Старлей недоумевает, мол, а что я такого сделал.
Я-то в хуторе вырос, не раз был очевидцем забоя животных на еду, но никогда не видел, чтобы это доставляло забойщикам удовольствие. Всегда старались укоротить эту процедуру. И в каждом хуторе были люди, умеющие сделать это быстро и одним движением. Им не надо было вязать животину - они подходили, пряча орудие, успокаивали животину и вонзали нож в известное им место. Животное без крика падало на землю. Вот их и приглашали на такое дело.
Не-не, я не понимаю таких людей, как Рэмбо.
К смене дежурства подъехал командир полка и выразил мне недовольство выстрелами рядом с дежурным звеном. Мол, почему такое допустил? А кто у меня разрешение спрашивал? Да и не подчиняется мне ответственный по приёму и выпуску самолётов. Всё-равно, ты, старший на территории, ты и виноват. Виноват, так — виноват.
Не люблю быть старшим в дежурном звене.
