- А если девчонка народится, назови Мариной. В честь Маринки нашей, - Любовь Николаевна промокнула сухие глаза платочком.
Володя ничего не сказал, перевернул страницу газеты, и будто бы стал читать. Но Наташа видела, что муж ждёт ее реакции.
- Хорошее имя, Любовь Николаевна, в переводе, кажется, "морская" значит...
Свекровь посмотрела на сноху выжидательно.
- Только вот... Разве можно в честь умерших родственников называть, к тому же... Марина ведь... Сама себя...
- Наташа! - Володя шумно опустил газету на колени, и глаза его гневно сверкнули.
В последнее время отношения у супругов не ладились. Наташа слышала, как муж однажды вечером сказал матери на кухне, что если бы не Алёшка, давно бы ушел.
Свекровь что-то стала говорить про квартиру, которая и ему тоже принадлежит, а не только Наташке. И куда ж Володя пойдет, и куда ОНА, Любовь Николаевна, пойдет под старость лет? Домишко-то ее сгорел, и она в город к сыну приехала, век свой доживать - в 56 лет.
Наташа тогда на кухню не зашла. Подкатила тошнота. Думала - с расстройства, но нет.
И как это только вышло... И не спали ведь почти. Володя все время находил повод на жену обидеться, и не разговаривал неделями.
То не так на маму его посмотрела. То не то сказала. Не так встала, не так села. Алешу, сына 7-летнего, не так воспитывала.
Сейчас вот опять - зачем расстроила его мать. Зачем напомнила, зачем соль на рану насыпала - прочла в глазах мужа молодая женщина.
- А ты ее, Наташа, не суди. Тебе Маринку не понять. Ты бы с ее мужем и дня не прожила, он ведь - не то что Володя, - поджала губы Любовь Николаевна, - и руку на Маринку, бывало, поднимал.
Наташа опустила глаза. Сколько раз ей Володя говорил, замахнувшись - "Скажи спасибо, что мать тут, а не то...". Стеснялся значит матери своей. Пока.
- Да, не выдержала Марина жизни такой. Зашла в речку, на глубину... А сама ведь плавать не умела... Воды боялась, словно чувствовала, что от воды сгинет... Соседи мне на похоронах сказали, будто видели, как она руками махала, выныривала, на помощь звала... Передумала она! Передумала, слышишь! Не взяла грех на душу, не взяла, - сорвалась на крик Любовь Николаевна.
Володя вскочил с дивана. Замахнулся привычно на Наташу, прошипел: "Уйди, не то я тебя пришибу! Довела мать, гадина".
Наташа поспешила уйти, чувствуя вину: ну чего ей стоило промолчать...
Алёшка испугано сел в кровати, смотрел заспаными глазами - проснулся от криков бабушки.
- Спи, Лёшенька. Я с тобой посижу.
Свекрови Наташа стелила в комнате Алешки, но Любовь Николаевна не торопилась идти спать. Из большой комнаты доносились ее сдавленные причитания, и стоны "Да что ей, жалко старуху уважить?".
Близился срок родов, Наташа торопилась успеть все подготовить к рождению малыша. Свекровь не помогала. Может обиделась? Правда, и с Алёшей не помогала, хоть и жила с ними под одной крышей.
Разложила Наташа стол, и собственноручно сшитые пеленки и марлевые треугольнички проглаживала горячим утюгом с двух сторон. Стопка росла.
Наташа за работой не сразу поняла, что это не просто так болит живот, а начались схватки.
"Ну, доглажу, раз уж начала" - превозмогая боль, сжав зубы, решила Наташа.
В проёме показался муж. Буркнул, что разложилась, не пройти не проехать. Подошел к стопке, и взял сверху белый треугольничек.
- Толку от твоей глажки, если дома пылища и грязища!
- Да какая грязища, Володь, ты чего? Каждый день влажную уборку ведь делаю.
Муж вышел. И через минуту вернулся, громыхая стремянкой. Поставил у шкафа. Взобрался. Сунул руку в щель между шкафом и потолком. И белоснежным марлевым подгузником провел по крышке шкафа.
- Вот! Вот какая грязища у тебя! Говорила мне мать...
И под ноги Наташе подгузник швырнул.
До роддома Наташа, закончив глажку, дошла сама - одна, пешком - и через полчаса уже держала на руках дочь.
Неделю Наташа провела в роддоме, много думая. Ей так хотелось, чтобы отношения в семье наладились.
Войдя в дом с огромным свертком, в котором посапывала дочурка, Наташа уже почти решилась.
- Как решили назвать? - спросила свекровь, и посмотрела с мольбой.
- Пусть будет Марина, - скрепя сердце, улыбнулась Марина.
Да и красивое ведь имя. А ради мира в семье можно и закрыть глаза на суеверия.
Володя ничего не сказал, только кивнул, хоть Марина глазами переданной собачонки взглянула на него снизу вверх. Жеста не оценил. Свекровь внучку взяла и протянула:
- Мариииииночка.
В первый и в последний раз. Няньчить не няньчила: то спина, то давление, то голова, то нога болят. Но от шума уставала. В конце концов купила на другом конце города квартирку и съехала. Оказывается, пенсию и зарплату с премиями в чулок до копеечки складывала, и накопила за 14 лет. В гости к ним не ходила, у себя принимала неохотно, ища повод спровадить.
Наташа с Володей жили по-прежнему. Он раздражался, ругался, замахивался, однажды даже ударил. Но Алешке тогда уже 17 было: спортсмен, красавец, он подлетел, схватил щуплого отца за грудки и сказал, что мать в обиду не даст.
После этого жили как соседи. Володя в одной комнате, а Наташа, Марина и Алеша в другой.
"Наладить отношения не вышло" - грустно думала Наташа, поглаживая кудряшки уже 10-тилетней доченьки. И перебирала варианты имён, которыми могла бы ее назвать. Катюша, как в песне? Аленка? Алена и Алеша - красиво ведь. Или в честь своей бабушки, Настей? Хорошая была женщина, жизнь прожила долгую и счастливую...
И Марина как чувствовала, имя свое не любила. Может потому, что услышала однажды шепот соседки "Это ж надо было додуматься бедняжку в честь тетки-утопленницы назвать!"
В 14 пришла пора Марине получать паспорт.
- Если хочешь, можно в имени одну буковку убрать. Получится Арина. Будете у меня Алеша и Арина, - глядя на высокую дочку снизу вверх, Наташа робко завела разговор.
Откуда ни возьмись, Володя возник в дверном проёме. Марина поспешила уйти, предчувствуя скандал.
- Вот ты какая... Права была моя мать. Ты это всё специально...
- Ты о чем, Володь? - не поняла Наташа.
- Специально дочь Мариной назвала, чтоб моя мать мучилась, страдала каждый раз, когда внучку видит... Маме даже уехать пришлось, чтобы сердце не разорвалось... И к себе потому не зовёт... и к нам из-за тебя столько лет не приезжает. Извести ее хотела, и квартиру себе забрать? А теперь поняла, что не вышло? Не на ту напала?
Наташа хлопала глазами.
- Так вы же... Вы же сами просили?
- Лгунья, бесстыжая Лгунья.
Володя сплюнул прямо на пол.
Дочь пришла с паспортом и положила его перед Наташей.
Каллиграфическим почерком в нем были выведены аккуратные буквы:
О
С
И
П
О
В
А
М
А
Р
И
Я
Владимировна.
- Будем "Наташа, Алёша и Маша", мам, - улыбнулась дочка.
В техникум впервые пришла уже под новым именем. Но имя Маша не прижилось, представляясь, юная девушка начинала говорить по старой памяти: "Меня зовут Мари..., - и спешно исправлялась, - я".
Так ее и все звали: Мари, или Мария. Володя никак выбор дочери не прокомментировал, и называл как все - Марией.
Когда бабушка Люба умерла, Мария грустно сказала:
- Надо же, жили в одном городе, а почти не общались.
- Не обижайся на нее, тяжело ей было, ведь у нее дочка умерла: Марина. Напоминала ты ей об этом невольно. Поэтому она тебя не любила.
- А Алеша о чем напоминал? А ты? А папа? А та Марина? Разве ИХ она любила?
И тут Наташа оцепенела.
И правда ведь... Любила ли Любовь Николаевна сына? Любила бы, разве бы семью его разрушала... Разве бы против жены настраивала? Разве бы отказывалась его видеть?
А Алешку? Ни разу не приласкала, а ведь 14 лет с ним под одной крышей прожила, а ни одной книжки не прочла, ни одного доброго слова не сказала.
А Марина? Зачем Любовь Николаевна ее из дома прогнала, когда та с вещами, в синяках из деревни мужа приехала, вытолкала её прямо в ночь - мол, "вышла замуж, терпи". Не вытерпела Марина... Нелюбовь мужа может ещё и стерпела бы, но нелюбовь матери стала последней каплей.
Наташа заплакала. Многолетний груз вины вдруг упал с ее плеч. Не она виновата, что дочку лишила любви бабушки - нельзя лишить того, чего не было. И в том, что отношения с мужем так и не наладила - тоже не виновата. Володя сразу в освободившуюся квартиру матери съехал. Не Наташа виновата, что муж не любит - он просто не умеет.
- Как же я вас люблю, - прошептала Наташа Марии и Алеше.
- Мы знаем, и тоже тебя любим, - не сговариваясь, хором сказали дети.
