Двадцать восьмая часть второй главы автобиографичной книги "Восточный фронт". Ссылки на предыдущие части после статьи.
– Эй! Ты чего халтуришь?! – Дмитрий Николаевич прекратил на некоторое время оттирать полки, используя свою претензию как повод для короткой передышки.
– Я не халтурю! – Притворно возмущенно воскликнула Настя, вытирая испарину со лба тыльной стороной предплечья. Её ладони были спрятаны в жёлтые резиновые перчатки. – Это вон Ленка халтурит, блин! Как будто не себе трёт! – Она улыбнулась.
Дмитрий любил слушать, как она разговаривает. У неё был звонкий голос серебряного колокольчика и всегда счастливые интонации. Кроме тех случаев, когда она говорила о своей беде.
– Да я не могу больше… – Действительно утомленно протянула подруга. – Я не знаю, откуда у вас столько сил!
– Жрать надо больше! А то цыпленок и тот больше клюёт. – Продолжала упрекать Настя. Задорно при этом улыбаясь.
– Это она права! Откуда силы, если не ешь? Ты булок домой набрала, кстати?
Они втроем уже пятый час занимались генеральной уборкой в квартире Лены.
Настя крепко подружилась с ней с момента их знакомства. Конечно, причиной этому, скорее всего, явилось родство их душ, но и то задание, которое дал девочке классный руководитель, сыграло свою, пусть и скромную, роль. Она, как настоящий разведчик, втерлась в доверие к Лене, узнала о тех проблемах и сложностях, до которых не смог добраться учитель. Только вот от разведчика ее отличало то, что работала она не во вред врагу, а в помощь другу.
Вызнав всё это, Настя рассказала Дмитрию Николаевичу, который сложил полную картину происходящего с девочкой, используя полученную информацию. После чего вызвал на разговор её саму и, теперь уже зная куда надо клонить, стал задавать хитрые вопросы издалека. В итоге случилось так, что Лена «сама» выложила про себя всё, до сих пор даже не догадываясь об истинной подоплеке.
О том, что её мама с папой сильно пили и не занимались девочкой вообще Дмитрий знал сразу. С тех пор, как поговорил с её взрослой сестрой. Настя же узнала, что и сестре не много дела до Лены. И не потому, что она плохая. Едва получив какую-то самостоятельность и обладая от природы привлекательной внешностью, девочка постаралась выбраться из того социального ада, в котором находилась всё детство. Но никакими особенными талантами она, как и большинство остальных людей, не обладала. Работала клерком «среднего розлива» в одном из многочисленных московских банков. Зарплаты с трудом хватало на съём квартиры, в чём она нуждалась, поскольку совместно существование с пьющими родителями осточертело, и на жизнь. Жалкие остатки иногда она передавала младшей сестре, которая до сих пор жила с пьющей и больной от этого матерью. Иногда, – потому что отношения между сестрами не отличались гармонией и тихим нравом. Во-первых, старшая буквально отрывала эти деньги от себя. В то время как могла бы лишний раз сходить в солярий, посидеть в ресторане или реализовать еще какую-нибудь «потребность» из тех, что вдалбливаются в бедные головы телевизором и Интернетом. Во-вторых, Лена была подростком со всеми вытекающими из этого сложностями в общении. Это тоже не могло позитивно отражаться на желании старшей сестры помогать младшей.
Антон Семенович учил, что нельзя домогаться прошлого ребят. И это было правильно, но при одном условии. Если ребята жили полноценным коллективом и постоянно вместе. Тогда, наладив этот коллектив, можно было обоснованно ожидать, что здоровое его существование исправит отдельно взятого пацана. О таком счастью Дмитрий даже и не мечтал. У него не было здорового коллектива с единой целью, со здоровыми взаимоотношениями, обособленного от окружающей социальной среды, живущего единой жизнью семь дней в неделю. Он мог, в лучшем случае, постоянно оздоравливать связи между членами своей классной группы. Но всё остальное в этих реалиях было исключено. Как в таком случае помогать ребятам в их проблемах? Только адресными действиями, поддержкой. Её и оказывал учитель, узнавая всё о проблемах каждого. Он выступал своеобразным цементом, который связывал разрозненные жизни учеников. Только через него и его инициативы были связаны разрозненные группы: Саид с Русланом и Гуля с Лерой, Костя и Паша с Машей и Соней и так далее.
Но для того, чтобы эти связи были, они должны были быть необременительными для ребят. Например, связать таким образом Дашу с Настей и Леной удалось только после частичного решения её личной проблемы.
Если бы он не решил проблему Насти, то и она бы встала в агрессивную оппозицию ко всем остальным. И так далее, и тому подобное. В современных условиях создание комфортной среды для ребят было возможно одним единственным путем: классный руководитель полноценно завязывал каждого из них на себя, после чего стягивал всю группу в подобие коллектива. Если бы кто-то рассказал Дмитрию о другом способе, он бы сильно удивился.
Других способов могло быть только два. Первый – в той или иной степени приближающийся к системе Макаренко. Примеров в истории была масса: Ричард Валентинович Соколов, Игорь Петрович Иванов. Второй способ реализовал Эдуард Георгиевич Костяшкин. В самом начале своей учительской работы он пошел прямо по пути Макаренко, описав это в статье «Педагогическая романтика». Но очень скоро, убедившись, что советская школа совершенно не сочетается с этим путём, нашел выход. Он стал создавать «Школу полного дня». Такую социальную среду, откуда дети не хотели уходить. Они оставались там, занимались тем делом, которое было им по душе с теми, кто был им симпатичен.
Ни о первом, ни о втором способе вокруг классного руководителя почти никто не знал. И, тем более, не мог предложить такого третьего, который бы отличался от того, что делал учитель…
– Ну, я там поела хорошо. – Всё еще стесняясь, промямлила Лена.
– «Поела»?! Я тебе что сказал? Там этих пирожков всяких куча остается, их выбрасывают потом! Я с тетей Таней договорился, она ждала, чтобы ты пришла за ними. А ты что? «Поела»?
– Да. – Пискнула девочка.
Сестра Лены нашла себе приличную на её взгляд «партию» и всеми силами старалась построить на этом жизнь. Дмитрий об этом имел обрывочные сведения с трех источников: от самой старшей сестры, от Лены, и от их мамы, которая один раз всё-таки добралась до классного руководителя. Сложив эти части воедино, он получил более-менее ясную картину. Выходило так, что сожитель сестры Лены являлся «приличной партией» только если есть желание в это верить. У него была своя квартира, машина и заработок чуть выше среднего. Но в довесок к этому имелся мешок эгоизма, два мешка самомнения и конкретное нежелание разрешать проблемы своей «возлюбленной». На практике всё это выражалось в том, что она всё реже и реже бывала у себя дома, забывая о больной и пьющей матери, о трезвого ума, но немощного тела бабушке и о беспомощной младшей сестре. Стремясь скорее убежать от своих семейных проблем в иную жизнь, она всё больше предавала человеческие идеалы.
– Ну раз «поела», то три и не ной! – Наигранно возмутилась Настя. – Только вот мне интересно, что ты будешь есть на ужин. Или на выходных. У тебя же холодильник пустой!
Холодильник действительно был почти пуст. Его «чистая команда» отмыла одним из первых вместе с плитой, столом и ящиками для посуды.
– Опять придется тебя в гости тащить, чтобы накормить! – Настя отвернулась от Лены и посмотрела на классного руководителя. – А она еще и упираться будет, представляете Дмитрий Николаевич?
Учитель только усмехнулся, сокращая площадь грязно-жирного, миллиметрового слоя грязи. Бросил тряпку в раковину с высоты своего громоздившегося на табуретке роста, наклонился за порошком и щедро присыпал поверхность полки. После этого слез с табуретки, выполоскал тряпку и вернулся к работе.
После самой первой встречи в кабинете секретаря девушка приходила к классному руководителю своей сестры еще два раза. В итоге у них установились весьма доверительные отношения. Она рассказала учителю о том, что семья имеет две трехкомнатные квартиры, которые достались ей когда-то от государства при расселении. Одна из них приватизирована и принадлежит отцу, а во второй прописаны она с сестрой и мать с бабушкой. Поделилась своими страхами от желания отца и без того сдающего две комнаты, вовсе продать квартиру, купить однушку, а оставшиеся деньги пропивать. А конкретнее от того, что ей от подобной «сделки» ничего не перепадет. Рассказала о собственном желании разменять ту квартиру, в которой прописана сама. С тем чтобы купить отдельные квартиры «себе и сестре». При этом, как показалось Дмитрию, про сестру было добавлено исключительно для него.
В общем и целом, у учителя сложилось неоднозначное впечатление об их проблеме. С одной стороны, пьющие родители, больная бабушка и тяжелое детство – это объективная реальность. Но, с другой стороны, во всем этом, для успешного разрешения и кардинальной смены общего направления жизни, не хватало жесткого волевого усилия. Которое, по логике вещей, могло исходить только от тех, кто в этой кардинальной смене нуждался. И это были никак не родители или древняя бабушка. Девчонкам самим нужно было решать проблемы, а не убегать и не прятаться от них. Со своей высоты, если по правде, Дмитрий вообще не видел в их ситуации каких-либо действительно серьезных проблем. Взять всё в свои руки, навести порядок в огромной новой трешке, сделать хотя бы косметический ремонт, работать, хорошо учиться, следить за безвольной матерью. Начать с этого, а продолжить можно и разменом отцовой квартиры, в которой какая-то доля принадлежит детям. К тому моменту, как данная эпопея закончится, Лена значительно подрастет. А дальше, используя полученные средства, можно будет приобрести еще одну квартиру в ипотеку. А то и вовсе, если умрет бабушка – очень уж она стара и больна – разменять собственную трешку, добавить денег и купить три однокомнатных квартиры. В общем, не видел Дмитрий больших проблем, кроме слабости и трусости. Другое дело, что эти человеческие пороки он считал самыми страшными грехами, но то его личное мнение.
И если на сестру Дмитрий повлиять не мог, то сказать то же самое про Ленку было нельзя. Неправдой это было бы. Вычислив, чего уже сейчас не хватает девочке в жизни, и чего будет хватать ей все меньше и меньше в будущем, Дмитрий начал действовать. По его глубокому убеждению, не хватало ей целеустремленности и решительности. И это не самые трудно воспитуемые качества.
Помня русскую народную мудрость о той деревне, которой «и тятьку бить легче», и справедливо рассудив, что решать проблемы и трудности легче заодно с кем-то, Дмитрий Николаевич предложил свою помощь. Для начала в генеральной уборке. Ленка признавала ее необходимость, но у неё физически слабели руки, когда она думала о том, какой объем работ нужно сделать в одиночку.
И вот, сразу после обеда в пятницу, Дмитрий Николаевич, Настя и Лена выдвинулись на «грязный фронт». Было предложение взять с собой еще и Дашу, но Ленка застеснялась, не желая посвящать в свои семейные беды еще одного постороннего человека. Что ж! Втроем, значит втроем.
Только в квартире у девочки Дмитрий смог по-настоящему оценить степень и обоснованность её страхов. Квартира была очень большой и такой же грязной. В смысле – очень.
Пройдясь по ней по-хозяйски, – сказывались ментовские привычки, которые мгновенно всплыли из глубин подсознания – Дмитрий увидел бабушку. Бабуля поздоровалась с ним вежливо и начала говорить о том, насколько она признательна учителю за помощь девочке. Оказалось, что Ленка рассказывала бабушке многое из школьной жизни.
Бабушка поведала о том, что когда-то сама была учителем математики. Пожаловалась на свою старость и бессилие. А еще на то, что будучи учителем не смогла воспитать свою дочь. Это значительно удивило классного руководителя, считающего способность к самокритике отличительной чертой действительно разумного человека. Трудно было поверить, что эта едва выговаривающая слова старая женщина сохраняет такую способность.
Во второй комнате Дмитрий увидел едва ворочающую языком мать. Она поняла, кто стоит перед ней. Ей было стыдно от того, в каком состоянии она пребывала. Даже попыталась встать, но не смогла и объяснила свое состояние болезнью. Но и на первый взгляд тут всё было ясно без слов, не говоря уже о характерной вони и пустых бутылках из-под водки под кроватью. Оставив больную очень своеобразной болезнью женщину наедине со своей совестью, учитель вернулся на кухню, где девчата уже составляли план боевых действий. Не забывая смахивать со стола удивленных бесцеремонным вторжением тараканов.
Лена была подавлена стыдом.
– Не вешай нос! – Скомандовал учитель и присоединился к планированию.
Начинать «волшбу» с чистотой было решено с кухни, ибо человек и есть должен в человеческих условиях. Недолго думая, все трое приступили к работе. Они терли, мыли, скоблили и отдирали поверхности несколько часов подряд. И вот настало время усталости. Всё чаще сыпались шуточки, всё больше было разговоров и всё менее эффективнее становилась работа. Еще бы! Даже у взрослого мужика пальцы затекли и отказывались сгибаться в некоторых суставах. Чего уж говорить о девчатах…
По сути проблемы выходило так, что запойного и буйного отца Лена боялась. Пожалуй, даже настолько, что возьмись он вдруг за воспитание и у него бы получилось. Те обоснованные и полезные запреты, которые естественным образом вытекали из любой воспитательной работы, будут действительны для ребенка в двух случаях: если он боится воспитателя и/или если уважает. Оптимальный вариант, когда в той или иной степени эти случаи переплетаются. А Ленка отца боялась сильно. Другое дело, что его самого не интересовало ничего кроме очередной дозы алкоголя. В редкие минуты встреч с дочерью он, по ее словам, всегда орал, что дойдет до классного руководителя и «убьет его». На недоумение учителя, вызванное непониманием причин, девочка ничего пояснить не могла. Насколько понял Дмитрий, в разговоры их встреч так или иначе вплеталось его имя. В принципе ничего удивительного в этом не было, поскольку с недавних пор Лена стала доверять ему свои самые сокровенные проблемы. Начиная с семейных и заканчивая любовными переживаниями и собственными комплексами. И так уж, скорее всего, выходило, что давящая на неё тупая и агрессивная энергетика и жизненная «философия» отца могла встретить отпор только с той стороны, где укоренились наставления классного руководителя. Лена серьезно боялась его угроз и постоянно предупреждала учителя, видимо не совершенно допуская, что так пугающий её отец мог не представлять совершенно никакого страха для других людей.
Мать же не имела на девочку совершенно никакого влияния, хотя в отличие от отца, у нее были редкие моменты просветления, когда она даже приходила в школу, уверяя классного руководителя, что сильно болеет.
Сестра была занята своей личной жизнью, и позитивные изменения в её отношении к воспитанию Лены исключались. Дмитрий ясно понимал, что идя тем путем, который она уже выбрала, девушка не доберется не то что до счастья, а даже и до покоя. В этом случае ни желания, ни сил на сестру у неё так и не появится. Оставался, правда, шанс, что Дмитрий ошибается. Что сама девушка изменит свои взгляды на жизнь. Но даже если так, то на это потребуется много времени. А именно его в данном случае и не хватало. Помощь Ленке нужна была именно здесь и сейчас.
Бабушка… Бабушка, в которой еще горели искры разума и морали, но у неё совершенно не осталось сил для работы с девочкой. Она физически не могла выдержать даже минимально накаленного спора с подростком, уступая полному энергии задору и темпу речи. Сам Дмитрий, разговаривая с ней затрачивал уйму терпения и уважения к старости, чтобы дослушивать медленные фразы.
Он решительно отложил тряпку в сторону и оглядел свое «воинство».
– Так, бабье царство! Кажется мне, что пора заканчивать. Что скажете?
– Ой да! – С облегчением выкрикнула Настя, обрушиваясь на табурет. Лена только кивнула, улыбнувшись и продолжая вяло водить тряпкой.
Дмитрий смотрел на них с умилением. Одна подкупала его своей жизненной энергией, радостью, струившейся из всех движений, слов и дел, оптимизмом. А вторая – стеснительной скромностью, утонченностью фигуры и движений, беззащитностью, густыми каштановыми волосами и правильными чертами лица. Как так выходило, что эти девчонки никому по-настоящему не нужны?
– Сейчас мы с вами устроим пикник на принадлежащей Мойдодыру территории. Отметим, так сказать, первую победу. Мой руки!
Еще раз зажурчала вода. Только на этот раз полоскались не губки, а отпаренные перчатками ладони.
– Очень хочу есть! Ленок, тащи пакет. – Распорядилась Настя, имея в виду целлофан с продуктами, которые они закупили на деньги учителя перед походом. – Я пока до-остану… – Она потянулась к верхней полке кухонного гарнитура. – Наши стерильные тарелочки! – Ямочки на щеках так и заскакали от жизнерадостной улыбки.
Вскоре на столе появились наскоро состряпанные бутерброды. На аккуратно порезанных кружочках батона пирамидкой лежали кусочки огурца, сыра и колбасы. Кроме них, на мелкой тарелке, красовались нарезанные дольками яблоки, апельсины и истекающая капельками воды клубника. Завершая картину, в центре чистого стола, высилась бутылка детского шампанского.
– Слушайте, шампанское оказалось кстати! – Засмеялась Настя, которая изначально отнеслась со скепсисом к этой идее учителя. – Открывайте!
Так они и умяли почти всё, что было приготовлено. Под шутки-прибаутки, да под приправу из удовлетворенного выполненной работой смеха.
– Ну вот… – Расслабленно откинулась на спинку стула Настя. – А то, что в пакете ты убирай в холодильник. На сегодня будет, что поесть. А завтра зайдешь ко мне, с голоду не помрешь.
– Да сколько же можно? Твои на меня уже смотрят, как на побирушку.
– Я тебя умалю! – Вскликнула Настя. – Им пофиг! Да и к гостям мои относятся нормально. Хватит уже об этом, сколько раз говорили.
– Слушай, ты давай мне с булками не артачься кстати! – Вставил Дмитрий. – Я с теть Таней просто так договаривался? Она тебе целый пакет приготовила, а ты не зашла. Там и тебе и бабушке с мамой на выходные бы хватило. Человек старается, помогает, а ты не заходишь. Некрасиво.
– Я зайду в понедельник. – Пообещала Лена, кротко кивнув.
Дмитрий договорился с главной поварихой сразу же, как узнал, что у девочки проблемы с питанием. Тетя Таня с радостью согласилась помочь. Потребовала, чтобы девчонка каждый день заходила к ней на завтрак и обед и обещала хоть каждый день собирать пакетик пирожков. На робкое замечание о том, что Лена не обеспечивается бесплатным питанием, тетя Таня гневно сверкнула глазами и выдала целую тираду. Смысл её сводился к тому, что после детей остается очень много излишков. Что за эти излишки ей «грызут голову» контролеры из департамента. Что, по их мнению, продукты нужно выбрасывать, но ни в коем случае не отдавать охраннику, и не забирать домой.
Эту ситуацию Дмитрий знал с другой стороны. Едва ли можно было насчитать и десяток селекторов министерства образования Москвы, на которых не поднималась бы вонь по поводу «воровства продуктов у детей». С фото, а то и с видео подтверждениями очень часто выступали уполномоченные должностные лица. Они пафосно вещали о том, как охранники объедают детей, воруя у них кашу, супы и нарезанный батон. Они предлагали бороться с этим всячески, начиная с увольнения ответственных за питание и безопасность, директоров школ и самих охранников и заканчивая выносами холодильников из комнат для охраны. И всё тут логично! Не нужно никаких удивленных вопросов! Ведь если у охранника не будет холодильника, то он не сможет хранить в нем ворованные продукты! Ясна логика?
– Насчёт гостей… Я тут подумал немного. – Дмитрий дожевывал кусок, глядя на уже закончивших есть девочек. – А приходите ко мне в гости! Я вас с женой познакомлю!
Зачирикали, заспорили девчата, обсуждая предложение учителя. А сам он вернулся к своим мыслям.
Тем более не хотели понимать высокие чины, что охранники работали месячными вахтами. Что им было запрещено использовать электроплитки и что готовить себе еду получалось только в чайнике и в микроволновке. Теперь еще и хранить её стало негде.
На деле же поварихи часто подкармливали работящих мужиков из российской глубинки, принося им на пост тарелки с блюдами из детского меню. Да только никаким воровством это не было. Продукты выкидывались в мусорку кучами! Целые порции, оказавшиеся несъеденными по тем или иным причинам и то, что осталось на тарелке после ребенка. Невостребованная хлебная нарезка вообще, к сожалению, вошла в привычку. Кусочки хлебушка валялись в мусорных корзинах. Всё реже видом своим укоряли они эрудицию, в анналах которой еще хранились события далеких блокадных ленинградских лет.
И не дай Бог при этом всём увидеть в морозильнике охранника свинячью мешанину из каши, картошки и хлеба! Действительно же свинячью! Предназначенную в корм домашнему скоту, который держал каждый из мужиков-охранников у себя дома. В такой далекой от Москвы и потому милой сердцу российской глубинке.
Правда, надо отдать должное, было и здравое начинание в этом деле. Пытались оптимизировать систему, завозя ровно столько продуктов, сколько будет съедено. Справедливо считалось, что при выполнении этого условия любые детские продукты в собственных запасах – ворованные. С этим было сложно не согласиться. Только вот, сколько работал Дмитрий, столько и был свидетелем неудачи подобной оптимизации. Проблема, скорее всего, лежала в плоскости воспитания. Дети просто не ходили в школу. Учитель не мог предсказать, сколько из них завтра будет на уроках, сколькие уйдут после второго. И боялся при этом ошибиться в меньшую сторону, за что тоже мог быть наказан. Этой части проблемы признавать не хотел никто. Короче, Дмитрий видел проблему, но совершенно не имел желания в неё вникать. Он точно знал, что его охранники ничего ни у кого не воруют. Знал, что много продуктов остается в столовой после детей и что эти продукты как-то выносятся поварихами. Но, с одной стороны, это было не совсем его дело, особенно в той ситуации, которая сложилась в школе. А с другой стороны, поварихи были людьми хорошими. Гораздо лучше того, что занимало пост директора, завучей и другой администрации. Они всегда помогали, понимали, никогда не жалели чего-либо для детей. Короче, Дмитрий не совал нос в это дело просто потому, что так было правильно, по справедливости.
Вообще же, он имел железное мнение, что есть в сфере профессиональных отношений много такого, что нельзя отрегулировать инструкциями, законами и бумагами вообще. Оно поддавалось только одному виду контроля – контролю собственной и коллективной совести. Многие вещи можно было многократно описать, обложившись бумагой, но ничего не делать на практике. А можно было делать на практике, но делать «через ж…пу». И отрегулировать решение этих вопросов можно было только при помощи совести, сознательности и ответственности исполнителей. И именно в это уходили корни всех бед.
– А далеко вы живете, Дмитрий Николаевич?
Девчат его предложение заинтересовало. И Дмитрий хорошо понимал их.
Возраст…
Или не так. Возраст!
Редкий ребенок в этом возрасте не смотрит на своих родителей со стороны, не сравнивает то, что вышло из их любви с тем, о чем мечтает он сам. Каждый из не совсем загубленных детей мечтает о Настоящей Любви. Они с детства слушают про Неё сказки, помнят, что только Она может вернуть любимого к жизни, отбив от смерти. Став чуть старше, они заслушиваются песнями о Ней. Закрываясь в комнатах и с упоением вспоминая такие счастливые моменты встреч пламенных взглядов. Каждый из них волнуется и мечтает, ждет и хранит как реликвию в памяти Первую Любовь, Первый Поцелуй.
Наверное, все потому, что именно Любовь, чувство непонятное, необъяснимое, способна приподнять человека над самим собой. Потому что не много в человеческой жизни таких сил, которые способны переломить и боль, и горе, и войну, и сам опостылевший быт. Немного такого, за что можно отдать жизнь.
А дети… Дети, многого не понимая, всё чувствуют. Поэтому неудивительно, что девочкам захотелось посмотреть на то, как живет такой образцово-показательный, как им представлялось, учитель. Хотели увидеть его возлюбленную. И примерить эту вроде бы обычную, но такую сказочную и желанную его жизнь на свои грустные пока судьбы.
Вела их в этом желании Вера. В то, что у них обязательно всё получится.
Вела Надежда. На то, что повезет, удастся встретить…
Любовь. Конечно же, вела их любовь.
Именно на этом и строил свой расчет классный руководитель, подчиняясь внезапному порыву пригласить их в гости. Пусть смотрят, как могут жить люди. Как они могут быть счастливы просто от того, что есть друг у друга. Это будет полезно в стремительно обесценивающемся мире дорогих вещей.
В мире, где, убегая от обреченности на бессмысленность существования и от стоящей за ней Смерти, люди прячутся в гедонизме. Где вслед за этим они отметают один за другим многие из тех запретов, что делают их людьми. Где теряется все самое ценное, что есть у человека. И своя собственная жизнь становится дороже всего, скатываясь, одновременно, к никчемности.
В мире, где такие «личностно развивающиеся» люди двигаются и смеются, но день за днем покрываются бетонной коркой. Так, будто откуда-то издалека пристально следит за ними несчастная горгона Медуза. И это её взгляд из-под прикрытых век творит с ними ужасное.
Где всё давно пропавшее святое и просто ценное уже не заставляет держать слово, приходить вовремя, быть ответственным и увлеченным чем-то кроме Чрева. Где между своей и чужой жизнью, шевелящаяся бетонная кукла всегда выберет свою. Где возможна смерть десятка детей в пучине грозных вод просто по халатности и безответственности. Где никого не удивит, если выйдет так, что инструктора-спасатели выжили, потому что спасали не чужие детские, а свои жалкие жизни.
Где удивительнейшим образом оказывается, что белесый пучок таких личностно развитых, сладко живущих, популярных своими аккаунтами в социальных сетях, путешествующих и успешных существований медленно погружается в нечистоты. Увлекая за собой остатки построенной предками Страны и саму Родину.
Отдаваясь в руки Беременной Смерти.
Интереснейший случай произошел в понедельник.
Вспыхнул давно тлеющий конфликт между Гулей и Лерой с одной стороны и Анисией с другой.
В корни их противостояния Дмитрий не углублялся, но сам факт заметил почти сразу, с начала своей работы классным руководителем. Лежали они, скорее всего, почти полностью в конкуренции. Девочки соревновались друг с другом за лидерские позиции в классе, за внимание мальчиков, за похвалу учителей. И дошло их соперничество до весьма жестких форм, отравляя жизнь и самим девчатам и многим их одноклассникам, которых они попеременно пытались привлекать на свою сторону. Более того, в последнее время то, что можно было назвать соперничеством переросло в ссору и чуть ли не в схватку. С выносом «мусора из избы». То есть с привлечением посторонних ребят, на которых Дмитрий не имел такого влияния, как на своих. И которые, потому, не были встроены в ту хрупкую систему, которую учитель только недавно начал создавать. В систему отношений на основе взаимного уважения, справедливости и подлинных ценностей, в систему зарождающейся коллективности. Пустить сторонних ребят внутрь такого ценного начинания, значило бы подвергнуть его дополнительным нагрузкам и рискам. Коих и без этого было более чем достаточно для треска и хруста его «костей».
Да и сам по себе факт этой тлеющей вражды раздражал и мешал социальному конструированию. Ничего серьезного и светлого не могло быть построено там, где в основе лежало чуть ли не биологическое соперничество между девчатами. Его просто необходимо было изъять или трансформировать в нечто более здоровое, вот только беда – не представлялось случая.
У Дмитрия не было таких технических возможностей для этого, которые были, например, у Макаренко. Но из арсенала великого педагога, учитель приметил одну стопроцентно действующую тактику – тактику «человеческого взрыва». Да, нужно было выжидать подходящего момента. Да, может быть, выжидать пришлось бы долго. Да, был риск опоздать с ним и позволить «завалиться» всему проекту. Вот только это ничего не меняло потому как других вариантов у Дмитрия не оставалось. Только надеяться на уместность счастливого случая, подаренного провидением и на собственную быструю реакцию.
И вот, такой случай настал.
Трудно было сходу сказать, чем этот конфликт принципиально отличался от предыдущих. Может быть тем, что девчата стремительно росли и разрешение перманентной биологической и непонятной для самих девочек борьбы должно было так или иначе закончиться. При этом она либо переросла бы в социальное паритетное столкновение и жгучую ненависть на, как минимум, значительную часть жизни. Либо, оставив позади биологический этап, схватка закончилась бы на этапе социальном полным крахом одной из сторон. И, как следствие, понижением ее социального статуса и фрустрацией или депривацией, как умничают психологи. А то и частичным разрушением личности. И Дмитрий был уверен, что опоздай с воздействием на эту болезненную точку роста или оставь её вовсе без воздействия и можно даже не мечтать о строительстве коллектива.
А может быть, это обострение отличалось тем, что в него впервые были втянуты любовные чаяния каждой из девчонок. Этот вопрос являлся скорее теоретическим и хотя и таил в своем ответе значительные возможности для практики, но являлся делом перспективным. Таким, которое учитель запомнил, наскоро описал и отложил «до лучших времен». Сейчас же нужно было срочно решать возникшую проблему, максимально используя подаренный судьбой шанс.
Вообще о технике «человеческого взрыва» информации очень мало. Да чего уж там, если сказать, что этой техники нет вообще, оно не будет такой уж неправдой. Кроме Макаренко, об этом почти никто не говорил. Не удивительно, ибо техника эта лежит на стыке таких наук, как сама педагогика, психология, социология например. Представьте себе, насколько редко можно встретить такого специалиста-теоретика, который будет на практике озадачен данным вопросом. Этим всё и объясняется. Кое-что на эту тему можно найти у советского психолога и педагога Э.Ш. Натанзон, изучавшей труды самого Макаренко и работающей на стыке психологии с педагогикой. Кое-что, частично, в перечисленных науках. Но складывать воедино, в таком случае, придется самостоятельно. Этот вопрос, кстати, очередным номером стоял в личном списке тех, что необходимо проработать теоретически.
Если в общих чертах, то подходящая для применения техники «человеческого взрыва» ситуация должна отличаться сильнейшим напряжением эмоций, убеждений, надежд, глубоких социальных привычек – всего того, что можно назвать психикой.
Воспитатель должен суметь вызвать в человеке контрэмоцию, которая сломит, взломает и превзойдет эмоцию изначальную. Ту, которая связана с требующими корректировки убеждениями или привычками. Как только это происходит, защищающий «корявые» убеждение или привычку критический барьер оказывается серьезно ослабленным. Вследствие того, что значительную его часть составляет именно эта эмоциональность. Это можно легко ощутить на себе.
Достаточно представить себе, что кто-то на улице очень… ну просто крайне нелицеприятно отозвался о матери. Никто из нормальных людей при прочих равных в это не поверит. Потому как работает критический барьер, не позволяющий информации проникать в святая святых мгновенно. Что произойдет в этом случае? Может быть, кто-то начнет объяснять обидчику ошибочность его мнения при помощи логики? Или в первую очередь и с огромнейшей силой выплеснет термоядерную эмоциональность?
Именно поэтому очень сложно бывает разрешить семейные скандалы тем милиционерам, которые приезжают на подобные вызовы. Никакая логика не действует на эмоции в той же мере, как они сами.
Итак, воспитатель должен суметь вызвать в человеке контрэмоцию. И уже после того, как эмоциональная защита будет нейтрализована, обеспечить логический переход от контрэмоции к оставшемуся без защиты ложному убеждению или привычке. Для того чтобы на языке доводов переубедить человека.
И тут, как должно быть прекрасно понятно всякому, даже далекому от педагогики, проблема в том, как вызвать контрэмоцию такой интенсивности. Хотя бы даже минимально необходимой равнозначной интенсивности.
Для того чтобы сделать это, необходимы следующие предпосылки:
– учитель должен быть опытным и сильным манипулятором,
– уровень его эмпатии должен позволять очень глубоко вживаться в эмоциональную сущность проблемного вопроса, волнующего ребенка,
– он должен быть в значительной степени своим для той группы, членом которой является ребенок,
– должен иметь значительно превосходящие интеллектуальный уровень и общую эрудицию,
– очень глубоко, если не полностью, владеть сутью проблемного вопроса.
Вот так примерно с теоретической точки зрения видел данную проблему Дмитрий. Что касается практики, то он просто чувствовал, как это нужно делать. Ощущал волшебство в своих руках.
Лера, Гуля и Анисия сидели в кабинете классного руководителя уже полтора часа после окончания уроков. За это время мама Гули, будучи воспитанной в восточных традициях, два раза звонила дочери и один раз классному руководителю. И только после разговора с ним успокоилась. За это время все четверо три раза уставали от разговора, «опуская руки» и не надеясь разрешить конфликт. Хотя всякий раз как-то так выходило, что Дмитрий Николаевич находил приемлемый логический и эмоциональный повод продолжить разговор, не распуская девчат по домам. За это время Гуля, будучи девочкой умной, развитой и принципиальной, несколько раз прямо заявляла учителю о том, что у него не получится их помирить. А Анисия, не уступая противнице ни на йоту, ни в чем, кроме напора, но добирая свое тихим упрямством, соглашалась с ней. Несколько раз за это время заглядывали в кабинет их подруги и друзья, интересовались тем, о чем на этот раз беседует с ними классный руководитель. Несколько раз заглядывали другие ребята, желая поговорить с Дмитрием. Все они, включая златовласую старшеклассницу Машу, были отправлены домой, с обещанием обязательно встретиться завтра.
Сколько раз за это время Дмитрий бился о стены многочисленных тупиков! Он не видел, не понимал, за что можно уцепиться в этом хитросплетении эмоций, убеждений, мыслей и скрывающих все это слов. Зато он прекрасно чувствовал и понимал ту эмоциональность, которую предстояло превзойти. И она пугала своим накалом.
И вот, в очередной момент слабости, когда руки опустились, а сил на дальнейшую борьбу, казалось, уже нет, в учителе вспыхнула глупая детская обида. Как же так?! Ведь он хотел хорошего, светлого и справедливого! Почему его усилия и стремление не оценены, за что не дано ему успеха!? Обида носила чуть ли не мистический характер, но от того не казалась менее насущной. Вспыхнув подобно спичке – чирк! – она медленно, но верно подогревала всё вокруг себя. И хоть оно, окружающее, было создано из слабогорючих материалов фундамента личности, всё равно поддавалось нагреву. Тем более тогда, когда всё внимание хозяина было уделено разрешению сложной внешней задачи. Так и грела спичка обиды, накаляла эфемерные вещества из снов и запахов теней и света. Нет, они бы не вспыхнули… самостоятельно. Но случилось так, – и кто скажет после этого, что нет Высших Сил над нами, непознанных Законов?! – что в этот момент разговор докатился до первопричин, неприкрытых ничем взаимных упрёков. Дмитрий только немного выпустил из-под своего контроля разговор, как он стал перерастать в открытую ссору. Заметив это, учитель тут же вернул былой контроль, но было уже поздно! Страшные слова прозвучали. Тогда, стремясь как-то исправить страшное и понимая, что сказанные вот тут, при нём, эти слова обоюдно ударят по юным душам, будя настоящую ненависть, он стал исправлять ситуацию. С трудом, но получилось у него не вылететь за обочину на этом крутом повороте, удалось повернуть всё в русло бережных размышлений.
Почему ты так называешь её? Что настолько больного сделала она тебе, что ты готова бить в самое сокровенное? А ты, почему молчишь ты?! Почему ведете вы себя, как дикие звери?!
Его резкий, искренний на пределе крик.
Их жалость к себе. Да то ещё то шевельнувшееся Человеческое, что заставляет жалеть ближнего.
Заблестели в глазах Анисии слезы. Часто-часто стали опускаться веки, спряталось где-то в волосах лицо.
Перехватило дыхание у Гули. Боролась девочка со своей слабостью, с мокрыми глазами.
Только Лера, не участвовавшая напрямую в споре и являющаяся «третьим лицом» не переживала так сильно. Хотя и она задумалась, замолчала, не смея смотреть даже на своего «врага» в момент слабости.
И так бы всё и прошло, переборолось, забылось, засыпалось острыми обломками взаимной ненависти. Но… спичка.
Так вовремя чиркнувшая…
Спичка!
Вдруг, Дмитрий ясно понял, что это его шанс! Что накаливший самые глубины огонек, может стать причиной проливного дождя! Если только снять определенные запреты и нормы, необходимые для черствой жизни и так мешающие сейчас. Если только сделать это быстро, так быстро, чтобы не опомнилось сознание, чтобы не включило свою собственную критическую защиту. Чтобы не успело сковать титановыми цепями прячущегося от злобы мира наивного и чистого мальчишку, не укрыло его за семью печатями.
Учитель сидел молча, глядя на девочек. Ничего не изменилось в его лице. Осталась неизменна поза. Только дыхание стало чаще. Да потекли ручейки слез, находя себе дорогу в трехдневной, начинающей седеть щетине.
Тут же грохнули все ворота, лязгнули запоры и зазвенели замки. Но было уже поздно, учитель обманул Сторожа, не сумевшего спрятать мальчишку. Взял у малого то, что было так необходимо. Частицу души, толику света.
Взял то, из чего можно было варварски, но так эффективно сконструировать контрэмоцию. Остальное стало делом техники.
Потрясенные и породненные таким отношением девочки. Нужные, но такие пустые на фоне совместно пережитого чувства слова. Хриплый, с трудом поддающийся и совсем пропавший уже к вечеру мужской голос. Звонкие обещания исправиться и не ссориться. И высыхающие слёзы.
Они кончились. Хватило их всего на две короткие дорожки.
Длиною в три светлые детские жизни.
Начиная со вторника, все уроки ОБЖ проходили в любимом детьми игровом режиме. И объяснялось это крайне удивительной для Дмитрия потерей голоса. Если бы ему кто-то раньше сказал о том, что он потеряет возможность говорить на нервной почве, он рассмеялся бы шутнику в лицо. Но факт имелся, каким бы фантастическим не казался. Чувство новое и весьма странное, когда ты вроде бы и воздух в легких собираешь, и желание имеешь и даже что-то начинаешь говорить… но всё «обламывается». И вместо слов ты произносишь нечленораздельное хрипение. А для того, чтобы хоть что-то сказать, приходится крайне напрягать голосовые связки и сильно понижать тональность, отчего складывается впечатление, что не из человеческого горла идут звуки, а из драконьей глотки.
Но все остальные системы работали, как всегда. И поэтому никогда не забывающая о важных вопросах голова внезапно выдала ответ на один из них. Случилось это когда Дмитрий составлял очередной отчет о количестве противогазов и степени их изношенности. В голове просто возникла мысль о том, что Светлану Александровну – информатичку – нужно бить её же оружием и методами.
Как она оскорбила Тарика? Как до этого пакостила Дмитрию? Распускала скверные сплетни на основе достоверных фактов. Например, нашла как-то информацию о жене нового зама и прилепила к ней свои домыслы о мотивах его женитьбы на москвичке. Получилась мерзкая сплетня, в основе которой лежала правдивая информация. Так почему бы не поискать в Интернете информацию о самой Светлане Александровне? И не использовать её так же, как она использовала против Тарика? Скверно? Грязно? Да плевать! Либо так, либо Тарик, в конце концов, «вломит ей в табло». И потом: а как по-другому в этих условиях?
Дмитрий неожиданно для себя разозлился от своих сомнений.
Она, значит, может. Окружающие на это внимания не обращают, руководство её покрывает, имея свои интересы. Правды искать негде и не у кого. Так что же, по горло стоять в этом дерьме, стараясь не подставить рожи под очередную порцию, но бояться «замарать руки», отвечая подлецам? Не дождетесь!
Интернет превысил все ожидания. Нашлась не одна страница с прошлым и настоящим «учителя». Так-так-так…
Выбрать самое смачное, распечатать и развесить по всем туалетам. С указанием ссылок, по которым можно получить более подробную информацию. А дальше дети сами и рассудят, и накажут в случае необходимости.
Уже через пять минут Дмитрий нашел Тарика. Толкнул его в плечо и махнул рукой, призывая идти за собой.
– Что Дмитрий Николаевич, никак не пройдет? – Спросил парень, широко улыбаясь и имея в виду пропавший голос.
Дмитрий, естественно, ничего не ответил.
В кабинете учитель указал пацану на свой стул, приказывая сесть. Ткнул пальцем в экран ноутбука, а сам взял лист и, склонившись над ним с ручкой, стал писать.
«Вот эти страницы надо распечатать и повесить во всех туалетах. Сегодня и завтра, после того, как их сорвут уборщицы или заберут себе дети. Еще можно закинуть всё это в группы вконтакте».
Тарик засмеялся, буквально просияв. Ушел он из кабинета минут через десять, пожав руку учителю и удерживая кипу листов формата «А–4».
А Дмитрий еще раз посмотрел на фотографии. На одной из них весящая больше девяносто пятикилограммового учителя девушка позировала в синем костюме эльфа. На траве рядом с ней лежал стилизованный лук, а под фотографией был комментарий: «Есть стрелы, не пролетающие мимо сердца».
Ничего откровенно пошлого и непристойного Дмитрий не нашел. Не дура информатичка. На её странице вконтакте так и вообще нельзя было найти ничего такого, к чему стоило цепляться. Но вот более углубленный поиск принес свои плоды. Фотографии юности, сделанные на фоне молодежных увлечений. Глядя на них и не зная девушку, можно было только пожалеть ее. Человек хочет жить счастливой жизнью и страдает от своей полноты. Но, во-первых, Дмитрий просто в очередной раз убеждался, что один из самых страшных грехов человека — это слабость. Которая мешает конкретно ей взять себя в руки и элементарно не жрать по три пиццы в день. А во-вторых, уж он то ее знал очень хорошо. И общие человеколюбивые мысли отступали перед истинной личиной ведьмы.
И самое главное – пацан удовлетворится такой «ответкой» и не наделает глупостей.
Голос стал восстанавливаться только на выходных. Зато к понедельнику полностью пришел в норму и понадобился, как никогда. Связано это было с двумя происшествиями.
Первое, и в общем-то безобидное, заключалось в том, что дети откуда-то прознали о дате рождения классного руководителя. И если те, что не учились в восьмом «Б» приходили поздравлять теплыми словами, не доставляя никаких неприятных ощущений, то свои отличались. Дмитрий вообще имел непонятную многим склонность, предпочитая больше дарить, нежели получать подарки. И если сказать откровенно, то ему было банально стыдно от того, что люди поздравляли его самого. Хотелось спрятаться от этого внимания или убежать куда подальше. Он не разбирался с этим «пунктиком», считая его не самой большой своей проблемой. Тем более что причиняемые им неудобства случались не так уж и часто.
А дети шли чередом и каждый из них тащил коробку конфет или даже цветы. Первой прибежала Гуля, притащившая и то, и другое вместе, да еще письмо. Письмо Дмитрий взял сразу, а от подарков отказался. Пришлось долго и безрезультатно объяснять девочке, что кроме личного отношения к подаркам у него есть принципиальная позиция. Она в том, что учитель не имеет права брать никаких подарков, презентов, принимать «знаков внимания» от учеников или их родителей.
– Даже цветы?
– Даже цветы!
– Но почему?!
– Ты не поймешь! Всё, отстань! – Улыбнулся Дмитрий, неспособный и сам, сходу, объяснить свою позицию и ожидая нового приступа бури.
И не ошибся. Гуля так и ушла, разгневанная и оскорбленная.
За ней пришли Лера и Соня. С тем же результатом.
Зазвонил телефон. Дмитрий снял трубку и услышал голос мамы Гули. Она объяснила, что Дмитрий Николаевич стал девочке как отец, которого давно нет в живых. И что она хотела только хорошего, даря свои подарки. Просила, чтобы он передумал и принял их. Пришлось потратить еще десяток минут, объясняя свой взгляд на вещи взрослой дарительнице.
Положив трубку, он сел за стол и развернул письмо. Уже с первых строк защипало в глазах.
Он так и сидел с дурацкой улыбкой на лице, читая выплеснутые из сердца строки, когда в дверь вломились очередные дарители – пацаны.
Встав, учитель выслушал сбивчивую речь Раймонда, Саида и Руслана, пожал им руки и принял заготовленные коробки со сладостями. Чему ребята заметно удивились.
После них были и другие. За десять минут до окончания урока на столе у Дмитрия лежал целый ворох конфетных коробок и несколько букетов цветов, за чем явно прослеживались и делишки «родительского комитета». Собрав всё это в кучу, он вышел за дверь и пошел в тот кабинет, где сидел его класс. Извинившись перед учителем, урок которого и так был сорван постоянными гуляниями ребят, Дмитрий уложил ворох подарков на первую парту. Взял первые, предусмотрительно раскрытые коробки, и расставил их по рядам.
– Лопайте!
После этого, сопровождаемый молчанием, развязал букеты с цветами. Вынул несколько роз, подошел к Гуле, Лере и Соне и положил красивые цветы перед каждой. Глянув на возмущенное лицо Гули, рассмеялся и легко толкнул её в плечо, на что та только дернулась.
– Да перестань ты уже! – Заразительно рассмеялся. – Ты тут, наверное, от возмущения чуть не лопнула! Как же так, у тебя не взял, а у них взял! Да?
Девочка изо всех сил старалась удержать испаряющееся на глазах возмущение, но получалось это плохо. Тогда она привлекла на помощь всё свое природное упорство, набрала побольше воздуха и громко фыркнула, скорее отворачивая лицо.
Дмитрий еще раз рассмеялся.
– Так, теперь пацаны берут все цветы и делят их между девчатами. И чтобы все конфеты сожрали! Не вводите меня в искушение, знаете же, что я на вечной диете!
Только после этих слов, он закрыл за собой дверь…
А вот о втором происшествии нельзя сказать ничего веселого.
Случилось это к концу недели, ближе к завершению учебного дня. Директора на месте не было, из-за чего вообще и стал возможен весь «сыр-бор».
Хотя, если брать устойчивый фразеологизм «разгорелся сыр бор», то он к тому дню отношение имел частичное. Поскольку местный «бор» отнюдь не был сырым, наоборот, был он настолько сухим, – не то что спички было достаточно для возгорания, а обычного палящего летнего солнца.
Будь на месте Татьяна Егоровна и она, понимая подоплеку вопроса, мгновенно пресекла бы любое разбирательство. Но её, как уже известно, на месте не было.
На перемене Дмитрия вызвали на первый этаж. Спустившись, он увидел рукотворный хаос в одной из «кабинок» раздевалки. Изолированное от других таких же полукруглое помещение было открытым. На полу валялись детские легкие курточки, некоторые из которых оказались вымазаны красным маркером или порваны. Кроме них, таким же образом было испорчено около десятка портфелей и дюжина пакетов со сменной обувью.
При дальнейшем разбирательстве выяснилось, что кроме порчи, неизвестный злопыхатель забрал из детских вещей небольшую сумму денег и два мобильных телефона.
Ключ из комнаты охранника по его же предположению был добыт элементарно. Учителя не слушались наставлений. Ни его, ни заместителя по безопасности. Раздев или одев детей (а эта раздевалка принадлежала пятому классу) учительница закрывала ее и клала ключ на стол охранника. Сдавать ему в руки многие учителя отказывались просто потому, что его часто не было на месте, и ожидать его там им было крайне неудобно. В этой ситуации виноватых не было. Можно было запросто понять и учителей, и охранника – у всех была невообразимая куча обязанностей, гора ответственности и минимум прав.
В один из таких моментов, воспользовавшись отсутствием взрослых, ребенок и спёр ключ. Это было весьма вероятно и понятно, но ничего не давало. Всё равно ужно было искать, что не представляло никаких сложностей, учитывая наличие камер видеонаблюдения.
Уже через полчаса, выяснив временной интервал совершения пакости, Дмитрий пялился в монитор, прокручивая запись в ускоренном режиме. И хотя сама «каморка» охраны в кадр не попадала, вход в раздевалку был виден отчетливо. Там и появился антигерой – парнишка из того класса, которому принадлежала раздевалка. Удивительно, но никакого хулиганского вида он не имел. Крадучись и часто оглядываясь, чуть ли не карикатурно, он подкрался к двери, быстро ее открыл и так же быстро нырнул внутрь. Но уже через десяток секунд дверь приоткрылась и из небольшой щели показалась его вихрастая голова. Повернувшись в обе стороны и убедившись, что никого рядом нет – Дмитрий плохо видел лицо парня, но готов был поклясться, что оно испуганное – голова вытащила за собой половину тела. Мелькнула до выключателя протянутая рука, после чего дверь еще раз – предпоследний – захлопнулась. В следующий раз парнишка вышел в коридор только через десять минут. В его руках ничего не было, но это ни о чем не говорило поскольку деньги и телефоны запросто можно было спрятать в карманы школьной формы… Кстати. Удивительно, что этот паразит вообще её носил. Да и, кроме этого, весь вид его совсем не говорил о склонностях к подобному поведению. Ну не такими привык видеть хулиганов и бандитов Дмитрий.
Еще раз вскользь удивившись, учитель вышел из режима просмотра записи, восстановил режим реального времени и вышел из «каморки». Поднявшись на второй этаж, где учились маленькие дети, сразу же свернул налево. Кабинет искомого класса находился тут же, возле лестницы. А классный руководитель славилась своей добротой и огромным опытом. Начинала работать давно, вместе с директором. И хотя их пути разошлись – одна заняла высокий пост «эффективного управленца», а вторая так и осталась учителем младших классов – Татьяна Егоровна до сих пор относилась к давней знакомой чуть лучше, чем к остальным.
Дмитрий обратился к учительнице прямо, сходу описав ситуацию. Женщина не удивилась, но огорчение и, казалось, даже страх на её лице отразились.
– Он мог такое сделать, это так. Уже были случаи, когда он пакостил в классе. Но Дмитрий Николаевич, последние пару месяцев мы это почти побороли!
– Кто «мы»?
– Вы не знаете? Я обратилась к Петру Петровичу и попросила его взять мальчика в секцию. Рассказала ему о нашей проблеме. Жалко мальчика. У него папы нет, он живет с бабушкой и мамой. Мама там, знаете, ну…
– Не благополучная. – Пришел на помощь Дмитрий.
– Верно. Не благополучная. Она постоянно работает и ей приходится заменять еще и отца. С этим, наверное, связано то, что она сильно бьет мальчика. Причем, как мне кажется, порой не соразмерно его поступкам. Я это не только со своих наблюдений заключила. На родительское собрание вместо неё часто ходит бабушка, которая и пожаловалась на поведение мамы. Обычно такие суровые наказания случаются, когда она много выпивает.
Дмитрий слушал женщину и убеждался в том, что первое мнение о ней, как о хорошем профессионале оказалось верным. Хороший учитель должен уметь много чего, в том числе и совсем не в последнюю очередь, он должен иметь желание знать о своих детях всё. К сожалению, в последнее время все больше появлялось таких учителей, которые практически ничего не знали о детях и в той же милиции ничем помочь не могли.
– Ну и, как я говорила, они не соразмерны. Она может отлупить его ремнем только за то, что он сидит за компьютером или не повесил форму в шкаф.
Мальчик растет пугливый, не уверенный в себе. А полгода назад, не понятно с чего… – Тут женщина заметно занервничала, замялась. – Он начал пакостить по мелочи в классе.
Дмитрий внимательно смотрел на собеседницу, ожидая продолжения. От него не укрылась эта ее заминка.
– Я поговорила с бабушкой: не изменилось что-нибудь в семье? Ну, знаете, что может стать причиной такого поведения. Но там все было по-старому…
Опять заминка. Взгляд в пол и молчание.
– Тогда я и попросила помощи у Петра Петровича. Вы же знаете, как ребята хотят к нему попасть. Ведь в классе с ним почти перестали дружить из-за его выходок.
Мы поговорили с ним. Он пообещал прекратить, если его возьмут в секцию. И потом – там у него появятся новые друзья. Плюс влияние Петра Петровича – он сказал, что будет следить за парнем.
Повисла пауза, означающая, что учительнице больше нечего рассказать. Однако Дмитрий не спешил уходить, сам не понимая причины этого. Протянул, выжидающе:
– Понятно… Что же, теперь его из секции выгонят?
– Да нет! Что вы! – Женщина всерьез испугалась. – Не будем мы этого делать! У него тогда вся жизнь рухнет. На него сейчас и так все ополчатся!
С каждой минутой Дмитрий все больше подозревал учителя в том, что она недоговаривает. Вот и сейчас: парень вроде бы плохой, но наказывать его она не хочет. И даже не злится, а только жалеет.
Нет, оно понятно – ребенок, сложная семья и всё такое. Сами с усами, как говорится. Понимаем. Но в этом возрасте уже появляется свобода воли и человек сам выбирает то или иное будущее. А то как-то вовсе некрасиво получалось. Впечатление пацан составляет одно, а поведение у него другое – крайне скверное. Лицемерие выходит. А оно, очевидно, может быть только там, где есть острота ума.
Видимо, скрытые отсутствием слов сомнения отразились на лице Дмитрия. Учитель переступила с ноги на ногу, как-то робко пожала плечами и добавила:
– Может его заставил кто-то?
После этой ее фразы чувство «дурака» значительно отступило. Теперь уже не казалось так сильно, что от него что-то скрывают.
Если Вы заметили "смешную" или очень глупую ошибку, то пишите. Я не претендую на звание учителя словесности и даже на звание шибко грамотного писаки, – не обижусь. Большое спасибо за помощь!
Содержание:
Первая глава: 1 часть, 2 часть, 3 часть, 4 часть, 5 часть
Вторая глава: 1 часть , 2 часть, 3 часть, 4 часть, 5 часть, 6 часть, 7 часть, 8 часть, 9 часть, 10 часть, 11 часть, 12 часть, 13 часть, 14 часть, 15 часть, 16 часть, 17 часть, 18 часть, 19 часть, 20 часть, 21 часть, 22 часть, 23 часть, 24 часть, 25 часть, 26 часть, 27 часть, перед Вами 28 часть, 29 часть.
Все в одной подборке – тут.