Двадцать пятая часть второй главы автобиографичной книги "Восточный фронт". Ссылки на предыдущие части после статьи.
Быстро летит время. Особенно, когда есть чем заняться. В полном соответствии с пословицей: «Скучен день до вечера, когда делать нечего».
Так и накатила в полный рост зима. Уже давно стали привычными крупные снежные сугробы, нагребаемые дворниками по обочинам. Снежно-химическая, жидкая на любом морозе мешанина под ногами. И белые, плохо отмываемые разводы на обуви.
Нет, эта московская зима совсем не похожа на обычную русскую зиму. Как сложно среднему российскому жителю считать Россией Москву, так и московскую зиму сложно считать русской. Они – что столица, что зима – где-то сбоку. Оторваны от действительности, от Родины и жизни страны.
За МКАДом, говорят, жизни нет. Почему? А стоит ли объяснять, есть ли еще такие, подобные слепым котятам люди?
В Москве никто – будь то заезжий узбек, белорус или «россиянин» из той России, которая не Москва – не слышал в 2014 году о зарплатах в три, пять или даже в десять тысяч рублей. Тут даже орудующий метлой гастарбайтер, сгребающий за «уважаемыми москвичами» пивные бутылки, окурки, лужи рвоты и обертки от «Биг Маков» получает не меньше пятнадцати-семнадцати тысяч рублей. В Москве сложно найти улицу с разбитой дорогой, дом без проводного Интернета, район с плохо налаженной системой общественного транспорта. И так далее и тому подобное, как говорят в подобных случаях.
В России же дела обстоят с точностью до наоборот. В России среднестатистическая женщина каждый день засыпает с мыслями о том, «на какие шиши» одеть подрастающего ребенка. Где взять для него новый школьный рюкзак, а для себя новую обувь. А потом встает, рано утром, и идет на работу. Зарабатывать свои четыре или шесть тысяч рублей. А если это не будний день, а выходной, то не спит до одиннадцати, а то и до двенадцати часов, как это делает московская женщина. Она может позволить себе встать чуть позже, но все равно рано. Для того чтобы делать домашние дела. Которые только и помогают «свести концы с концами». Ну, огородик там поднять или курочек развести. Чтобы меньше денег тратить на рынке. Не «натуральное хозяйство», конечно, но во многом так. И если «загуглить» эту фразу, то на первом месте появится ссылка на «Википедию». Написано там будет следующее:
«В рабовладельческом обществе и при феодализме натуральное хозяйство оставалось господствующим, несмотря на развитие обмена и товарно-денежных отношений…
Натуральное хозяйство до настоящего времени сохранилось в экономически отсталых районах земного шара, где до колонизации их европейцами господствовали родоплеменные или феодальные отношения. В странах, освободившихся от колониальной зависимости, в середине двадцатого века пятьдесят – шестьдесят процентов населения было занято в натуральном или полунатуральном хозяйстве».
Ну что, все правильно. Может быть, поэтому системные и внесистемные либералы в России так тянут ее под Запад и Европу? Прямо говоря, мечтают о колонизации. Может быть рассчитывают, что хоть таким образом мы сможем прийти хотя бы к пятидесяти процентам населения, занятого полунатуральным хозяйством? Ведь есть же среди них люди убежденные! Не все же они по сути своей являются колонной под пятым номером!
«Кому на Руси жить хорошо» – задавался вопросом классик, отправив на розыски ответа «спецназ» из семерых мужиков. Тёмным был человеком, необразованным. Живи он в наши времена, ему любой бы ответил в два счета! Москвичам хорошо. Вот и весь сказ.
Им, вот, и зимой снега днем с огнем не сыскать. Он еще только кружит в виде снежинок высоко над землей, а по ней-матушке уже бегают как ошпаренные трудолюбивые от безысходности таджики да узбеки. Удерживают в натруженных руках лопаты и щетки и ловят, ловят их, преступных! Не дают им, снежинкам, осквернить своим великим количеством московских ножек.
А если вдруг случается такое снегопадение, что никаким азиатам не управиться, то стильные головки, сидящие на московских ножках, начинают возмущаться. А ухоженные московские ручки пишут тысячи постиков и заметочек во все какие только можно СМИ. Как же! Им, ножкам, трудно ходить. Приходится подниматься от земли на целых десять сантиметров, перешагивая снежное покрывало. Недовольны они…
И тем не менее, случись война или какая беда, подобная той, которую «умыли» Минин с Пожарским, встанут русские и пойдут защищать столицу своей Родины.
Потому что Родина и государство – вещи разные. Родина – это святое. А государство, когда как. И редко так случается, чтобы одно хотя бы частично «совпадало» с другим. Но если уж случится, рванет Родина ввысь, расправляя свои крылья, поднимая свой меч. И найдется на его острие Архитектор. А в столице – Место. И Поэт – тоже найдется.
Только в этом случае появится Нечто, квинтэссенция народных чаяний и трудов. Возможно, будет выглядеть она как монумент «Покорителям космоса» с памятником Циолковскому. Со строками, подобными этим:
Возможно.
А может быть это будет нечто доселе не ведомое. Совершенно новое и удивительное.
Именно такими соображениями и объясняется то, что терпит русский народ. Чиновников-дармоедов, воров, взяточников, дураков и прочую нечисть. Понимает народ, что головную боль гильотиной не лечат, а путь к Величию Родины не может лежать через разрушение и уменьшительный сепаратизм.
Вот и двигает каждый, кто хочет того Величия свой собственный участок. Удерживает свой личный кусочек общего фронта. И надеется, что подобных ему не мало.
На Новый Год было положено проводить какие-нибудь мероприятия. Раньше мероприятие было одно общее. Школьная дискотека с чаепитием. Дискотека могла быть общей, а чаепитие у каждого свое – по классам. Но едва ли ни каждую четверть сжимающие учителей гайки закручивались всё туже и туже. В итоге от общих дискотек отказались. Боясь пожаров и терактов, проверок и инспекций, пьяных и бесконтрольных учеников и везде жалующихся родителей. Каждый учитель должен был организовать свое собственное праздничное мероприятие после общего, неинтересного большинству концерта, в котором участвовало «полторы калеки». Но и учительский запал давно уж затушили. Почти никто из них не хотел, да и не мог собрать разрозненные группы «личностей», по недоразумению и привычке до сих пор называющиеся классами, вместе. Никто не старался заставить их создать собственный «продукт», как модно нынче говорить. Никто не создавал коллектив. Разве что кроме младшей школы. Там подобные тенденции еще жили, хотя и там смертность творчества и желания превышала их рождаемость.
Именно поэтому Татьяна Егоровна уговаривала и пугала учителей заказывать экскурсии, аниматоров, походы в кино и в музеи аж за два месяца до Нового Года.
Именно поэтому Дмитрий со своим классом и тьютером Надеждой Сергеевной чуть ли не в одиночестве готовил представление собственными силами. Все остальные заказывали готовое, а чаще всего просто уходили на какую-нибудь экскурсию с чаепитием. А он подумал: неужели за все эти месяцы не создано предпосылок для формирования хотя бы плохенького коллектива? Если это так, то грош цена проделанной работе и нужно пересматривать подходы. А если они созданы, то получится, обязательно получится организовать праздник собственными руками!
Получилось.
Но было это не легко.
На праздник были приглашены крайне удивленные родители. Ребята сами выдвинули его программу. Кто-то захотел веселых игр и конкурсов, в которых будут участвовать все: и радостные новым опытом дети и удивленные знакомым, но давно не виданным родители. Кто-то решил поставить сценку.
В конкурсах родители узнавали детей на ощупь по руке, парами соревновались по сбиванию мишеней шариками, играли вместе с учениками в запоминание имен и участвовали в других играх.
Для сценки выбрали представление «Уральских пельменей» «Супермаркет Пуля. Быстро и без нервов». Эту сценку выбрали Руслан с Саидом. Долго собирали актеров, долго уговаривали стесняющихся. Еще дольше боролись с безответственностью, опозданиями на репетиции, внезапно меняющимися желаниями.
Много нервов было потрачено на всё это. Но то, что получилось в итоге того стоило. Все были потрясены, довольны и счастливы.
В завершении все вместе сидели за одним общим столом, вспоминали самые веселые моменты, смеялись и пили чай с домашними и магазинными сладостями. И даже Дмитрий расслабился, забыл нервничать и переживать. О чем? Думаете мало?
Хотя бы о том, чтобы никто не зашел и не увидел, что в классе чаепитие. Потому как приносить любые продукты в школу было строго запрещено. Только заказывать в столовой. Эпидемиологический контроль, просроченные, некачественные продукты и бла-бла-бла. И «родители-идиоты», по мнению чиновников, – так и хотелось добавить.
А «сторонняя организация» занимающаяся питанием такие мизерные заказы не принимала. Да и денег у многих ребят не было. Вот и пришлось идти на риск, контрабандой пронося в класс соки и торты. И чувствовать себя отъявленным наркодельцом на таможне.
Хотя бы о том, чтобы никто не услышал срабатывающих непиротехнических хлопушек, тоже попадающих под противопожарные приказы министерства…
Хотя бы о том… Да что вам всё это пересказывать? Поверьте, маразм крепчал-крепчал да и окреп. Так, что любить-колотить стало уже поздно. Пора было колоть и резать.
А потом были каникулы. На которые учителей обязывали заказать хотя бы одну экскурсию, поход в кино или театр. Обычно заказывали кино. Просто потому, что в театр пойдут единицы, а на действительно интересные экскурсии не были готовы сами учителя. Кому из них «в здравом уме и твердой памяти хочется ехать в другой город с этими отморозками», верно?
Человеками-пауками и прочей тупостью пичкать своих детей Дмитрий не стал. Отказался наотрез. Прислушался к другим их просьбам. В числе которых был поход на каток.
Ох и не хотелось! Не любил и не умел он кататься на коньках. Всегда и вечно натирал мозоли, падал и уставал до ватных ног. Но уступил под дружным напором.
Так и оказались они перед кассой. Стояли, толпились в одно из окошек.
Внезапно очередь дошла до одного из орлов Дмитрия. Тот этого явно не ожидал, сказал, растерявшись:
– А у меня денег нет…
Дело в том, что у троих из класса действительно не было денег на билеты и проезд. Дмитрий потратил немало слов и нервов, чтобы вытрясти из них такое признание. Не соглашались идти ребята, стыдясь своей бедности, не признавались в причинах. Но один на один, через полчаса индивидуальной беседы, сознался каждый из них.
«Ты ребятам не говори, что я за тебя платить буду. Если будут спрашивать скажи просто, что деньги отдал мне. Так никто не узнает». Примерно так учил классный руководитель каждого из них. Для того чтобы не стыдно было детям, чтобы не выделялись среди остальных. Ну и еще для того, чтобы различные пройдохи не «присоседились», не «упали на хвоста», прогуляв родительские деньги.
– Вот так! Ну наглецы! – Тут же вступила в беседу стоящая в соседнюю кассу девушка лет тридцати. Что же, учитель будет за вас платить?! – Её возмущению не было предела, а сама она считала его праведным.
– Сейчас-сейчас! Подожди! Твои деньги же у меня! – Вовремя пришел на выручку стушевавшемуся пацану Дмитрий. Поглядывая на весьма симпатичную блондинку, – красивая обертка – пробился среди толкающихся детских плеч и протянул тысячу. – Сдачу не потеряй, потом отдашь…
В праздничные дни Дмитрий бездельничал. Вспоминал детство, когда просто так посидеть удавалось редко. Либо снег убирать, либо на огороде в позе зенитки копаться, либо навоз грести в свинарниках и кролятниках. Сейчас же из дома можно было выходить лишь по собственному желанию, а не нужде. Столица это тебе не деревня.
Два раза за праздники удалось побывать на собрании общественно-политической организации. Вернее, ее местного отделения. Он уже давно был постоянным его членом и эпизодическим участником бурной деятельности. Называлась организация «Суть времени» и являлась просоветской. Люди подбирались настолько умные, что порой Дмитрий ловил себя на немного отвисшей челюсти, слушая их мысли. И одновременно настолько порядочные и честные, что слово «идея» не вызывала ухмылки на их лицах.
Первое собрание было праздничным, посвященным Новому Году. А второе более чем рабочим. В повестке было много вопросов, но самым важным стоял вопрос обострения обстановки на Донбассе. В связи с этим предлагалось провести очередную кампанию по сбору средств и вещей в помощь ополчению ЛНР и ДНР. Из «головной» организации поступил список того, что необходимо ополчению и что, по возможности, нужно закупать на собственные средства. После непродолжительного обсуждения выбор остановили на рациях, рюкзаках и обуви. У одного товарища нашлись знакомые, у которых все это можно было купить со скидкой.
Дальше перешли к обсуждению собственно денежной проблемы. Общая сумма набиралась внушительная. Выходило так, что ее половина уже была собрана местной ячейкой и имелась в наличии. Поднапрягшись, еще треть можно было собрать «со своих карманов» в течение недели. Недоставало немного, но недоставало. Было решено пройтись с этой проблемой по знакомым. Разослать письма с предложением пожертвовать на амуницию для ополчения Донбасса по различным коммерческим и государственным организациям.
Таким образом, ячейка каждого московского района, отвечая за свою малую часть, вносила вклад в общее дело. И ехала на борьбу с фашизмом амуниция, отправлялось снаряжение, доставлялась гуманитарная помощь. Своими деньгами, на своих машинах, своими водителями и грузчиками делалось большое общее дело.
Радостно, свободно и легко было с этими людьми. Удивительно, но именно с ними, молодыми и пожилыми, образованными, спортивными и самыми обычными, «успешными» и не очень было легко. Несмотря на то, что они добровольно взваливали на себя тот груз, который должно нести государство. Такой груз, который в силах нести гражданское общество страны, подобной Советскому Союзу.
Не пилось пива, не лежалось на диване. Влекло к ним. К тому чистому и честному, что они излучали самим фактом своего существования. К их коллективности, к их стремлению созидать сильную Родину…
Но самой поразительной новостью стало другое. Хороший знакомый и крепкий товарищ Николай – Колян – объявил о том, что сам уезжает на Донбасс. В ополчение.
И сразу стало стыдно. Дмитрий молча смотрел на этого парня, который был моложе его самого на пару лет. Моложе, поменьше и послабее физически, но на такого решительного, правого и… сильного. Смотрел и боролся с желанием стыдливо опустить глаза.
Почему не он? Ведь он лучше подготовлен! Почему не он, а этот парнишка собрался ехать туда, воевать за Родину?
За Родину? Многие ведь не понимают, при чём тут Родина. Но тут ведь всё просто на самом деле. Во-первых, эти люди считают и открыто назвали себя русским миром, заявили о том, что они не с бандеровской Украиной после переворота в Киеве, а с Россией. При всех её минусах, с ней. И, как бывало в нашей истории ни раз, потянулись со всей Руси им на помощь бойцы.
Так Ванька Иванов, Санька Петров, Машка Васильева и многие-многие другие по всей стране пришли в военкоматы 22 июня 1941 года с требованием принять их в ряды Красной Армии. Страна была огромной, но даже в самой далекой от вероломного нападения ее точке в военкоматах было навалом добровольцев. Никто не задал вопроса «зачем», никто не усомнился в том, что именно так и надо поступить. Как можно было не опускать глаза, встретившись с ними взглядом и не последовав их примеру?!
Могут сказать, что, дескать то была совсем другая война. Иные агрессоры, иные масштабы. Ой подождите! Подождите…
Во-вторых, что такое, по сути, переворот на Украине и бандеровская агрессия на Донбассе? Это наступление нового, глобального фашизма по всему миру. И так уж сложилось, что Россия является чуть ли не единственной серьезной преградой на его пути. Вы спросите, что за глобальный фашизм, какой травы нажевался автор?! И вот тут как раз дело обстоит не так просто. Тут надо копнуть глубже своего носа.
Начать издалека. С капитализма.
«Давайте вспомним, какими были Европа и Америка второй половины девятнадцатого и начала двадцатого века. Запад не всегда был таким, каким мы привыкли его видеть.
Расцвет капиталистического производства. Ничем не ограниченное предпринимательство и по-настоящему свободный рынок. Отсутствие государственного контроля и регулирования экономики. Для современных либералов все это славные и притягательные картины прошлого. Время, когда создаются первые большие капиталы. И именно это время лучше всего подходит для того, чтобы понять природу капитализма.
В промышленно развитых странах во второй половине девятнадцатого века продолжительность рабочего дня составляла от двенадцати до пятнадцати часов. При этом зарплаты рабочему едва хватало, чтобы выжить. Более тридцати процентов жителей Лондона, по данным на 1865 год жило за чертой бедности. Так, простой лондонский рабочий того времени получал в среднем три шиллинга и девять пенсов. В неделю! На эти деньги можно было купить полтора килограмма хлеба. То есть по двести граммов хлеба в день. И это без учета расходов на жилье, одежду и лекарство.
В семье работали все. Включая маленьких детей. Внедрение машин позволяло использовать элементарно обученных, мало квалифицированных работников. И поэтому дешевый детский труд стал повсеместно распространенным явлением. В 1839 году сорок шесть процентов фабричных рабочих Великобритании не достигли еще восемнадцатилетнего возраста…»
«Фашизм. Реваншизм 21 века». 1-ая часть.
"Дети работали на рудниках с четырех лет. Какое там образование, медицина или культурное развитие?! Средняя продолжительность жизни рабочих составляла тридцать пять лет. До пенсии доживали единицы. Едва научившись ходить, ребенок отправлялся на фабрику, где взрослел, старился и умирал. Что он видел кроме станка и стен заводов?
В основе капитализма лежит принцип получения прибыли путем эксплуатации людей ограниченным количеством собственников производства. Ни о каких морально-нравственных ограничениях тут речи не идет. Цель одна – приумножить капитал. Все что мешает его расширению, капитал отбрасывает и разрушает.
Карл Маркс, писав свой труд «Капитал», цитировал известного английского публициста Томаса Джозефа Даннинга:
«Капитал избегает шума и брани и отличается боязливой натурой. Это правда, но это еще не вся правда. Капитал боится отсутствия прибыли или слишком маленькой прибыли, как природа боится пустоты.
Но раз имеется в наличии достаточная прибыль, капитал становится смелым.
Обеспечьте десять процентов, и капитал согласен на всякое применение, при двадцати процентах он становится оживленным, при пятидесяти процентах положительно готов сломать себе голову, при ста процентах он попирает все человеческие законы, при трехстах процентах нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы.
Если шум и брань приносят прибыль, капитал станет способствовать тому и другому.
Доказательство: контрабанда и торговля рабами».
Стоит ли удивляться тому, что капиталисты плевали на все, начиная от нравственных и моральных норм и заканчивая миллионами человеческих жизней?
«Цивилизованный запад» рвал добычу. Из Африки за время колониальной политики было вывезено одиннадцать миллионов рабов. Чем дешевле рабочая сила, тем это лучше для капиталиста. Можно не платить – это вообще замечательно.
Конго – разграбленная, несчастная страна с отличными условиями выращивания каучука, природными ископаемыми и необразованным населением. Людям отрубали кисти рук, если они не хотели «хорошо работать» на капиталиста. От пяти, до двадцати одного миллиона человеческих жертв по различным источникам, наворотил капитализм в Конго.
Индия. Два столетия Британия осуществляла колониальное правление. По самым скромным оценкам за это время погибло около сорока одного миллиона человек. Из них уже в двадцатом веке умерло около пяти миллионов: женщины, дети, старики.
Писатель Уильям Дигби оставил такую запись:
«Если через пятьдесят лет историки изучат роль Британской империи, то напрасная смерть миллионов индийцев будет самым эпохальным и отъявленнейшим наследием».
Китай. Древня страна с великой культурой стала сопротивляться стремлению западных коммерсантов заполонить ее опиумом. Китай ввел строгий запрет на ввоз наркотиков в страну. В ответ на это Запад, сначала в лице Великобритании, а позже Франции и США осуществил военную агрессию. И не говорите, что капиталисты плохо понимали за что они воюют, называя эти войны «опиумными». Итогом стали полный упадок и разорение Китая, утрата суверенитета. Но самое страшное это насильственная наркотизация населения. Точное количество жертв неизвестно. За время владычества западных стран население Китая сократилось более чем на сорок миллионов человек.
И таких стран по всему миру множество! Многие народы просто исчезли с лица земли, подвергаясь военной агрессии и разорению. Разрушению национальных и хозяйственных укладов. Они умирали в течение одного-двух поколений.
Эта новая, капиталистическая элита, сменила собой старую – аристократию – посредством буржуазных революций. И дала народу видимость возможностей. Дала ему иллюзию социальной лестницы «наверх» через конкуренцию. Мол, хорошо работай и будешь в шоколаде. Но на деле все обстояло совсем не так радужно. Проблема была в том, что старая аристократия хоть немного была привязана к народу и чувствовала хоть минимальную, но ответственность перед ним. А новая «элита» подчинялась только одному закону – капитала.
Закономерным результатом развития капитализма стала транснациональная капиталистическая элита. Она стремилась проникнуть за любые границы, на любые расстояния. Если границы закрыты, а конкуренты сильны, капиталист запросто мог объявить войну. С самыми настоящими танками и пушками. Ужасная Первая Мировая Война носила именно такой характер.
Как же капитал все это делает? Запросто. Он покупает власть деньгами, ставит во главе государств марионеток и крутит ими, как хочет.
И тут человек впервые обо всем этом слышащий может увидеть некую несостыковку. Как же так, рабство и фундаментальное неравенство на периферии капиталистических стран. Видимость неких прав, а фактически то же неравенство в самих этих странах. И что в итоге? В итоге замечательное общество потребления второй половины двадцатого века. Та жизнь, на которую позарилось, как на чечевичную похлебку, общество позднего СССР. Может быть, оно так естественно вышло, случилось? Может быть, так должно, что своим чередом подобное будущее вырастает из мерзкого прошлого? Но, во-первых, давайте честно признаемся: кому оно такое нужно через десятки, если не сотни миллионов людских жизней? А во-вторых, как бы не так! Само собой ничего не происходит. «Просто так» даже мухи не размножаются.
Ничем хорошим для большинства людей развитие капиталистической системы бы не кончилось. В силу фундаментального неравенства, заложенного в те законы, которым подчиняется капитал.
Но случилось нечто. На востоке Европы, в России, едва ли не чудесным образом образовалось коммунистическое государство. Которое запретило, отбросило право частной собственности на производство. И вложило в свою идеологию принцип равенства прав и возможностей. Эксплуатация одного человека другим стала практически невозможна.
В капиталистическом обществе большая часть произведенного продукта уходила собственнику производства. При этом было возможно все, лишь бы работник выжил: и детский труд, и длинный рабочий день, и мизерные зарплаты.
В социалистическом обществе государство получало всю прибыль от труда рабочих, перераспределяло ее и возвращало людям в виде бесплатного жилья, бесплатной медицины, бесплатного всеобщего образования. Постепенно, год за годом, когда-то отсталая царская Россия повышала уровень жизни и становилась крепким советским государством.
Но кроме экономической составляющей можно выделить несколько других. Например, социальную и культурную. Люди перестали чувствовать себя волками и биться со всеми, становились соратниками, товарищами в деле строительства общего будущего.
Эти различия между системами стали понятны большинству людей во всем мире. Перед мысленным взором рабочих Запада встал пример строящегося коммунизма. Как, вы думаете, почувствовали себя капиталистические элитарии? Правильно. Они поняли, что земля уходит из-под ног. И стали принимать меры, включая в свою политику и государственное устройство социальные элементы.
Франклин Рузвельт, например, так описал сложившуюся ситуацию:
«Нет никакого сомнения, … что коммунистические идеи наберут силу по всей стране, если мы не сумеем поддержать старые идеалы и первоначальные цели демократии…»
Тут, по всей видимости, имелись в виду те иллюзорные обещания буржуазных революций, которые по факту стали «пшиком».
«…Неспособность Республиканских лидеров разрешить наши проблемы может привести к всплеску радикализма» – ответ коммунистической угрозе Рузвельт видел в новом курсе, который и стал проводить после своего избрания на пост президента США.
Вот что говорил по этому поводу Герберт Уэллс. Писатель, известный взрослому поколению и уже неизвестный большинству детей, «образованных» при криминальном капитализме российского образца:
«Новый курс – это просто попытка построить работающий социализм и предотвратить социальный взрыв в Америке, это удивительно похоже на успешные «программы» и «планы» русского эксперимента. Американцы избегают слова «социализм», но как еще это все называть?»
Таким образом, капитал многое отдал, но сохранил сам принцип фундаментального неравенства. И стал ждать. Тех времен, когда можно будет ударить по коммунизму и социалистическому государству к нему стремящемуся. После чего было запланировано сокращение социальных гарантий на своей территории. И такой момент настал.
Сейчас, для людей читающих историческую и документальную литературу, не является секретом, что Адольф Гитлер с его Третьим Рейхом был взращен если не Западом, то уж точно благодаря ему. И что этот самый Запад очень долго помогал во Второй Мировой Войне то ему, то его противнику – Советскому Союзу. А некоторые деятели самых высоких уровней открыто высказывались о том, что мол пусть они лупят друг друга. Чем больше крови будет выпущено, тем легче нам, Западу.
А дальше была холодная война. И чем она закончилась, знает уж точно каждый. Только что, видят это по-разному. Кто-то, как торжество справедливости и великую радость, а кто-то, как крах родного государства и всех надежд.
Первые сейчас на коне. Они так или иначе урвали себе сочный кусок, гоняют по Египтам и Турциям, кушают в Макдональдсах и не забивают себе голову никакими «думками» на тему Родины и её величия. А будущее своих детей запросто видят в пределах Западных границ или, на худой конец, под пятой западных эффективных менеджеров. А случай, когда эти границы раздвинуться на территорию нынешней России, тем самым передвинув и менеджеров и вовсе сойдет для них за счастье.
Вторые с крушением союза потеряли многое. Уверенность в завтрашнем дне, по-настоящему бесплатное и качественное образование и медицину, культуру и спокойствие. Ну и доступную колбасу, куда же без этого. Просто потому, что если ты лох, то у тебя один чёрт отберут все до последнего. Только пообещают, что ты будешь жить хорошо, а при первой возможности отберут. По-другому не бывает. И выход тут один – переставать быть лохом и драться за свои права. А то и за жизнь.
После развала Союза капитал вдоволь попил его кровушки – ресурсов. Но это не панацея…
Панацея? От чего?
Всё просто. На земле ограниченное количество ресурсов. А с общим развитием в планетарном масштабе жить хорошо хочет каждый человек. Как вы думаете, возможна ли жизнь американского образца восьмидесятых годов для всех миллиардов, населяющих землю? Отступая от общей канвы разговора, ответим – возможна. Но только в рамках коммунизма, который есть не что иное, как раскрепощение и высвобождение высших творческих способностей каждого человека. Да и то, далеко не сразу. Еще Сталин в одной из своих работ писал о том, что сокращение рабочего дня до восьми часов есть временная мера. И что с развитием средств производства, науки и техники, его нужно будет сокращать ещё и ещё. Освобождая время для культурного, нравственного и интеллектуального развития людей. Представьте себе, каким будет общество, если человечество научится выращивать моцартов хотя бы в одном из пяти детей. Представьте себе, куда и как они двинут человечество! Какие проблемы они смогут решить! Голод? Перенаселение? О чем вы говорите!
И ведь у нас есть пример. Это СССР, достижения которого всем известны. Глеб Максимилианович Кржижановский был одним из тех гениев, что своими руками воплощали мечту в реальность. Ведь повсеместная электрификация когда-то была мечтой. А начав превращать её в свершившийся факт и обращаясь к потомкам, он верил, что они подчинят себе атом, поборют болезни, колонизируют Марс и свершат множество других чудесных деяний. С первым, кстати, советский человек все-таки успел разобраться…
Но есть и второй ответ: прекрасная жизнь по американскому образцу для всех людей невозможна. По крайней мере, в рамках капитализма. Для капитализма люди лишь средство достижения прибыли, и никто не будет заниматься их обучением и развитием. Это просто не нужно. Но если так, если ресурсов на них не хватает, что с ними делать?
Так и появились слова о «золотом миллиарде». И звучат они всё чаще и чаще, в открытую. На самых высоких уровнях. Примеров тому – десятки.
А что же делать с желающими развития и хорошей жизни людьми? С теми государствами, которые желают существовать в логике исторического развития? Что делать с историей?
Её просто нужно отменить. Как развитие. Внести свои коррективы. Начать вбамбливать «в средневековье» национальные государства. Нести им «демократию» на крыльях бомбардировщиков. Свободу на боеголовках крылатых ракет. Права человека на плечах «цветных революций». И так – по всему миру. Больше. Больше! Чтобы никакого развития. Чтобы запрещенное в России «исламское государство». Чтобы гей-парады. Чтобы ювенальная юстиция. Чтобы «Дом–2 на ТНТ» и… ЕГЭ.
Через военную агрессию, через дебилизацию населения, через разрушение социальной ткани приводится человечество к состоянию скота. А там можно будет и разрушить самые стойкие государства. Ведь кто в таком случае встанет на их защиту? И дальше по замкнутому кругу: разрушат государства, перейдут к разделению населения по принципам фундаментального неравенства, к сокращению ненужной его части.
Сказка? Посмотрите на скачущих подростков с Украины, выкрикивающих тупые лозунги. Посмотрите на то, что происходит на Донбассе. Послушайте, как отвечают на уроках школьники, о чем они переписываются вконтактах. Вспомните, что сочинения по русскому языку вообще убрали из школьной программы. Обратите внимание на то, во что превратилась бесплатная медицина. Чем наполнен Интернет. Подумайте, какое будущее и уровень жизни ждет среднестатистического жителя российской глубинки. Поговорите с работниками оставшихся заводов и фабрик, пусть они расскажут вам о том, как обращаются там с ними: «Не нравится – за забором таких как ты десятки!».
Это ли не война? Война, уже переходящая в горячую фазу, подступающая вплотную к нашим границам. Война, к которой не готов никто. Война, которая кардинально изменит нашу жизнь уже в самое ближайшее время. Война за то, чтобы остаться людьми и передать это право своим детям. Чтобы не умирать в фашистских лагерях нового типа, не стать новыми подопытными очередного нечеловеческого доктора Менгеле.
Информации по этой огромной теме большие количества. По любому пункту можно найти её в открытых источниках в интернете, с официальными, протоколированными и отснятыми на видео и фото подтверждениями. В конце концов, можно посмотреть фильм, отснятый «своими руками на коленках» той же «Сутью времени», который называется «Фашизм. Реваншизм 21 века». Только вот кому это нужно? Люди уже не хотят узнавать ничего такого, что нарушит их идиллический покой, разрушит их уютный мирок, обвешанный «фотами» из вконтакта и инстограмма. И это тоже результат ведущихся против нас военных действий.
Так почему же Леха собирается ехать на Донбасс, а Дмитрий сидит тут и борется с желанием опустить глаза?
На этот вопрос надо отвечать честно. Потому что это важно. Потому что себе.
Неужели струсил?!
Нет. Он не боится. Вернее, если представить, что вот так, прямо завтра уже выехать, а через пару дней на передовую, то… страшно. Конечно страшно. Если по-настоящему, а не только в мыслях. Но это не самый большой его страх. Самая большая боязнь – это поддаться страху. Стать трусом, не сумевшим с ним справиться. Ведь не боятся только идиоты и мертвые. Так что же сейчас? Его удерживает от этого шага страх? Нет. Ничего подобного. Просто война идет не только там. Она вовсю идет и здесь. И каждый боец нужен на том участке фронта, на котором может успешно действовать. А еще – та социальная ткань, которая удерживает нас в реальности. Это родные и близкие, чувства, обещания, работа наконец. И если у тебя все в порядке и с первым, и со вторым, а ситуация на горячей войне не требует твоего немедленного вмешательства, то и ехать туда не стоит. Борись на месте, люби родных, живи хорошей жизнью, если получается.
Но вдруг случится так, что на личном фронте ты потерпишь поражение, станешь не нужным своему ребенку и бесполезным для Дела? Вдруг случится так, что гнилой директор уволит со школы? Да еще и без возможности продолжать работу в сфере образования? Что тогда? Искать другую работу лишь бы прокормить свое чрево? А как же идеи и ценности? Можно, конечно, вносить какой-то вклад в борьбу через деятельность ячейки, да только всё это будет уже не тем.
А если в плюс к этому у тебя еще и нет ни жилья, ни жены и детей, а старые родители не нуждаются в тебе, то не поехать туда будет полноценным предательством. Даже сейчас, когда настоящей горячей войны, вроде бы, не идет. Когда отбиваются «какие-то отколовшиеся республики».
Дмитрий все-таки опустил глаза, не выдержал. Вроде бы всё так, а всё равно скребут, скребут где-то внутри мерзкие коготки. Ведь вот он – он уходит на войну. Уже через несколько дней он будет под пулями и под смертью. А ты сидишь тут, кушаешь в кафе, греешься в горячей ванной и пьешь кофе…
Э нет, брат! Кофе кофями, а теперь ты вдвойне обязан! Еще и ему, вот этому парнишке. Обязан не отступать, не предавать общего дела. Не сдавать ни пяди той земли, за которую бьешься на своем участке.
Идя домой, Дмитрий вспоминал стихотворение, которое прочел наизусть Николай на предыдущем собрании в честь нового, 2014 года. Оно тогда сильно зацепило, а сейчас, после объявленной новости, Дмитрий решил его найти и перечитать. Быть может даже выучить.
Придя домой, он забил его название в поисковик и уже через несколько секунд перечитывал пронзительные строки.
Деревья и мы (Борис Слуцкий, 1959 год или ранее).
Я помню квартиры наши холодные
И запах беды.
И взрослых труды.
Мы все были бедные.
Не то чтоб голодные,
А просто – мало было еды.
Всего было мало.
Всего не хватало
Детям и взрослым того квартала,
Где рос я.
Где по снегу в школу бежал
И в круглые ямы деревья сажал.
Мы все были бедные.
Но мы не вешали
Носов, мокроватых от многих простуд,
Гордо, как всадники, ходили пешие
Смотреть, как наши деревья растут.
Как тополь (по-украински – явор),
Как бук (по-украински – бук)
Растут, мужают.
Становится явью
Дело наших собственных рук.
Как мы, худые,
Как мы, зеленые,
Как мы, веселые и обозленные,
Не признающие всяческой тьмы,
Они тянулись к свету, как мы.
А мы называли грядущим будущее
(Грядущий день – не завтрашний день)
И знали:
Дел несделанных груды ещё
Найдутся для нас, советских людей.
А мы приучались читать газеты
С двенадцати лет,
С десяти,
С восьми.
И знали: пять шестых планеты –
Капитализм, а шестая – мы.
Капитализм в нашем детстве выгрыз
Поганую дырку, как мышь в хлебу,
И все же наш возраст рос и вырос
И вынес войну
На своем горбу.
Закончив чтение, Дмитрий задумался. Как-то необычно все получается в жизни. Вот взять эти строки. Ведь в каждом отрывке этого стихотворения была скрыта огромная по своему значению и смыслу часть жизни. Такая часть, которая оставалась значимой даже через десятки лет.
Как вышло так, что нам, совсем не таким бедным и голодным, как те великие люди уже не нужны никакие деревья в ямках? Как вышло так, что наша жизнь обесценилась до «Орла и Решки», «Голоса» и «МузТV»?
После них, с деревьями и лопатами в руках, осталось великое наследие, а что останется после нас?
Куда делось из нашей жизни вот это «Мы все», которым пронизано стихотворение? Куда делось из неё ожидание новых общих свершений, растущими деревьями поднимающее человека к звездам?
Откуда и почему он, Дмитрий, сегодня и сейчас читает в этом стихотворении об украинском яворе? Почему сейчас, когда в братской Украине свирепствует коричневая бесовщина?
А эти фразы о тьме и свете! Попробуй, закрой глаза и попробуй обмануть себя, будто относятся они к деревьям! Попробуй! Может у тебя получится, как у миллионов твоих сограждан и ты и дальше сможешь жить беспечно. Оставшиеся спокойные годы…
И тогда тебе не понадобится никакое грядущее. И значит, не будет у тебя кучи дел. Ты будешь, как и прежде, жить беззаботно. А завтрашний твой день ничем не будет отличаться от завтрашнего дня индюка. Думать тебе надо будет только о зерне и самке. И даже узнав в последний момент о хозяине с топором в руке, ты не поймешь сути этой «инсталляции».
Как закономерно вышло, что недоделанное Их дело в полный рост встает перед нами. Ведь они добились того, чтобы их дети с малых лет читали серьезные газеты, а не вкалывали на капиталистического «дядю» безграмотными и ограниченными несчастными недолюдьми. Они добились, а мы про…рали, с пяти-шести лет допустив наших детей к порнографическим сайтам. Которые, как белесые поганки повылазили, лелеемые капитализмом после исчезновения «железного занавеса». Как вышло так, что и сами мы не читаем тех «газет», просиживая жизнь за теми же сайтами подобно непонимающим и безвинным детям?
И сможем ли мы вынести отведенную на наш век войну? Не сломится ли, затрещав, наш «горб»?
Январь, как это ощущается большинством людей, пролетел быстро. Праздники, за ними короткая неделя и вот он февраль.
«Замолчал старик, и тихо стало в лесу. Перестали потрескивать от мороза деревья, а с нег начал падать густо, большими, мягкими хлопьями.
– Ну, теперь твой черед, братец, – сказал Январь и отдал посох меньшому брату, лохматому Февралю.
Тот стукнул посохом, мотнул бородой и загудел:
Но, словно в пику Маршаку, зимы последних лет не отличались холодными и снежными февралями. Они этим вообще не отличались. По крайней мере, так казалось Дмитрию. Хотя он и отдавал себе отчет, что эта «кажимость» может иметь свои корни в одной бородатой поговорке.
«В детстве и солнце светило ярче, и трава была зеленее». Как там обстояли дела с травой, Дмитрий не знал. Не обращал внимания. А вот по поводу солнца наблюдения имелись, как и по поводу зимы. Он прекрасно помнил те утомительные часы, когда вместе с отцом убирал снег во дворе. Сначала один – сгребал весь снег в большие кучи, утрамбовывал его. Потом дожидался отца, который нарезал кучи здоровыми, неподъемными кубами и выносил за калитку на лопате. А Дмитрий подчищал то, что осыпалось.
За первый зимний, а то и последний осенний месяц напротив дома набиралась такая здоровая куча снега, что у всей детворы в округе захватывало дух. А еще «вкуснее» было то, что снег спрессовывался своей тяжестью. Позволяя рыть ходы и пещеры.
Ничего подобного во взрослой жизни Дмитрия не было. Он не видел таких куч. И дело было не в том, что из Москвы их вывозили стремительно – он не видел их и в других городах.
И вот, одним совершенно незаметаемым метелями февральским утром Дмитрий встретил на работе дворника. Тот засеменил навстречу частыми шажками, сверкая счастливой улыбкой. Дмитрий даже растерялся от таких бурных проявлений эмоций и в первые мгновения не мог их объяснить. Но потом вспомнил историю, в которую угодил юркий узбек и предположил, что она закончена благополучно.
Азиат поздоровался, продолжая улыбаться и сжимая ладонь учителя своими двумя, низко кивая головой. После чего буквально осыпал благодарностями и выражениями глубочайшей признательности. Причиной всему оказалось всего лишь намерение Дмитрия помочь в той ситуации, которая приключилась с трудолюбивым узбеком…
Уже через час его вызвала к себе директриса. Явившись на работу раньше обычного и продемонстрировав нехарактерное трудолюбие.
– Дмитрий Николаевич, к вам в класс новая девочка.
– Ага. От меня что-то нужно?
– Нет, ничего особенного. Примите её завтра, познакомьте с ребятами… чтобы не обижали её.
– Понял. Могу идти?
– Да-да, идите, спасибо.
Проходя мимо секретаря, Дмитрий еще раз посмотрел на симпатичную девушку лет тридцати. Она передавала секретарю документы на девочку и приходилась ей, по всей видимости, сестрой.
– Дмитрий, подожди пожалуйста. – Тормознула его Саша и продолжила, обращаясь к посетительнице, – Знакомьтесь. Это Дмитрий Николаевич, ваш классный руководитель.
– Юлия Викторовна. – Представилась девушка. – Я сестра Лены.
– Очень приятно. Если вы закончили, можем пойти поговорить у меня в кабинете.
– Да, пойдемте.
Из разговора Дмитрий узнал, что девочка «проблемная», как говорят учителя. Тихая, но «проблемная».
Лена была очень худенькой, из-за чего ужасно комплексовала, проколола в ушах «тоннели» и одевалась – такое впечатление – в мешки с дырками для конечностей. Но кроме этой проблемы там была другая – основная. Алкоголизм разведенных родителей. В такой обстановке ребенок, понятное дело, был предоставлен самому себе. Сестра была занята своей жизнью, стремилась устроить её через имеющего машину и квартиру принца, которого еще только предстояло найти. Оставалась бабушка, но у неё для воспитания сложного подростка нашего непростого молодого поколения просто не было сил. Она сама с трудом ходила и не могла даже толком приготовить обеда…
Не прошло и двух недель, как Дмитрий сидел в кабинете Татьяны Егоровны второй раз по схожему вопросу.
Вместе с ним и директором здесь присутствовали еще двое. Мама и дочка. Мама самой обычной нормальной внешности. Воспитанная, культурная. Из тех слоев населения, которые принято называть благополучными. И девочка – симпатичная, но с пирсингом в носу и языке, со странной прической, прядью волос ядовито-розового цвета и вызывающей боевой раскраской лица. Настя.
Настя тоже хотела учиться в этой школе. В классе Дмитрия.
Вернее, Настя просто хотела в школу. В каком классе ей учиться определяла Татьяна Егоровна, а судя по тому, что Дмитрий был приглашен, выбор она сделала. Ну еще бы, не в «ашки» же её записывать!
Другое удивило учителя. То, как советовалась с ним Татьяна Егоровна. По-настоящему, без дураков. И вопрос стоял весьма резко: брать ли вообще девочку в школу? Её искренне интересовало мнение классного руководителя. Было в этой паре что-то такое, что настораживало, но не читалось, не понималось разумом. Директрисе не хватало информации, но чутьё шептало о возможных проблемах. И в этом случае она, скорее всего, надеялась услышать что-то новое от своего зама, с одной стороны. А с другой стороны, хотела разделить с ним ответственность. Ведь если он соглашается, то и работать потом будет за совесть, разгребать вероятные проблемы.
Он и согласился. А как иначе? Подход директора был совершенно чужд его заму. Да, скорее всего с этой девочкой будут проблемы. Ну и что теперь? Теперь, в стремлении охранять собственное благополучное спокойствие, нужно пинать этого ребенка? Вместе с её мамой, между прочим. Потому как по маме было четко видно – она тоже крайне заинтересована в зачислении девочки. Нет, так поступить Дмитрий не смог, даже если бы и захотел. Совесть бы не позволила.
Так и оказалась ещё одна новенькая девочка записана в класс к Дмитрию Николаевичу, что серьезно повлияло на её судьбу.
Вообще, каждому хорошему учителю хочется видеть результат своих трудов, какие-нибудь доказательства. И обычно это сильно затруднено. Дело в том, что такой результат может проявиться через год. Но это в лучшем случае. Обычно времени проходит гораздо больше. Но и это ещё не всё. Те изменения, причиной которым когда-то стал учитель, может заметить в основном только сам ученик. Только он может понять, какое именно слово повлияло на его дальнейшую жизнь, в какой момент. Если вообще озадачится этим когда-нибудь.
Остается только один случай, когда сторонний наблюдатель может зафиксировать результат. Условно говоря, случай Макаренко, когда проводимая здесь и сейчас работа очевидным для всех образом изменит детей в будущем. Особенно если наблюдатель может видеть в будущем самих детей. Ситуация с Настей сводилась именно к этому. И стала бурно развиваться уже на следующий день.
С самого утра Дмитрий пребывал в хорошем настроении. По договору с мамой Насти, девочка должна была прийти в школу к третьему уроку, что было обусловлено их недавним переездом в район из другого административного округа Москвы. И вот, прогуливаясь по коридорам на перемене перед этим уроком, Дмитрий встретил Настю, чем и был очень удивлен. В первые секунды он её даже не узнал.
Так случилось, что внимание было отвлечено от собственных мыслей чем-то необычным, разлитым «в воздухе». Не понимая причин, действуя на автомате, Дмитрий «вынырнул» из глубин собственного разума и осмотрелся по сторонам. Ребята, в обычных условиях наводящие постоянный шумный фон, сейчас чуть притихли. Зато по ним было ясно, куда надо смотреть.
Вперед. Прямо перед собой.
Навстречу шла… «куколка» – по-другому и не назовёшь.
Настя была обута в туфли на толстой платформе с открытым носком и длинными-длинными каблуками. Ноги до середины бедра обтянуты прозрачными колготками. Выше начиналась кожаная короткая юбка, туго обтягивающая верхнюю половину бедер и ягодицы. Между юбкой и краем легкой кофточки была полоска обнаженной кожи в несколько сантиметров. В пупке блестел серебром пирсинг. Сама кофточка позволяла увидеть очертания лифчика, а её вырез – значительную часть поднятой и таким образом увеличенной девичьей груди.
Волосы не были уложены в подобие ирокеза, как на встрече с директором. И теперь можно было видеть их в более привычной форме. Густые, они имели длину «каре», но были выбриты «налысо» на правом виске. Несмотря на это и на ядовито окрашенный клок причёски, в целом выглядело всё симпатично, нужно отдать должное.
Ногти на ногах и руках были окрашены в красный цвет, а на руках, к тому же, имели бросающийся в глаза размер.
Зеленая лакированная сумочка под пару тетрадей в руке завершала картину.
Дмитрий так и осматривал новую ученицу, чуть ли не снизу вверх, идя ей навстречу. Но ничего не сказал, рассудив, что позвать её к себе сейчас же, это привлечь ещё большее внимание всей ребятни. Молча пройти мимо было не просто. Его буквально подмывало остановиться. Но нет, это будет неправильно… Однако, лишь прозвенел звонок, он подошел на урок своего класса, изучающего литературу. По лицу Натальи Валерьевны осознал всю степень учительского недоумения и женской ядовитости по поводу внешнего вида новой ученицы, представил Настю классу и сразу же увёл к себе.
– Ну и что ты мне можешь сказать по этому поводу...? Да ты садись-садись! Не стесняйся, в ногах правды нет. – Сам себя перебил учитель.
– В смысле?
– А? – На лице появилось «непонимающее» выражение, через миг сменившееся чуть ли не озарением. – А! Ну, в зад…ице её тоже не ищут… Или ты что-то другое имела в виду? – Очень искренне усомнился он в своём «разъяснении». – Но в любом случае садись.
Девочка села, ошеломленно посматривая на нового классного руководителя. А тот, удовлетворенный достигнутым результатом, – надломом критического барьера – продолжил.
– Объясни мне, как так получилось, что вчера ты… Не мама, а именно ты! – Указательный палец в сторону Насти. – Ты пообещала мне… Мне лично! – Большой палец уткнулся в грудь. – Что ничего эдакого… – Он повертел в воздухе ладонью. – Выкидывать не будешь. А сегодня приходишь, как будто бы не в школу, а на работу в публичный дом. Как так получилось, ты мне можешь объяснить?
Настя стеснялась. И это было хорошо.
– Сейчас мы с тобой не будем спорить, просить прощения и обещать. Сейчас мы сделаем так: я отпускаю тебя домой, ты туда идёшь и переодеваешься, а маму мы не тревожим. Ты же видела, как на тебя ребята смотрели? Видела. А это что значит? Да, это значит, что у нас тут так не ходят. Я не знаю, где ты к этому привыкла и знать не хочу. Ты просто отвыкай. Договорились?
– Да. – Пискнула девочка, кивнув головой.
– Ну вот и славно. Дуй домой на всех парусах. Только ноги не переломай, – Добавил учитель, кивнув на туфли.
Настя ушла, а Дмитрий задумался. Что же с ней такое? Что в ней настораживает? Как оно связано с вот этой её выходкой? Ведь семья нормальная, насколько это можно понять при беглом осмотре. Родители не разведены, оба работают. Мама – как минимум только она, – не пьёт, за ребенка переживает. По её словам, там такой же положительный папа…
Что мы о них знаем вообще? Так чтобы наверняка?
В семье Настя одна. Это знаем… Ещё?
Переводится к нам в школу. Почему?
Почему… Вроде бы не понятно. Хотя почему не понятно? Они переехали. Точно! Из одного района в другой и более того – в другой округ. Ну и что? Что… А то, что такими вещами среди года просто так не занимаются. Да ещё имея ребенка в восьмом классе. Или занимаются? Он сам бы точно не стал. А они стали… О! Еще! Они переехали из квартиры матери, в квартиру отца, по месту его прописки.
И что? Что всё это дает? А ну-ка вернемся к вопросу: почему? Теперь, вспомнив все это, мы разве не можем задать вопрос «Почему»? Можем. И более того, он звучит даже более уместно именно теперь. Но ответа один черт нет! Ладно… Что еще?
Успеваемость у неё хорошая. Даже пятерки есть. Девчонка сообразительная и то, что директриса определила ее в «Б» продиктовано исключительно ее «прошаренным» чутьем.
Одежда. Вернее, внешний вид. К чему такой эпатаж?
Дмитрий автоматически поднял карандаш и потыкал им в зубы. Встал из-за стола и включил свет – темнеет в феврале рано.
Эпатаж… Ну, только два варианта приходит в голову. Это либо неуверенность от собственного внешнего вида, когда ты некрасив или тебе кажется, что ты некрасив. Есть такое? Есть -есть! Вон они ходят целыми толпами: вроде ни кожи, ни рожи и хотя бы оденься поприличней. Ан нет! Надо натянуть на себя лохмотья, проколоть дыры, остричься налысо. Постараться максимально стереть половые признаки и так далее. Амерам делать не хрена, они это в какой-то книжке-исследовании обмусолили от и до. Бери и читай. Ну да, ну да. Мы читали, мы знаем. Хотя это и без них понятно…
Итак? Что там? Да, либо это неуверенность от внешнего вида, либо что? Либо та же самая неуверенность… от чего? Ну давай!
Дмитрий с силой потер лоб, надеясь этим движением поймать ускользающую мысль.
Либо она от чего-то другого!
Он усмехнулся, очевидности ответа.
Внешний вид мы можем сразу отбросить. Девка объективно неплоха. И сама это понимает, судя по тому, какой пришла сегодня. Значит, причина в другом.
В чем? Что может вызвать неуверенность в стройной, умной и симпатичной девчонке?
А может быть она пришла такой просто потому, что обычно так ходит? Да нет, вряд ли. Родители там, конечно, не кремень, но и не тряпка. Не позволят, судя по тому взгляду, который девочка бросила на него после предложения не говорить маме.
Да и потом: она и на собеседование пришла очень своеобразной. Пусть не вульгарно сексуальной, но все равно очень своеобразной. А это то же самое. Тот же эпатаж от неуверенности. Вызов. Что же ей надо?
Так-так-так… Ну-ка стоп. Это не тот вопрос.
Не тот…
А какой тот? А вот он! Какого чёрта такая неуверенная без видимых причин девчонка меняет школу? Связано ли одно с другим? Причем не просто школу, а административный округ и жилье. Стоп. Жилье просто есть именно тут. Жилье отца. Это может объяснять всё. А если нет? Если всё-таки жилье оказалось тут просто весьма кстати и девчонка на самом деле от чего-то бежала? Но тогда в курсе этого «чего-то» должны быть и родители. Ведь это не просто так, не с кондачка, взять и поменять квартиру. Что же там за масштабы бедствия?
И ведь есть, точно есть там что-то. Оно чувствуется. Вон, директриса даже нелюбимого зама позвала советоваться.
Ну ладно. Что там ещё у нас осталось?
Дмитрий «пошарил» пятерней памяти по закоулкам разума, стремясь найти мелькнувшие недавно мысли.
Вот что. Почему она остается неуверенной, если уже свалила далеко? Поменяла жилье и школу? Он бы на её месте заметно успокоился. Или нет? А если… Точно! Сейчас же век какой! Интернет! Если за ней что-то или кто-то гонится, то она должна удалиться из «вконтакта». Ну-ка?
Введенные в поисковик имя и фамилия очень быстро принесли результат: он смотрел на страницу Насти.
Странно. Дмитрий даже разочаровался. Пустая и простая страница. Ну и пусть! Шут с ним, само собой прояснится, если вообще есть чему проясняться.
Со вторника до пятницы классный руководитель внимательно присматривался к новенькой. Она ни с кем не конфликтовала, но успела настроить против себя Гулю, Леру и Соню. В этом не было ничего необычного. Простая женская ревность или конкуренция – чёрт их разберет, этих девчонок. Настена девка умная и красивая, что не могло не задеть эту троицу. Анисия не такой человек, она о себе очень высокого мнения и конфликтовать с новенькой по таким причинам ниже её достоинства. Машка с Катюхой – тихони. Поэтому ничего необычного и сложного, это будет решено легко. Дайте только время.
Пацаны, наоборот, подружились с Настей, которая, впрочем, не выказывала к ним особенного интереса.
Зато сама она подружилась с новенькой Леной, а уже вместе они часто общались с Дашей. И даже сели за соседней с ней партой. Что учителя только радовало. Хотя и давало пищу для дополнительных размышлений. Дело в том, что Даша, хоть и перестала пронзительно вонять, всё равно оставалась девочкой «неблагополучной». Лена была такой же: неуверенной и стеснительной. И Настя, совершенно выбиваясь из этого ряда, тем не менее оказалась в нём. А значит, там точно что-то есть за душой.
Всё это он подметил в промежуток со вторника до пятницы, а уже в понедельник появилась новая информация. Как снег на голову. В июне…
Но и до понедельника скучать не приходилось.
Очередное происшествие разразилось во вроде бы благополучном восьмом «А».
В среду парнишка из этого класса угрожал всем самоубийством. Это был толстый, чернявый и обаятельный мальчуган. Он имел массу плюсов, но все они ничего не значили в нерегулируемом детском обществе, отличающемся чуть ли не звериной злобой. Не зря про детей говорят, что они очень жестоки. Это самая настоящая правда.
Парень не обладал ни наглостью, ни смелостью, ни глупостью, которая часто заменяет и первое, и второе. Пухлый как пуфик, такой же безобидный, с розовыми щеками он постоянно сносил издевательства своих одноклассников. Это были «успешные» дети, если можно так выразиться. Ну, если сравнивать их с «бэшками» Дмитрия. Они даже одевались по-другому. Более официально, стильно. Сашка – толстячок – всегда сидел тихо на последней парте среднего ряда. Всегда честно пытался отвечать на вопросы Дмитрия. Которому казалось, что парню нравятся занятия по ОБЖ. Ведь на них в классе царили тишина и порядок, и даже самые дерзкие хулиганы не поднимали головы в буквальном смысле. Хотя «самыми дерзкими» они были в пределах своего класса. Дмитрий даже с некоторой гордостью вспоминал своих Саида с Русланом, сравнивал их с местными и оставался доволен. Каким-то пацанским, задиристым удовлетворением.
И вот, на большой перемене пухлый Санек настежь раскрыл одно из окон в своем классном кабинете. Не обращая внимания на скептический смех одноклассников, залез на подоконник.
Они кричали ему, чтобы он скорее прыгал, не морозил теплоту кабинета. Кричали, чтобы не тянул, не отвлекал от просмотра очередного ролика. Самый главный мучитель – местный авторитет – подбежал к нему и, наверное, вовсе не веря в возможность прыжка, плюнул на грудь.
Это был стремительно толстеющий, но пока просто крупный парень. С чудной фамилией – Гархарьян и всклокоченными волосами. Которыми, кстати говоря, напоминал Дмитрию хулигана из «Приключений электроника». Когда-то с ним случился небольшой конфликт и у учителя. Отличник и маменькин сынок Гархарьян тогда не хотел учиться на кукле делать искусственное дыхание. Якобы брезговал прислоняться к её рту после своих одноклассников. При этом его, в отличие от всех остальных, не успокаивало ничего. Ни антисептические обтирания рта куклы специальной жидкостью, ни то, что между ним и его собственным ртом будет стерильная одноразовая салфетка. Выпендривался, попросту говоря. Ха! Нашел, где…
Дмитрий заставил его быстро, не прошло и трёх минут. Но после этого в школу приходила бешеная мамаша, ругалась с классным руководителем и грозилась написать письмо в департамент образования – приют и защиту всех сирых и убогих – на тему моральных издевательств над ее сыном. При этом к учителю ОБЖ она почему-то идти не пожелала.
Вот и сейчас стоял наглый Гархарьян перед несчастным пацаненком. Смеялся, глядя в его таящие слезами глаза и наслаждался чувством собственного превосходства: все девочки видели, как он плюнул в живот толстяку!
Саня резко отвернулся, стремясь спрятать горящее позором лицо. Потерял равновесие и пошатнулся, стоя на самом краю подоконника. В окне на третьем этаже. Девочки рассказывали, что он взмахнул рукой и случайно ухватился за раму. Они же, испугавшись в этот момент всерьёз, бросились на поиски своего классного руководителя, которая после урока вышла в коридор и должна была вернуться к началу следующего.
До прихода учительницы Саня успел обернуться еще один раз. Успел увидеть испуганные глаза одноклассников. Неизвестно, прыгнул бы он или нет, если бы не классный руководитель. На этот вопрос Дмитрий не имел вообще никаких ответов. Он знал только, что сделать это было бы страшно. Как знал и то, что паренька всерьёз достали.
Учительница отговорила своего подопечного от рокового шага. Выгнала всех из класса и долго успокаивала рыдающего мальчика. До тех пор, пока за ним не прибежала испуганная мама.
К ним пыталась пройти школьный психолог, но первое время Саня никого не хотел видеть, учительницу тоже просил уйти. Ему было стыдно.
Зато с психологом в очередной раз поговорил Дмитрий. С Леной они познакомились давно и даже вели вместе пару проектов. Человеком она была хорошим. Судить её как специалиста Дмитрий не мог. Не было компетенции, да и дел не видел.
– Что скажешь, Лен?
– А что сказать Дим?! Тут всё ясно, как дважды два! Ему никакие методики не помогут! Пока там этих уродов не воспитают, всё так и будет!
Не согласиться с ней мог только идиот, директор или специалист из департамента образования.
Татьяна Егоровна в тот же день собрала экстренное заседание педагогического совета.
Молча, с таким скорбным видом, какой запросто натягивала на себя по подобающим случаям, она достала заранее приготовленную бумагу. Выдержала эффектную паузу. Глубоко вздохнула…
Станиславский бы обзавидовался.
– Коллеги! Как это… Я вынуждена напомнить вам приказ департамента. Вы не понимаете… как это… всё очень серьезно коллеги! Вы ленитесь, а тут русским языком написано, что все дежурные должны быть в коридорах на переменах. А кабинеты должны быть закрыты. Как это… наверное не дураки это писали?! – Она потрясла зажатыми в руке листами. – Или вы хотите сесть?
Тяжелое молчание.
– Я не хочу! Поэтому, как это… Дмитрий Николаевич! Начинаем делать так, как вы предлагали. Если кто-то не дежурит, мы будем записывать его в график. А потом лишать премии.
Обвела тяжелым взглядом всех присутствующих.
– Если люди не понимают по-хорошему, будем наказывать рублем. Сколько можно?! Вы просто обнаглели уже совсем! – Она замолчала, переводя дух. – Ирине Валентиновне объявить выговор, за то, что оставила детей одних в кабинете. Премию снять.
Ирина Валентиновна сидела молча, опустив голову и не глядя на директора.
– У меня всё. Ваши замечания. Прошу вас.
Вот так. Дежурства, приказ департамента, наказание учителей. Что за бред с закрытием классов? При чем тут эти дежурства сейчас? Дмитрий единственный демонстративно водил головой по сторонам, выискивая хоть одну пару разумных глаз. Ему казалось, что их нет тут вовсе. Но нет, вот одна, вот вторая пара… Вот Ольга Анатольевна встретила его взгляд понимающе и сочувственно.
– Разрешите мне. – Не спросил, ритуально произнес Дмитрий вставая.
Директор только молча кивнула.
– Я уверен, что причиной всему его одноклассники. Они над ним издеваются. Я могу забрать его к себе в класс. Тогда всё закончится.
Дмитрий мог бы многое сказать. И не только по поводу бредовости приказов департамента и абсурдности того, что было тут сказано до него. А ещё на тему безучастности учителей. О том, как они отмахиваются обеими руками от детских проблем, стараясь их не замечать, не видеть в упор. Лишь бы не решать, лишь бы они не тронули их самих. Разве не видела Ирина Валентиновна, что пацана затравили? Видела и знала! Он многое мог бы сказать. Но не стал.
А вот пацана было жалко по-настоящему. Для него после сегодняшнего ничего не изменится в лучшую сторону. Было понятно даже ослу, что неудачную попытку самоубийства дети очень быстро «переварят» и будут вспоминать на каждом шагу.
В классе было тихо. Никто не поддерживал и не возражал.
– Дмитрий Николаевич! Не думайте, что тут дело в окружающих. У вас просто в силу возраста еще мало опыта. Дело всегда в нас самих. Вы его заберете к себе, там с ним повторится это или что-нибудь похуже. Его достанут, как это, те же самые или ваши. И… как это… попробуйте маме объяснить еще, почему вы переводите его из хорошего класса в «бэ»!
Нельзя сказать, что после этого Дмитрий всё понял. Он это «всё» прекрасно понимал и до этого. Но сейчас всё сказанное настолько живодерски обнажило кровоточащую действительность, что стало противно.
Все они всё прекрасно понимают! Понимают, что дело в классе. Понимают, что можно, можно перевести его в «Бэ», к «непедагогичному» и «невоспитанному» классному руководителю, после чего проблем будет значительно меньше. Но понимают и то, что тогда надо будет объяснять маме перевод. И тогда легенда о том, что «все дело в нас самих» зашатается. А мама может додуматься написать жалобу в департамент. Всё это уже давно не удивляло «молодого специалиста». Если что-то и было способно удивить, так это недальновидность, нерешительность или даже трусость самой мамы, но это оставалось уже на её совести.
Татьяна Егоровна явно надеялась, что после её ответа заместитель сядет на свое место и заткнется. Но…
– Татьяна Егоровна. Во-первых, я с вами согласен. Тут дело в нем самом. Он тихий и спокойный, забитый мальчик, который не может ответить хамью. Во-вторых, в моем классе ничего подобного не будет. Его никто не будет трогать. Если кто-то заметит обратное, я напишу заявление в этот же день! Более того, я ручаюсь, что мои ребята не позволят при них обижать его и на перемене.
Идея забрать пацана родилась у Дмитрия сразу после происшествия. Не откладывая её в долгий ящик, он тут же нашел Санька в «баре»-столовой, где тот сидел в компании классного руководителя перед стаканом с чаем и дожидался маму.
Усевшись рядом с ними, Дмитрий в лоб задал свой вопрос парню, пообещав, что его больше никто не будет трогать. Сашка сразу согласился, но потом засомневался, вспомнив маму и разрешение, которое должен был спросить у неё.
Тут опомнилась классный руководитель и «удивленно» спросила школьника:
– Саша, а что они тебя еще достают?! Я ведь с ними разговаривала!
На этот вопрос паренек не ответил. Что-то пробурчал под нос, низко склонив голову. Она еще несколько минут пыталась разговаривать с ним и было противно слушать этот разговор. Как-то так выходило у нее – и вопросы задавать, и ответы получать – что никто вокруг действительно не был виноват.
Потом она еще что-то пыталась сказать Дмитрию. На ту же тему, что у неё неплохой класс и она старается защитить пацаненка сама. Но Дмитрий не стал её слушать. Перебил и спросил в лоб:
– Ну вы же понимаете, из-за чего все это произошло. И у вас не получится его защитить. А у меня получится. Вы не хотите мне его отдать?
Женщина вздохнула. Все-таки она была неплохим человеком, эта сорокалетняя женщина со своими личными проблемами, недостатком денег, детьми и мужем.
– Забирайте. Только я не знаю, что с его мамой и директором…
После этого Дмитрий оставил свой любимый восьмой «бэ» в классе после урока, не пустив их на перемену. Успокоив волну праведного возмущения, стоны мольбы и разочарования, он тут же увлёк их рассказом о случившемся. Они и так, конечно, знали всё. Но Дмитрий рассказал с новыми для них акцентами и сразу выложил предложение забрать пацана в класс. Сказал, что такое решение принять без них не может.
Дети согласились единогласно.
Тогда он спросил, понимают ли они, что парня нельзя обижать и дразнить. Они понимали. Только пацаны посмеивались, но на них шикали девочки.
– Руслан! Саид! А к вам у меня будет отдельное задание.
– Какое Дмитрий Николаевич?
– Ну, во-первых, вы не должны его трогать!
– Да не, Дмитрий Николаевич! Слово даём! На фиг он нам нужен!
– А, во-вторых, вы должны будете его защищать от Гархарьяна, когда будете рядом. Чтобы он его не трогал на переменах…
– Дмитрий Николаевич! На фига он нам нужен?! – Завопил Руслан.
– Что мы телохранители?! – Вторил ему Саид.
– Тихо! Что, Гархарьяна зассали?
– Да нет, Дмитрий Николаевич! – Даже обиделся Саид. – Да мне его… – Он поднес горсть пальцев к лицу, скомкал её в кулак и плюнул, наблюдая за тем, как разлетаются пальцы. – Ну просто, что он девочка что ли, его защищать?
– Короче! Если захотите, я вам потом объясню почему и зачем. А сейчас я вам даю задание. И если вы его не будете выполнять, о чём я узнаю, я на вас разозлюсь по-настоящему. Дружить мы с вами перестанем. Все ясно?!
– Ясно… – Пробасил исподлобья Руслан, искоса поглядывая за приунывшим другом…
Дмитрий закончил и стоял, молча глядя на директора.
– Хорошо. Мы поняли, Дмитрий Николаевич, садитесь.
А что было еще делать?! Начать кричать? Ругаться? Взывать к совести?
Сел. А на следующий день разговаривал с отошедшей от потрясения и вооружившейся классной руководительницей Санька. На сей раз сдаваться она не собиралась и явно хотела отыграться за нанесенное ей оскорбление. Какое? Ну как же!
«Что же это, вы думаете, что у вас одного получается работать? У меня хорошие дети, они тоже его защищают от двоих-троих хулиганов. Особенно девочки. Да и те уже давно его не трогают. Он им неинтересен и скучен. Его шутки их раздражают. У него и дома проблемы. Отца нет, мама с него пылинки сдувает. В общем, ему с психологом надо работать…»
Отвечать ей он не стал.
Эстафету чрезвычайных случаев перехватила пятница и девятый «А».
Если Вы заметили "смешную" или очень глупую ошибку, то пишите. Я не претендую на звание учителя словесности и даже на звание шибко грамотного писаки, – не обижусь. Большое спасибо за помощь!
Содержание:
Первая глава: 1 часть, 2 часть, 3 часть, 4 часть, 5 часть
Вторая глава: 1 часть , 2 часть, 3 часть, 4 часть, 5 часть, 6 часть, 7 часть, 8 часть, 9 часть, 10 часть, 11 часть, 12 часть, 13 часть, 14 часть, 15 часть, 16 часть, 17 часть, 18 часть, 19 часть, 20 часть, 21 часть, 22 часть, 23 часть, 24 часть, перед Вами 25 часть, 26 часть.
Все в одной подборке – тут.