Перед Вами вторая часть второй главы автобиографичной книги "Восточный фронт". Конфликт с учителем, необычный директор и противостояние с кавказским пацаном. Ссылки на предыдущие части после статьи.
Чрез пятнадцать минут ходьбы со средней скоростью с правой стороны показалось здание школы. Фасад выходил на Кутузовский проспект, до которого было всего около пятидесяти метров и от этого вокруг здания было шумно. Пожалуй, даже очень. Само здание представляло собой типовую пятиэтажную постройку, украшенную колонным барельефом на уровне второго этажа. Над главным входом располагались изображения великих русских писателей и поэтов с датами рождения и смерти. Ничего особенного.
Постояв на входе и собравшись с мыслями, Дмитрий глянул на часы – без трех минут. Пора. Пройдя на проходной все положенные процедуры, он осмотрелся.
На первом этаже было очень тесно. Здесь не было привычных по другим школам раздевалок, прижимавшихся к окнам. Наоборот – пространство от окон до середины рекреации было относительно свободное, с редкими лавками. А вот на противоположной стороне были оборудованы обособленные раздевалки, отделенные одна от другой округлыми стенами. Как позже узнал Дмитрий, раздевалки были поделены между классами и запирались на ключ. Сейчас же он лишь отметил явный минус такой конструкции – тесноту коридора, и относительный плюс – отсутствие острых углов.
Пройдя мимо стен, украшенных зеркалами во весь рост, он вошел в кабинет секретаря и представился.
– Да, здравствуйте. Проходите, вас ждут, – обычная светловолосая девушка, спокойная и какая-то отстраненная.
– Здравствуйте!
Кабинет директора был обставлен мягкой и офисной мебелью. Но не это бросилось в глаза. Иконы. Много икон. Они висели на стенах, красовались на календарях и фотообоях, стояли на столе и даже украшали еженедельники. Сразу стало ясно – директор старается как можно шире демонстрировать свою приверженность православному мировоззрению. Дмитрию это не понравилось. Особенно, в сочетании с самим директором.
Стройная женщина за пятьдесят пять, с короткой модной стрижкой и окрашенными волосами. Аккуратный, на взгляд Дмитрия профессиональный макияж, маникюр средней длины ногтей и модная одежда, которую ни за что не надела бы ни одна из его бабушек. В общем, женщина была привлекательной несмотря на свой возраст. Вот только ее глаза. Оценивающие, будто ожидающие подвоха глаза. Вот они-то в совокупности с несоответствием между одеждой хозяйки кабинета и его обстановкой и настораживали. Но Дмитрий не стал на этом сильно «заморачиваться».
– Здравствуйте! – Директор характерно растягивала слова. Так, что на ум сразу пришли блондинки из популярных телешоу. – Дмитрий Николаевич? – Она улыбнулась. – Меня зовут Татьяна Егоровна, а это – она указала на сидящую тут же вторую женщину, – Татьяна Борисовна. – И натянуто хихикнув, добавила – Моя правая рука. Присаживайтесь.
В течение следующих пятнадцати минут Татьяна Егоровна внимательно рассматривала комплект документов, который Дмитрий приготовил специально для этого случая. Хотя если быть дотошным, то казалось, что она просто делает вид. Внимательный и сосредоточенный. На самом деле документы ее мало интересовали. Она пролистывала их, проговаривая что-то еле слышно и передавая своей коллеге. При этом изредка бросая короткие изучающие взгляды на молчащего гостя.
После изучения документов пришел черед вопросов. Обычный для таких случаев диалог продлился недолго. Директора все устраивало.
– Вы такой молодой, – кокетливо проворковала Татьяна Егоровна, – разбавите нашу женскую клоаку.
– Молодость – тот недостаток, который проходит со временем, – сдержано улыбнулся Дмитрий. – Только у меня тоже есть несколько вопросов. Можно?
– Конечно-конечно, задавайте.
Он еще раз заметил демонстративное внимание директрисы. Можно сказать, она была «вся – внимание». Но создалось устойчивое впечатление, что все это деланное, не настоящее.
– Почему уволился ваш прежний заместитель?
– А… – она не была готова к такому вопросу. Ее глаза заметались, но быстро успокоились. – Понимаете, он уже пожилой человек, пенсионер. Со своими вывихами, – она помахала ладонью перед лицом. – Ему трудно с детьми… – Директор явно чего-то недоговаривала.
Видимо она и сама почувствовала свою неубедительность и бросила просящий взгляд на «правую руку»:
– Татьяна Борисовна, чего он ушел у нас?
– Ну, все правильно! – Помогла своему начальнику высоким голосом завуч, низко кивая головой. – Чего-то там у него еще и со своими внуками, я уже не помню…
Они выжидающе замолчали.
– Угу. А какая зарплата, можно подробней?
– Конечно! – Татьяна Егоровна засуетилась, достала из ящика стола какие-то бумаги, полистала их и произнесла:
– Категории у вас нет. Будет две ставки: учителя ОБЖ и заместителя по безопасности. Итого пятьдесят тысяч. Ну, мы вам еще по мелочи чего-нибудь накидаем до шестидесяти. Это пока. А там видно будет.
– Я правильно понял, что буду работать по двум ставкам, каждая из которых двадцать пять тысяч? Всего получается чистыми пятьдесят, плюс вы накидываете сверху десятку?
– Да!
– Хорошо, я согласен.
– Отлично. А когда вы сможете приступить? Сможете завтра?
– Смогу. Но мне в таком случае нужно расписание занятий и тематический план, чтобы я смог вести уроки.
– О! Это не проблема. Сейчас пойдете с Татьяной Борисовной, она вам все даст.
Дмитрий коротко кивнул и встал со стула.
Так начался новый, захватывающий своей сложностью и остротой, пронизанный осмысленностью и глубиной период жизни.
Весь вчерашний вечер был потрачен на приготовления к первому рабочему дню на новом месте. В основном, конечно же, на подготовку к урокам. Уместно повторить, что Дмитрий не питал никаких иллюзий относительно обстановки в этой школе, воспитанности и заинтересованности учеников в получении знаний. А значит подготовка должна быть всесторонней. И одним из важнейших ее аспектов являлась готовность к уроку. Нет, вполне можно было обойтись и без этого, выплывая на том, что еще помнилось со времени обучения и на учебниках. Да вот только имелись серьезные минусы у такого подхода. Проблема в том, что учебники переполнены совершенно ненужной и скучной формальной информацией. И Дмитрию совсем не обязательно было открывать книгу (которая, к слову, не изменилась с момента последней практики), чтобы это узнать. Это была норма последних десятилетий – глупые, скучные учебники. Учебники – чьи-то коммерческие проекты.
В учебниках совершенно не было того, что на взгляд молодого педагога просто необходимо рассказывать в рамках курса ОБЖ. Если привести пример, то этот курс можно сравнить с курсами по самообороне для девушек в какой-нибудь захудалой утренней телепередаче. Так же наивно и далеко от действительности. Зато об обширных сведениях о структуре единой государственной системы по предупреждению и ликвидации чрезвычайных ситуаций или об их раздутой классификации этого точно нельзя сказать. Вот только зачем это нужно детям? Дмитрий, человек не глупый, этого до сих пор понял.
Можно было рассмотреть проблему учебника и с третьей стороны. Любовь детей к Интернету, видеороликам просто невозможно было переоценить. Но это только на словах учитывалось различного разлива методистами и проверяющими.
Было еще и в-четвертых и, если подумать, нашлось бы «в-пятых». Но дело не в том. Суть проблемы заключалась в регулярных проверках на усвоение именно той информации, которая прописана в учебных планах и программах. А ведь учебники пишутся в соответствии с ними.
Таким образом учителей, с этой стороны, объективно клали на лопатки. Они просто вынуждены были рассказывать скучные и очень часто ненужные вещи. Иногда Дмитрию возражали, что если следовать интересам детей и представлениям о нужности-ненужности, то очень многое надо убирать из курса. Но это были пустые возражения. Да, многое из курса геометрии или, скажем, астрономии в жизни никогда не пригодится. Но оно просто необходимо для развития мышления и формирования общей картины мира. Если мы не хотим превращения наших детей в манкуртов. А если эта сторона проблемы нас не интересует, то да – убираем геометрию.
Но и в геометрии, и в алгебре есть ненужное для детей на школьном этапе. Более того, есть просто вредное. На эту тему можно запросто найти авторитетные труды с еще не до конца выветрившимся советским «запахом» качества. Дмитрий навскидку мог привести несколько авторов, хотя от математики был крайне далек. Взять Игоря Петровича Костенко, издавшего фундаментальный научный труд «Проблема качества математического образования в свете исторической ретроспективы»! Живой, понятный непрофессионалу язык, глубина рассмотрения проблемы, интерес, с которым читается текст…
И если уж говорить про ОБЖ, то тут Дмитрию не нужно было обращаться к специалистам. Сами с усами.
Именно поэтому, подготавливаясь к уроку, учителю приходилось просиживать в Интернете много времени. Искалось интересное видео и аудио на тему, вспоминались или также находились в сети яркие примеры из жизни. Такого рода «контента», как стало модно говорить, нужно было много. Столько, чтобы быть спокойным – в отмерянные сорок минут урока не придется тянуть время, уткнувшись в книгу и диктуя блажь.
Кроме того, нужно было придумать и вставить в структуру урока переходы от тематических моментов к моментам совершенно от них отвлеченным, так или иначе связанным с физической активностью. Переключение внимания, так его!
Наверное, никогда Дмитрий не забудет, как еще в институте преподаватель с яркой фамилией Колидзей демонстрировал группе процесс научения ребенка ходьбе. Он тогда хватал стул, ставил его одной ножкой на ладонь и быстро семенил в ту сторону, в которую этот стул «старался» упасть. «Научение ходьбе – это борьба со страхом падения! Это, если хотите, растянутое падение. И только после ходьбы ребенок может научиться стоять! Потому стояние – это тяжелейший процесс контролирования падения через микродвижения! Попробуйте!» Эти слова опытного преподавателя психологии Дмитрий почти дословно помнил до сих пор. И, наверное, результат не был таким крепким, если бы не его стулья, прыжки и даже хождение на руках по партам!
Короче, работы было много. Но оно того стоило. Только так можно было держать интерес детей, и заставлять их внимание и память работать на усвоение действительно нужных знаний.
Но у этого были и минусы.
Если бы проверяющие взялись за ОБЖ по-настоящему, а выпускной класс заставили писать ЕГЭ, то нулевое усвоение формальной ерунды всплыло бы тут же. Но эта проблема пока не висела, да и плевать, честно говоря, было на эту возможную проблему.
Другая сложность в том, что учитель по русскому языку, к примеру, значительно ограничен в использовании подобных приемов. На этом предмете детям просто необходимо больше работать и напрягаться, хотя и там специалист может что-нибудь придумать. Было бы желание!
Кроме подготовки к уроку, надо было готовить внешний вид. И в эту часть входило несколько пунктов. Одежда, стрижка и физическая подготовка.
Одежда.
Одеваться нужно было не абы как. Одежда должна демонстрировать аккуратность, чистоплотность, строгость, стиль и, в небольших дозах, франтовство. Первые три параметра слагали вполне понятное мнение учеников о том, кто их учит. В то время, как два последних необходимы для другого. Дети склонны к самолюбованию. Очень важно для подростка то, как он выглядит со стороны. При этом они ненавидят (кто открыто, кто про себя) тех своих товарищей, которые уделяют внешнему виду очень много внимания и смеются над неряхами. Именно поэтому рубашки должны идеально подходить к брюкам, а галстуки к рубашкам. Именно поэтому не следовало надевать «спортивные туфли» вместе с брюками. По той же причине рабочий комплект не должен быть один на неделю. Более того – и двух тоже мало.
Но проблемой по подбору одежды занималась Вика. Занялась она этим сравнительно давно, как только стало понятно, какую работу подыскивает муж. Поэтому оставалось только выбрать и погладить нужный комплект.
Стрижка.
Примерно представляя то, с чем придется иметь дело, Дмитрий выбрал совершенно определенную стрижку. Вариант спортивный. Короткий ежик-платформа на макушке и чуть покороче длина по бокам. Такие «прически» можно было видеть в характерных фильмах о бандитах. Обязательное условие, дополняющее такую стрижку – это легкая небритость. Дмитрий понимал, насколько такая подготовка показушна. Но образ «брутального мужчины» создавал не он. За него это сделали масс-медиа, у которых даже мысли не возникало посоветоваться с учителями.
Ну и последнее – физическая форма.
Дело в том, что основную проблему в школе будут составлять хулиганы. А они, в основном, уважают силу. Они занимаются или фанатеют сами, доверяют тому, кто занимается и слушают того, кто добился в спортивных делах успеха.
Очень многие обращают внимание на подкачивание бицепсов. Но ведь шея не меньше, если не больше, говорит о спортивной форме. Смешно смотреть на тощегрудого, с тонкой шеей и раскаченными руками «атлета» – уж лучше вообще не заниматься.
Но физическую форму, естественно, за один вечер не обретешь. Дмитрий работал над ней уже больше месяца, восстанавливая былое. Ведь последние годы он почти не тренировался сам, в основном тренировал, что не могло сказаться на внешнем виде. Но раз «пошла такая пьянка», то пропускать вечернюю пробежку и турник с брусьями не стоило. Тем более, что некоторые занятия – и спорт в том числе – поднимали наличие в крови определенных «мужских» гормонов. И это «на раз» считывалось детьми.
На самом деле, коли на то пошло, такое «окукливание» близкое к нарциссизму ему свойственно не было. Но, во-первых, оно являлось значительным подспорьем в деле, а во-вторых, ребятам надо подавать пример. И если выбирать между тем подходом, который он использовал и неряшливостью с безвкусицей, то выбор очевиден.
Таким образом, новоиспеченный заместитель директора по безопасности и учитель ОБЖ в школу вошел полностью подготовленным.
– Здравствуйте Дмитрий Николаевич! – Директор расплылась в улыбке. – Ну как, готовы?
– Конечно, – Дмитрий ответил сдержанно, стараясь показать всем своим видом, что готов всегда, да и готовиться особо было не к чему.
– Ну тогда подождите там, скоро придет Татьяна Борисовна, она вам покажет ваш кабинет.
Дмитрий развернулся, собираясь пройти к секретарю, в помещение, названное «тамом». Но Татьяна Егоровна неожиданно решила продолжить разговор.
– Дмитрий Николаевич? Дмитрий Николаевич, я хочу вам сказать несколько слов. Присядьте, – она еще раз улыбнулась. Она вообще очень часто улыбалась и в ее улыбке было что-то ненормальное. Может быть то, что мимика совершалась всегда в момент резкого выдоха с характерным ему звуком «ыы». Предназначенное улыбке движение рта от этого походило на испуганный оскал. Нет, нельзя было назвать эту улыбку некрасивой. Надо еще раз сказать, что директор, для своего возраста, была женщиной привлекательной и ухоженной. Даже холенной. Но вот очарования в ней точно не было.
– Мы вас посадим в один кабинет с Алевтиной Сергеевной. Алевтина Сергеевна, как это, женщина странная. Вы на нее внимание сильно не обращайте. Она может говорить гадости и про меня, и про всех остальных. И про вас тоже.
– Она не знает меня совсем, какие гадости?
– А ей все равно! Это просто, как это, такой человек…
– Вы про Алевтину что ли? – раздался звонкий голос Татьяны Борисовны. Она поздоровалась с новым сотрудником и села на диван обтянутый зеленоватым кожзаменителем. – Совершенно верно! Это просто человек такой. На нее не надо обращать внимания, – улыбка Татьяны Борисовны, наоборот, была открытой и искренней. По ней вообще сразу было видно, что печаль если и омрачает ее жизнь, то делает это очень ненадолго. – Какой вы красивый, Дмитрий Николаевич! Очень органично подобран галстук!
На это Дмитрий отреагировать не успел. Директор вернула инициативу.
– Да. Но вы с ней посидите и, если захотите мы вас потом пересадим. Просто в ее кабинете сейчас сложены все бумаги по безопасности. Ну это, Бог с ним. Я вам про другое. Как это, хочу дать «ц.у.». Ваша главная задача – Бог с ними с бумагами – смотреть, чтобы в школе был порядок. – Она взмахнула пальцами с длинными сверкающими ногтями и положила ладонь на стол. – Чтобы никто не ссорился, не дай Бог не дрался. Ученики, учителя – все равно.
– Учителя? – Дмитрий искренне удивился.
– Ой! – наигранно вздохнула директор и закатила глаза. – Эти сволочи еще не то могут, – фирменная улыбка и быстрый взгляд на подругу.
– Да, да! Не удивляйтесь. Привыкнете! – успела вставить та.
– Это я их любя сволочами, вы не подумайте, – улыбка. – а то скажете: «Директор чокнутая».
Так вот, смотрите внимательно. Любые конфликтные ситуации не должны разрешаться только двумя сторонами. Вы всегда должны быть рядом. Ну, я или Татьяна Борисовна. Но вы в первую очередь. Для этого вы на каждой перемене должны обходить все этажи. Смотрите за порядком и за учителями. Они тоже должны дежурить. Никто из них не должен сидеть в кабинетах. Они вам будут вешать лапшу на уши, говорить, что у них журналы, домашние задания, дополнительные занятия и еще Бог знает что. Не слушайте ничего – выгоняйте в коридоры.
– А почему они не хотят выходить, если надо?
– Ну это вы у них спросите, мне они не говорят, – фраза была сказана странно. Складывалось впечатление, что директриса имела мысли на этот счет, но делиться не спешила. – И заставляйте их заходить в туалеты. Дети там курят и все ломают постоянно. Елена Сергеевна потом ругается. Мы задолбались уже все ремонтировать. Но это еще ладно, они там драться могут. А учителя туда не заходят. Я захожу, как будто не женщина, а они не заходят. Стыдно им, видите ли. Но вы их заставляйте. Или сами заходите. И пусть сгоняют детей с подоконников. Не дай Бог нам, какой-нибудь придурок разобьет окно и вывалится.
– Тьфу-тьфу! – звонко засмеялась завуч.
– Что же все учителя на каждой перемене должны быть в коридоре?
– Нет, у нас есть расписание. Кстати, оно уже устарело. Вам надо новое составить. Там ничего сложного – возьмете старое и просто числа поменяете. А, и спросите у Алевтины Сергеевны кто у нас уже не работает. На их место новых поставьте. Вы поняли, Дмитрий Николаевич? Самое главное – порядок и спокойствие. Чтобы все дежурили, а не прятались там у себя.
– Да, понял, – в том, что порядок и спокойствие трогали Татьяну Егоровну по-настоящему, сомневаться не приходилось. – Только, если им раз скажешь, второй… Вы их наказываете за нарушение режима?
– Будем наказывать, Дмитрий Николаевич. Вы тогда отмечайте кто из них не дежурит. А в конце недели мы посмотрим. К начислению зарплаты, как это, будем снимать премии с нарушителей. Вот так, – фирменная улыбка и короткий кивок головой.
– Все?
– Все-все, – еще серия кивков. – Идите. Только… Дмитрий Николаевич! Если что-то случается вы сразу идите ко мне. Вообще почаще заходите, не стесняйтесь. Какие-то вопросы, пожелания – все что угодно. Можете звонить, у меня телефон есть. Я должна быть в курсе всего.
– Хорошо.
В коридоре его окликнула секретарша. Еще вчера они договорились перейти на «ты». Тесный режим работы и один возраст к тому располагали. Саша прервала его рассуждения. Он задумался над странной ситуацией с учителями. Татьяна Егоровна дала понять, что наказаниями их не удивить. Значит наказания применялись и до него и «эврика» после его предложения никто кричать не станет. Не приносили результата? Или учителя так быстро – сколько там у них не было зама по безопасности – отвыкли от порядка?
– Дим, ты бумаги принес?
– Ага, только давай позже разберемся. Скоро половина, мне надо к уроку подготовиться.
– Хорошо.
В этот момент в разговор вклинилась еще одна девушка. Это была очень важная и серьезная особа лет двадцати восьми. Ростом с Дмитрия, она весила немного больше. Несмотря на солидные девяносто мужских кило. Хмуро, не отрываясь от журнала, в который что-то записывала, она сделала замечание:
– А здороваться значит не учили.
Дмитрий улыбнулся. Несмотря на то, что девушка в общем производила отталкивающее впечатление, он заглушил все негативные эмоции и попытался оправдаться.
– Извините. Я только вышел, как Саша меня заняла разговором. А вы тоже заняты, да и… – Он помолчал, стараясь естественнее и мягче перейти «на ты», – ты тоже занята была. Здравствуй…
– Света. – Подсказала из-за стойки Саша.
– Светлана Александровна! – Чуть ли не по слогам, менторским тоном поправила оскорбленная. – «Здравствуй-ТЕ».
– Здравствуйте, Светлана Александровна, – Дмитрий не перестал улыбаться, чуть склонив на бок голову и кивнув в знак полного согласия.
– Здравствуйте, – это слово Светлана Александровна буквально выплюнула через зубы уже выходя из кабинета.
– Не обращай внимания, – по виду секретарши было ясно, что ничего особенного не произошло.
– Да ладно. Пойду на урок.
До звонка оставалось около десяти минут.
Подойдя к охраннику, Дмитрий спросил ключ от кабинета.
– Ага, сейчас! Ну как вам в школе?
– Да пока ничего сказать не могу.
Охранник – обычный деревенский мужичок – ему понравился. Улыбался в меру, не кривлялся и не пытался произвести впечатление. Разговаривал простовато, но это напоминало детство, отцовых друзей и отчий дом.
– Директриса как?
Дмитрий помолчал, задумчиво изучая лукавый взгляд Николая Алексеевича, но решился, хотя это и могло быть глупостью.
– Странная.
Они улыбнулись вместе, прекрасно понимая вложенный в одно слово смысл и то, что многое осталось недосказанным.
– Только, Дмитрий Николаевич, вы себе дубликат сделайте, а этот сюда верните. Тут от всех кабинетов должны ключи висеть. Проверка придет, накажет за нехватку. А то, видите, учителя берут, а на место не вешают. Потом и другие приходят, а ключа нет, – охранник имел примечательную манеру вести разговор, говорил отрывисто, умудряясь, при этом, не быть резким.
– Я так понимаю, это теперь моя проблема?
– Ну да, если захотите, – Николай Алексеевич засмеялся, в свою очередь тоже не договаривая.
– А что, можно не захотеть?
– Ну, до вас кто был, ему все равно. Он пару раз сказал, а они не слушаются – ну и все.
– Ладно, поглядим. Пошел я.
– Удачи!
Дети продолжали заходить в здание.
Крики и визг, смех и беготня, летающие сумки, перевернутые ботинки. Лавируя между всем этим в непривычной для себя обстановке и чувствуя робость, Дмитрий поднялся по лестнице на третий этаж. Дверь оказалась закрытой. Подобрав ключ, он провернул замок.
Мельком оглядев кабинет – ничего особенного – взял из сумки домашние заготовки и поспешил за журналом в учительскую.
Учительская, в отличие от кабинета, удивила. Слишком маленькая в сравнении с тем, что видел в других школах.
В класс он зашел за две минуты до звонка, сопровождаемый любопытными детскими взглядами.
– Здрасте! – ребята начали заходить в класс только после звонка; прошло уже несколько минут. Почти каждый заходивший лично здоровался и от того создался постоянный гомон.
По плану ОБЖ велось только в восьмых, десятых и одиннадцатых классах. Всего в школе их было по две параллели. При этом, как удалось выяснить, только два класса из шести были «нормальными». Первый урок выпал как раз на такой – восьмой – класс.
Сорок минут пролетели быстро. Ничего плохого не произошло. В целом класс действительно был достаточно послушный и спокойный, а нечастые нарушители спокойствия быстро и просто осаживались, подчиняясь требованиям учителя. Единственное, что заметил Дмитрий – это неразвитая способность фиксировать внимание. Он и раньше преподавал в разных школах и мог сравнить тех детей с этими. Сейчас приходилось «включать» заготовленные дома блоки переключения внимания гораздо чаще, чем раньше.
После окончания урока следовало «окно», во время которого предстояло многое сделать. Но основное, конечно, это знакомство. Познакомиться с местными устоями и обычаями самому и «познакомить их с собой», что не менее важно. Как говорится, «людей посмотреть и себя показать».
Он вышел из класса, ощущая сильное волнение. Все-таки находиться в центре внимания всей школы неприятно. Не любил Дмитрий повышенного внимания к собственной персоне. Но выбирать не приходилось.
Закрыв классный кабинет и окинув взглядом коридор, он сделал первый шаг по третьему этажу.
Рекреации этажей имели один и тот же план. Две лестничных площадки с противоположных сторон, далее, симметрично, неширокая часть рекреации с туалетами. С одной стороны – для девочек, с другой – для мальчиков. Встречались они в центре, переходя в просторную площадку с рядом квадратных колон, стоящих на одной линии со стенами узкой части. Тут было много окон, любили «кучковаться» вынужденные дежурить учителя.
Неспешно проходя по этажу, Дмитрий внимательно все оглядывал.
Бегающие и толкающиеся дети, стоящие отдельной группой учителя и ученики, сидящие на подоконниках.
В это время из кабинета вышла молодая женщина. Невысокая, слегка полная блондинка. Тут же, увидев проходящего мимо нее парня из старших классов, она начала кричать.
– Велиднюк! Ты где вчера был?! Я тебе что говорила? Идиот!
– Ольга Игоревна! Не кричите на меня.
– Ты мне будешь указывать, сопля малолетняя! Ты понимаешь, что ты придурок?! У тебя же мозгов нет! Да тебя не возьмут в твой институт, сколько бы папа ни платил!
– Не надо кричать на меня, Ольга Игоревна! И это не ваше дело. Вам платят, вот и работайте.
Голос у парня был недовольный, на взводе. А еще в нем отчетливо прослеживались какие-то барские интонации. Поэтому, несмотря на то что учительница кричала, хозяином положения казался парень. И вообще, сам разговор явно был продолжением какой-то неизвестной Дмитрию истории. Последние слова он слушал уже стоя рядом с ругающимися, – а в этом сомнений не было никаких – людьми. Происходящее лежало полностью в рамках его собственных полномочий и обязанностей, которыми наделила директриса. Поэтому вмешиваться следовало немедленно, как бы ни не хотелось начинать знакомство на таких нотах.
– Извините пожалуйста! – Дмитрий вежливо, но настойчиво вклинился между учителем и учеником. – Можно вас на секунду? – он подошел еще ближе к Ольге Игоревне, заставляя ее тем самым отступить на пару шагов.
– Подождите! Нет. Вы видите, я разговариваю? – молодая женщина гневно смотрела на нового зама по безопасности. Под ее взглядом Дмитрий несколько стушевался внутренне – столько в нем было веры в собственную правоту.
– Я именно поэтому вмешался, – ответил Дмитрий, переходя на холодный канцелярский тон. – Вы себя со стороны не слышите. Сплошные придурки и идиоты. Так не стоит говорить с учениками.
Все это он произнес вполголоса, не желая вовлекать в разговор посторонних. Ронять авторитет учителя перед учеником нельзя. Одновременно покосившись через плечо, заметил, что Велиднюк бросил на женщину последний взгляд и пошел по своим делам.
Однако Ольга Игоревна и не собиралась успокаиваться. Несмотря на тихий голос Дмитрия, всем окружающим было очевидно, для чего он вмешался в ссору. Учитель литературы, коим оказалась Ольга Игоревна, не могла потерпеть замечание от молодого в сравнении с ней и по возрасту, и по опыту коллеги. Тем более, что он не знал сути вопроса.
– Что вы лезете ни в свое дело?! Откуда вы приехали!? Вас там – последнее слово она выделила особо – не воспитывают? Будет он меня учить, как работать!
Если до этого ссора почти никому не была интересна, то на последние крики обратили внимание почти все.
– Как-то воспитывают, – по-прежнему тихо ответил Дмитрий и пожал плечами. – Не стоит обзывать учеников… прилюдно.
Он прекрасно понимал, что в самих оскорблениях нет ничего необычного для современной школы. Да эти эпитеты и не являлись оскорблениями по большому счету. Более того, если учитель «нормальный» (хотя каждый вкладывает свой собственный смысл в понятие нормы), то он скорее всего использует нечто подобное. Но одно дело с глазу на глаз или, на худой конец, при классе и за проступок. Когда одноклассники разделяют позицию учителя. В таком случае происходит некоторый социальный договор внутри ограниченной группы и «оскорбленный» на самом деле таковым не является, принимая жесткую критику. Ему просто некуда деваться. И совсем другое дело в коридоре, при большом количестве совершенно посторонних – это очевидно – людей. Учитывая, что среди них много девушек, учитывая, что парню этого возраста вдвойне тяжелее переносить оскорбления при них. В таких условиях никакого позитивного разрешения конфликт не имел в принципе, и Дмитрий сильно бы удивился, разойдись эти двое по-тихому самостоятельно.
Но Ольга Игоревна всего этого либо не понимала, либо была через чур «подогрета» эмоционально.
– А кто вы такой?! Чтобы меня учить?! Вы своим делом занимайтесь! – продолжала о своем учительница. Но Дмитрий больше не слушал. Поняв, что данный разговор не имеет перспектив, он просто отвернулся и направился выполнять второй пункт в том плане, который наметился при выходе в коридор. В конце концов конфликт между учеником и учителем был предотвращен. – Вот хам! – еще больше разозлилась Ольга Игоревна и кричала, что называется, «в голос».
Дмитрий остановился посредине площадки. Медленно, демонстративно по-хозяйски, осмотрел сидящих на подоконниках детей. Неспешно обернулся к учителям. Также демонстративно осмотрел с ног до головы и их. Он вообще, всем своим видом показывал крайнее удивление существующим порядком. Хотел, чтобы вставшие в «сиротский» кружок и разговаривающие между собой учителя осознали его недовольство их поведением без слов и замечаний.
Но все это не стоило бы яичной скорлупы без собственных действий.
Пару десятков секунд ушедших на показательное выступление Дмитрий потратил с пользой. Перед ним было много детей. Те, что без особых претензий, стояли около подоконников. Другие, с претензиями, на подоконниках сидели, упершись ногами в радиаторные решетки батарей, которые были когда-то выкрашенными в белый цвет. Так же «когда-то» они были крепко прикреплены к стене. Но от наплевательского отношения, сейчас, имели грязный вид, а некоторые вообще держались «на соплях».
Но и сидевшие на подоконниках ребята тоже были не равноправны. Дмитрию с первого взгляда стало ясно, кто из них что из себя представляет. «Стопудово» выделив самого влиятельного ученика, он спокойно направился к нему.
Низкорослый крепкий парень со смуглой кожей – кавказец. В смелых глазах чувство собственного достоинства и привычка к повиновению окружающих. Резко смеется, слушая разговоры своей «свиты», которая старается угодить своему «королю». Одновременно, прямо и не скрываясь смотрит в глаза Дмитрию. Окружившие его ребята разошлись в сторону, заметив подошедшего и самоустраняясь от всего дальнейшего…
Родители Дмитрия разошлись и раздельно жили в Воронежской области. Отец оставил матери имеющийся дом, в котором она жила с дочерью, не зная необустроенного быта. Сам же купил участок и начал с нуля строительство нового дома. Для сына. Дмитрий, естественно, пошел вместе с ним и всячески помогал в этом изнуряющем деле. Все это было когда-то, давно. Сейчас дом был построен, а его комнаты, одна за другой, приводились в порядок постепенно, по наличию денег на материалы, своими руками.
Отец был счастлив. Он давно мечтал быть хозяином не в квартире, где «тебе на голову валят», а в частном доме. Вместе с появлением огороженной забором территории удалось реализовать еще одну небольшую мечту отца – завести двух собак.
Самец немецкой овчарки. Антрацитово-черный, он был злой, как дюжина бесов. Многие из друзей отца называли этого пса оружием, на которое требуется отдельное разрешение. Другие ставили ему диагноз – больной и подлежащий усыплению. Бер – так его назвал отец – был главным в небольшой собачей «семье», состоящей из него и еще одной собаки.
Багира – сука алабая. Крепкая самка турецкого волкодава, она обладала большим весом, большей мышечной силой, большей кожно-волосяной защитой по сравнению с Бером. И совершенно не боялась лесных хищников.
Дмитрий хорошо помнил ситуацию, когда они с отцом выгуливали собак в лесу. В какой-то момент ветер донес запах зверя. Что это был за зверь – неизвестно. Но только Бер впервые за все время выказал страх. Он поджал хвост, заскулил и медленно попятился за хозяев. В это же время вперед вышла Багира. Она, наоборот, совсем не казалась испуганной. Скорее заинтересованной. Выставив вперед могучую грудь, навострив уши и шевеля носом, она низко зарычала…
Позже, вспоминая этот случай, Дмитрий понял, что Багира позволила себе такое поведение только после того, как ретировался Бер. И это был единственный подобный случай. В остальное время полновластным вожаком был Бер. Пес постоянно метался по огороженному двору, выискивая чужих. Кидался на гостей, находясь в вольере. И, что самое интересное, не позволял делать то же самое Багире. Поняв это, отец перестал закрывать их в одном вольере во время присутствия посторонних во дворе. Проблема была в том, что Багира все-таки порыкивала на чужих, а Бер, находясь в замкнутом пространстве, бесился от этого еще больше. Он кидался на нее и грыз беспощадно, разрывая толстую шкуру и заставляя удалиться в дальний угол. А после этого, полный бешенства, разгрызал проволоку сетки Рабица.
Насколько было известно Дмитрию, подобное поведение было свойственно и волчьим вожакам в стае. Только они имели первоочередное право на драку и только с их разрешения начиналась общая грызня врага.
Все это пронеслось в голове мгновенно, лишний раз доказывая верность сделанных выводов.
– Как ты думаешь, подоконники нужны для того, чтобы на них сидеть?
– А почему нет? – резко и уверенно ответил вопросом на вопрос лидер пацанов.
Дмитрий деланно равнодушно пожал плечами.
– У нормальных людей на подоконниках «сидят» только горшки с листьями. – Называть цветы цветами не стоило. Такое определение является больше хозяйственным, домашним и женским. А с этим пацаном так разговаривать было нельзя. Да и не пацан он – практически мужчина. – Тряпки валяются. В лучшем случае какие-нибудь будильники. Хлам в общем всякий.
Совершенно не агрессивный, но твердый тон. Прямой взгляд в глаза. Но и глазами Дмитрий не давил. Загонять в угол этого «школьника» нельзя. При крайних словах Дмитрий коротко усмехнулся, переведя взгляд на окружающих пацанов, будучи уверенным, что они засмеются. Так и произошло.
– А ты парень, я смотрю, крепкий. Спортом занимаешься. Ноги должны быть сильными, – как бы «сверху» оценил Дмитрий. – Слезай, – на этот раз отводить глаза он не собирался.
Кавказец начал нервничать. Он не понимал, что происходит, но чувствовал, что его обыгрывают. В такой ситуации у него оставался единственный выход, и Дмитрий был почти уверен, что он им воспользуется. Поэтому, к следующему вопросу, а вернее к общему тону этого вопроса, был готов.
– А ты кто вообще такой? – верхняя губа так и осталась дерзко приподнята, хотя фраза была завершена. Дуэль взглядов продолжалась.
– Я заместитель директора школы по безопасности. Дмитрий Николаевич. Мои полномочия тебе может подтвердить только сама Татьяна Егоровна. Если хочешь, найди меня позже, я провожу тебя к ней. – И если начиная говорить Дмитрий был полностью серьезен, то к концу сказанное превратилось в «стеб», выражаясь на языке самих ребят. Но тон так и остался серьезным. Может быть, поэтому пацан ничего и не понял, по-прежнему только чувствуя, что проигрывает незримый поединок.
– Не надо! – он спрыгнул с подоконника. Повисшее в воздухе напряжение развеялось, глаза потеряли обоюдный контакт. – Пошли! – последнее относилось к «свите».
Не обращая внимания на уходящих пацанов, Дмитрий мельком увидел замолчавших учителей. Только после этого осознавая, что в коридоре висит далеко не полная, но очень нехарактерная тишина. Тем лучше.
– Остальные думают, что круче борца?! – он кивнул в сторону уходящей компании, убивая двух зайцев. С одной стороны, кавказец обязательно слышал, как его назвали. Это будет обсуждаться в его компании и тешить самолюбие. В то же время и не сложный контекст сказанного будет ему понятен: новый зам считает, что он самый «крутой». Такая пилюля значительно подслащала горьковатый привкус поражения.
С другой стороны, со всеми остальными можно будет не говорить. После сказанного они автоматически бросают вызов «борцу», обвиняют его в слабости, оставаясь сидеть.
Конечно, был риск ошибиться. Найдись кто-то действительно круче, и Дмитрий получает новую проблему и личного врага в лице кавказца. Но, как и предполагалось, дети горохом посыпались с подоконников, смущенно и непривычно поглядывая на незнакомца, посмевшего повысить голос на всех сразу.
Но сам он не дожидался эффекта от своих слов, замечая общее движение уже отворачиваясь и уходя. Нельзя давать им даже малейшего повода усомниться в его праве отдавать команды. Они должны видеть, что он уверен в подчинении и не нуждается в зрительном подтверждении.
В это время остановившийся «борец» быстро отворачивался. Слова о крутости его заинтересовали, и он хотел запомнить того, кто останется сидеть. Но не хотел, чтобы новый зам увидел его любопытство. Тот и «не увидел», да ему это было и необязательно.
Детские умы и души – открытая книга почти для любого, кто хочет ее прочесть. Дети могли быть обозленными, невоспитанными, дерзкими или испуганными и забитыми. Но редко кто из них умеет врать в этом возрасте. Не привирать по-детски, наивно, что случается часто. Врать. Врать самозабвенно, интриговать, ненавидеть до остатка. Быть готовым сожрать любого, кто встанет у них на пути или скормить его кому угодно, хоть диким собакам. Все это приходит с опытом. С опытом жизни в нашей грязной и испорченной действительности. Приходит к ним гораздо позже.
Придёт, как-то незаметно превращая открытые детские души в чернеющие кочерыжки взрослых людей. Превращая совесть в жжённую деформированную бумагу.
Но пока они были детьми. Они были чистыми.
Проходя мимо учителей и не обращая внимания на их не совсем обычное поведение, Дмитрий вежливо попросил:
– Старайтесь сгонять их с подоконников в мое отсутствие, пожалуйста.
Направляясь к лестнице, прошел женский туалет и вспомнил еще об одном обязательном пункте в программе «выступлений». Следовало посетить все мужские туалеты. И было удобно сделать запланированное на каждом этаже, а не скакать в беспорядке. Развернувшись, он еще раз прошел мимо учителей, по-прежнему сопровождаемый их вниманием.
Из туалета отчетливо воняло не только туалетом, но и сигаретным дымом. Глубоко вздохнув, Дмитрий открыл дверь и шагнул внутрь. Но, к собственному облегчению, курящих не застал. Внутри было несколько пацанов не старше девятого класса. Третий этаж вообще использовался в основном для обучения средней школы. Тогда как десятые и одиннадцатые классы, преимущественно, занимали кабинеты на четвертом этаже.
Младшие школьники прочно обосновались на втором этаже, который специально для них был оборудован. В чём в чём, а в недостатке школьного финансирования московские власти обвинять было нельзя. Деньги, правда, было очень сложно использовать, но это уже другая история. Колоны тут обернули в мягкий материал, чтобы понизить риск получения травм вечно бегающими малышами. На стенах висели детские рисунки в красивых рамках. В первый раз рассматривая «мелкий» этаж, Дмитрий задумался над этими рисунками. С одной стороны, это безусловно хорошо. Дети рисуют, их творчество выставляют напоказ тут же. Другие смотрят и тоже хотят рисовать. Теоретически. Но, с другой стороны, они, насколько понял молодой учитель, висят тут постоянно. Их, в лучшем случае, меняют на другие детские рисунки с очередного конкурса. И еще вопрос, как охотно участвуют в этих конкурсах дети. А не лучше в таком случае вывешивать рисунки на пару-тройку дней? Не притупляя ощущений и новизны, не притупляя чувства гордости у детей. А в остальное время вешать другие рисунки – произведения искусства, которые можно оценить в этом возрасте. Ответить на этот вопрос однозначно Дмитрий не мог. Да и вообще, сомнительно, что кто-то имеет на него однозначный и исчерпывающий ответ. Скорее всего каждый будет иметь мнение, основанное на тех или иных педагогических и «педагогических» подходах. Но, как бы там ни было, в сфере искусства сам он понимал чуть больше, чем ничего. А с младшим школьным возрастом никогда не работал, потому данные мысли остались на уровне домыслов. Единственное, что Дмитрий пообещал себе, так это уточнить данный вопрос сразу, как только найдет заслуживающего доверие специалиста.
На первом этаже, кроме довольно несуразных на его взгляд раздевалок, располагались спортивный зал, столовая, библиотека и кабинет директора. Кроме этого, на первом этаже было еще два помещения, заслуживающих отдельного внимания.
Первое – бывший, так и несостоявшийся тренажерный зал.
Еще до прихода Дмитрия в школу в оборудованном зеркалами зале (по стандартам модных «качалок») стояли тренажеры. Насколько он понял, даже не расчехленные. То есть там изначально предполагалось сделать тренажерный зал. Но по крайне интересным причинам проект был зарезан «на корню». Куда делись тренажеры Дмитрия не волновало – в его продающей и покупающей стране ничего интересного в ответе на этот вопрос быть не могло. А вот то, почему от задумки отказались было гораздо интереснее.
В помещении решили сделать… бар. Или, как его реже называли, «зону отдыха». Закупили мягкую клубную мебель ярко-оранжевого цвета, установили самую настоящую барную стойку и даже характерные высокие стулья там были. Правда в последнее время ходили разговоры о том, что вокруг них возможны потасовки за место и высказывались мнения об изъятии.
Было не понятно, зачем в школе оборудовать бар. Само это название казалось Дмитрию чем-то совершенно не вяжущимся со школьной жизнью. Было внутреннее подозрение, что такой подход развращает. Но на его обоснование не стоило тратить время, поскольку был он человеком новым и его мнения никто бы не стал воспринимать всерьез, даже если бы все находилось только на стадии задумок. Было бы гораздо разумнее, если вдруг просто не хватало посадочных мест в столовой, провести косметический ремонт основного зала и оборудовать дополнительный. Сделать это с душой, но не отходя от школьных классических традиций, если так можно было выразиться. Школа должна учить и воспитывать, а для этого, по глубокому личному убеждению нового зама, требовался тон. Особый. Не понятно? Учите матчасть – «Педагогическая поэма» Антона Семеновича в помощь, да книги заслуженного большевика-чекиста Матвея Самойловича Погребинского, на которого Макаренко ссылался, как на авторитетного воспитателя. Вот только имелись глубокие сомнения в том, что все школьные педагоги хотя бы просто читали Макаренко. На счет Погребинского в этом отношении, наоборот, сомнений не было вовсе.
Но если уж касаться предположений относительно причин такого подхода к обустройству школьной жизни и смены одних решений на другие, то сказать можно было многое…
Кабинет директора.
Вернее, комната, прилегающая к кабинету директора и спаренному с ним секретарскому. Эта комната была довольно большой. Первое, что пришло в голову, когда Дмитрий ее увидел это размер относительно учительской. Раза на два с половиной больше – точно. Почему Татьяна Егоровна не организовала учительскую рядом со своим кабинетом, он тогда не понял. Ответ на этот вопрос пришел гораздо позже – ей просто совсем не хотелось работать. Тогда он лишь удивился про себя явной нелепости рабочего подхода и некоторой элитарности местного руководителя.
В этой комнате так же присутствовала барная стойка. Только выполнена она была из прозрачного стекла. За стойкой небольшой уголок для «бармена», чью роль периодически исполняла учитель биологии, и холодильника, постоянно заполненного небольшим количеством закуски и внушительным (для школы) спиртного.
Кроме этого, в комнате стоял мягкий угловой диван, на котором можно было… ночевать без всякого дискомфорта. Да, именно ночевать. Запросто.
Телевизор и шкафы с заслуженными детьми регалиями занимали в комнате самое незначительное место…
Содержание:
Первая глава: 1 часть, 2 часть, 3 часть, 4 часть, 5 часть
Вторая глава: 1 часть , 2 часть перед Вами, 3 часть
Все в одной подборке – тут.
