Вот и иссякла золотая осень. Унылым стал город, холодным, неуютным. Деревья с кое-где не опавшей жёлтой листвой, смотрятся неопрятно, неряшливо. Хоть и держится относительное тепло в плюс семь, но к прогулкам эта грустная серость как-то не располагает. По этой-то причине, от остановки до работы прошёл я быстрым шагом.
А «скорая» встретила меня нешуточными разборками у туалета.
– Да это что такое творится-то, а?! – обратилась ко мне уборщица Елена Ивановна. – Вы посмотрите, что тут наделали! Ведь всё везде обо*рали и обо*сали!
– Дык это ж в натуре не я, начальник! Отвечаю, век воли не видать! Я ж только сейчас на работу пришёл! Зачем на меня чужую делюгу вешаешь?
– Ой, Юрий Иваныч, да при чём тут вы? Здесь такие дела серьёзные творятся, а вы прикалываетесь! Да обо всём случившемся нужно бить во все колокола!
– Хорошо, сразу после нашего разговора пойду бить.
– Кого?
– В колокола, естественно.
– Да ну вас на фиг, Юрий Иваныч!
Тут подключился к диалогу фельдшер Наумов:
– Юрий Иваныч, а вот если рассудить дедуктивно, то что получается? Посторонние сюда не ходят. Значит остаются только коллеги, причём из нашей второй смены. Ведь дело-то было сделано утром, примерно в пять тридцать, когда новая смена ещё не пришла.
– Ну слушайте, Алексей Василич, может у того неизвестного коллеги авария случилась, не успел на унитаз вскочить? Зачем уж так сурово-то?
– Не-не-не, Юрий Иваныч, никакой аварии! Там был направленный выстрел в стену! Она вся обгажена! Ну а потом, там же всё так обо*сано, как будто из шланга поливали и туда-сюда мотали!
– Так ведь можно запись с камеры посмотреть, кто в это время входил-выходил?
– Нет, ничего не получится: в этом месте как раз мёртвая зона.
– Да, конечно, странно всё это. С одной стороны, все люди у нас вменяемые, маргиналы с дегенератами здесь не работают. А с другой - ведь кто-то же это всё-таки сотворил? Но, как бы то ни было, а преступление так и останется нераскрытым…
Объявили конференцию. Как всегда, выслушали доклад старшего врача предыдущей смены. Когда тот дошёл до инфарктов, главный вспылил:
– Ну что за ё… эээ за безобразие такое, а? Шесть инфарктов и нигде не выполнен тромболизис! Опять, что ли, начинается?
– Ну так, наверное, противопоказания были, вот и не сделали? – попытался оправдаться старший врач.
– Слушайте, Дмитрий Алексеич, а к чему вы мне это сказали? Вы же сами отлично знаете, что противопоказания к тромболизису должны быть подробно обоснованы в карточках. И мы с вами оба знаем, что ни черта там не написано!
Покраснел старший врач аки двоечник у доски и не нашёлся, что ответить. Ну а главный подвёл суровый итог:
– В общем так, коллеги, разговор на тему игнорирования тромболизиса, у нас с вами был в декабре прошлого года. Сейчас опять всё повторяется. Поэтому, вот прям с сегодняшнего дня, начинаем жёсткий контроль. Если тромболизис не будет сделан, а в карте ничего не расписано, то тогда не обессудьте. Всё, хватит, мне уже надоело!
Хоть и поднимал я эту тему неоднократно, но всё же напомню, что тромболизисная терапия – это введение специального лекарственного препарата, растворяющего тромб. Разумеется, такое пояснение является крайне упрощённым. В действительности же, здесь далеко не всё так просто. Да, подавляющему большинству «инфарктных» пациентов, тромболизис несомненно нужен и полезен. Однако не стоит сбрасывать со счетов и меньшинство, когда всяка бяка может приключиться. Но, от озвучивания каких-либо выводов воздержусь. Вместо них, скажу лишь одно: меня полностью устраивает, что нашу психиатрическую бригаду не обязывают выполнять это действо.
Первым же вызовом была боль в груди у женщины сорока трёх лет. Нет, всё, прекратил я свои возмущения непрофильными вызовами. Ибо окончательно смирился с ними и теперь воспринимаю, как нечто естественное. Лишь бы только роды не давали, а со всем остальным, при помощи профессионализма и такой-то матери, как-нибудь справимся!
В ухоженной и прекрасно обставленной квартире царило форменное безобразие. Точнее сказать, потоп, со всеми, так сказать, вытекающими последствиями. Уж простите за такой каламбур. Встретили нас крайне возмущённые супруги.
– Вон, видите, какая красота у нас творится? – гневно сказала она, указывая на окружающую обстановку. – Эти верхние уроды поставили душевую кабину и что-то не так сделали. Ну и водопад случился. Ой, боже, боже мой, в какую беду мы попали!
– Это мы поняли и вам сочувствуем, ну а скорая-то зачем нужна?
– Ой, да у меня от всего этого что-то сердце защемило. Не сильная боль, а какая-то ноющая. <Название общеизвестных «сердечных» капель> не помог, всё равно ноет и ноет.
– А давно ноет?
– Да уж часа два, наверное.
Вот и выползла лента из кардиографа. И ничем она не порадовала. Сразу бросились в глаза отрицательные зубцы Т и депрессии сегмента ST. Нет, бедолага сегмент не расстроился, погрузившись в унылое настроение. Депрессия – его смещение ниже изолинии, говорит об ишемии миокарда. Если сказать проще, то сердечная мышца не получает достаточного количества крови. Сделали тропониновый тест, но, к счастью, результат был отрицательным. А это вселяло определённую долю оптимизма.
– Ну что, Ирина Николаевна, сейчас мы вам помощь окажем, а потом поедем в кардиодиспансер.
– Ой, господи, а что у меня, инфаркт, что ли?
– На данный момент, говорить об инфаркте преждевременно. Но сердечко подлечить нужно именно в стационаре.
Выставил я Ирине Николаевне «Острый коронарный синдром без подъёма сегмента ST». Такой диагноз ставится на догоспитальном или раннем госпитальном этапе, пока нет возможности сделать окончательный выбор между инфарктом и нестабильной стенокардией.
Следующим вызовом был психоз у мужчины сорока восьми лет.
В прихожей нас встретила пожилая женщина – мама больного, настроенная весьма решительно:
– Так, забирайте и увозите этого паразита! Второй день меня донимает, надоел хуже горькой редьки! Ведь это что такое-то, со вчерашнего вечера колобродит! Почти не спит, с кем-то ругается, кого-то обзывает, угрожает!
– А если поточней, с ним что происходит-то?
– Ой, ну понятно что, белая горячка! Уж не грипп же!
– Ну а почему раньше не вызвали?
- Да понимаете как… Обычно, он как раздурится, я ему выпить налью и всегда помогало. Уснёт, проснётся и как будто ничего не было. И в этот раз всё ждала, может пройдёт, а вот нет…
- Давно пьёт-то?
– Давно, считай, всю жизнь! Как начал в девяносто четвёртом, когда из армии пришёл, так и не прекращает. Ни семьи, ни работы. Пропащий человек, чего уж тут говорить-то…
Больной, находившийся всего в паре метров от нас, разговором о себе ничуть не интересовался. Он активно участвовал в разборках с кем-то невидимым, громко ругаясь, как и положено, матом. Судя по всему, ему были безразличны не только события вокруг, но даже и своя собственная внешность. Сальные нестриженные волосы, клочковатая щетина на одутловатом лице, резкий запах мочи.
– Так, Сергей, а ну-ка, отвлекись! Давай, садись на диван! Садись, садись, сказал! Вот и молодец. А теперь, рассказывай, с кем ты тут ругаешься?
– Дык я и сам-то их не знаю, вообще не понимаю, с чего они до меня <докопались>, <средства предохранения, распутная женщина>!
– А чего они от тебя хотят-то?
– Да <фиг> их знает! Просто издеваются и всё. Оскорбляют по-всякому, алкашом конченным обзывают. Можно подумать, сами не пьют!
– А есть такие, кто тебя хвалит?
– Есть одна бабёнка, но её <фиг> поймёшь. То говорит, что я – самый лучший человек на Земле, то её от меня тошнит и мою рожу она видеть не хочет! Я уж ей сказал, ты, говорю, определись, чего тебе надо-то?
– Ты их не видишь, а только слышишь?
– Не, ни разу не видел.
– А откуда они слышатся?
– Откуда-то сзади.
– Понятно. А ты не пытался выяснить, кто они такие?
– Да откуда я знаю? Что они мне, докладывают, что ли?
– Они тебе угрожают?
– Да, говорят, на счётчик поставим, только за что, непонятно. Придётся, наверное, в ментовку идти. Я же чувствую, что они с меня просто так не слезут.
– Сергей, а ты никогда не думал, что все эти «голоса» идут от болезни?
– Нет, а при чём тут болезнь? Я что, «шизик», что ли?
У Сергея – классический алкогольный галлюциноз. Нет, не делирий с псевдонимом «белка», а другой вид алкогольного психоза. Алкогольный галлюциноз развивается исключительно у ветеранов алкогольного движения, головной мозг которых значительно повреждён энцефалопатией. Начинается он обычно внезапно и, в подавляющем большинстве случаев, приобретает хроническое, затяжное течение. В отличие от делирия, зрительных галлюцинаций, как правило, не бывает. А «голоса», в отличие от шизофрении, слышатся не из собственного тела, но всегда откуда-то извне. При этом у больных имеется бредовая трактовка галлюцинаций и ни о какой критике к болезни, разумеется, речь не идёт. Лечение всегда долгое и трудное, а если откровенно, то зачастую безуспешное. Ведь залогом успеха является полный отказ от алкоголя. Но, в отношении таких Сергеев подобное условие, конечно же, невыполнимо. Во всяком случае, я уже большой мальчик и в сказки давно не верю. В итоге увезли мы болезного в наркологию, давно ставшую ему родным домом.
Ну что, уже второй час, надо бы и пообедать. Говорят, иногда полезно. Всё, разрешили, едем на Центр.
Пообедали, ну и, как всегда, на боковую залегли. А с боковой вызов поднял. Поедем перевозить больную сорока одного года из ПНД в областную психиатрическую больницу.
Врач Галина Андреевна, передав мне направление, пояснила:
– Параноидная шизофрения, непрерывное течение. Сенесто-ипохондрический бредовый синдром. Больная проблемная, у нас второй год наблюдается. Убеждена, что у неё кишечник не работает и весь организм отравляет. Обошла всех врачей, кого только можно. В Москву сто раз ездила. Да ладно в Москву, она аж до Военно-медицинской академии в Питере добралась! В общей сложности, накопила две огромных папки меддокументации. Пришла к выводу, что все врачи сговорились и хотят её погубить. В нашем стационаре много раз лечилась, на полгода, как минимум, помогает. Хотя, как помогает? Бред хоть полностью и не купируется, но, во всяком случае, не так сильно её донимает. Научилась она с ним сожительствовать. До нового всплеска, когда дальше терпеть уже сил нет. Сегодня сама пришла и попросилась в своё любимое тринадцатое отделение.
– Понял, сейчас увезём!
Больная, миниатюрная, худенькая, напоминающая девочку-подростка, сидела пригорюнившись в фойе. Возле неё стояли две огроменные клетчатые сумки. Да, сразу видно, что пациентка опытная и к долгому лечению подготовилась основательно.
– Здравствуйте, Наталья Васильевна! Что вас беспокоит?
– Ой, да я уже устала одно и то же рассказывать. Толку-то что? От вас же всё равно никакой помощи не дождёшься. У меня кишечник не работает и весь организм отравляет. Вот, видите у меня на лице – угревая сыпь…
– Ну уж «сыпь» – это громко сказано. Если специально не присматриваться, то ничего и незаметно.
– Слушайте, доктор, ну я же не глупый ребёнок, в конце концов! Я пока ещё не слепая, вижу своими глазами, как на меня люди реагируют. Все, буквально все от меня шарахаются, как от зачумленной! Я вообще изгоем стала!
– Понятно. Ну а с кишечником что не так?
– Да это давно всё началось, года три назад. Я тогда воспаление лёгких перенесла и принимала плохие таблетки, да ещё и уколы…
– А что значит «плохие»?
– Плохие – это антибиотики, потому что они губят кишечник. И вы, как врач, должны бы это знать!
– Но ведь миллионы людей их получают и…
– Доктор, да не верю я всем этим вашим россказням и даже не старайтесь! Дайте уже я доскажу, ведь сами же просили! Ну вот, а после этих долбанных антибиотиков, у меня всё и началось. Кишечник резко сместился назад, к позвоночнику, можно сказать, вжался в него…
– А как вы об этом узнали-то?
– Ну как, почувствовала, конечно! У меня очень чёткое ощущение, что кишечник сдавлен, буквально вжат в позвоночник. А кроме того, у меня прямая кишка стала твёрдая, как деревянная! Я теперь стараюсь садиться медленно, а иначе очень опасно: я же просто проткну сама себя! А из-за того, что кишечник не работает, перестали выводиться шлаки. Поэтому весь организм уже отравлен. Ох, куда я только не обращалась, где я только не лечилась! Да и вообще, я давно поняла, что все врачи на мне крест поставили и ждут не дождутся моей смерти. Вот только, по правде сказать, лечение в психбольнице мне больше всего помогает. Не насовсем, конечно, но хотя бы на полгодика полегче становится. Хотя, в этот раз вряд ли что получится, всё это бесполезно. Ладно, вот уж когда из больницы выйду, пойду к остеопату. У меня на него последняя надежда. Я бы уж давно к нему обратилась, но пока с деньгами серьёзный напряг. Ну а если не получится, то и жить мне дальше незачем. Решение я уже приняла.
Да, диагноз Натальи Васильевны был полностью обоснован. Приставка «Сенесто» означает, что больную беспокоят сенестопатии – необычные, странные ощущения в теле. Помните, как она сказала, что ощущает вжатие кишечника в позвоночник и ставшую твёрдой, как деревянной, прямую кишку? Ипохондрический бред выражается в твёрдой убеждённости, что страдает она смертельным недугом. Бред, в отличие от заблуждений, подобен огромному гранитному монолиту, который так просто и на миллиметр не сдвинешь. Прочитав беседу с больной, вы и сами могли понять, что переубеждать её совершенно бесполезно. Даже и пытаться не стоит. А кроме того, явственно уловил я ни с чем не сравнимый шизофренический аромат. Расщеплённость психики была как на ладони. Наталья Васильевна утверждает, что все врачи с нетерпением ждут её смерти, но вместе с тем, сама просится на стационарное лечение. И даже более того, признаёт, что оно ей помогает. А в довершение всего, она монотонна и неэмоциональна.
Один из читателей как-то попенял мне, мол, такое чувство, что в вашем городе из всех психических болезней есть только шизофрения. Ну что я могу сказать? Ведь мы же не в магазине работаем, где из богатого ассортимента можем выбрать любой понравившийся товар. Поэтому берём только то, что есть и нас не спрашивают нравится-не нравится.
В приёмнике психиатрической больницы пришлось дожидаться своей очереди: перед нами была бригада из отдалённого райцентра. Но вот, из-за двери послышались возмущённые голоса и мужчина то ли врач, то ли фельдшер вместе с пациентом вышли.
Дежурный врач Оксана Владимировна была раскрасневшейся и сердитой.
– Вы представляете, фельдшер из района привёз отравление грибами! Ну это как, вообще?
– Хм, как интересно! А что хоть за грибы-то?
– Грибы мухоморы. Он их нажрался, чтоб с миром духов пообщаться. Где-то прочитал, что древние жрецы так делали.
– Ну и как, общение удалось?
– Не знаю, не спрашивала, но он дезориентированный, весь какой-то суетливый. Фельдшер сказал, что галлюцинировал, но пока везли, видимо прошло. Ну а для полного счастья – понос, рвота и брадикардия. Но ведь дело-то в том, что психоз возник не сам по себе, а вследствие интоксикации. При чём тут психиатрия, вообще? Его надо было не сюда за сотню километров везти, а в свою ЦРБ, в терапию, интоксикацию убирать!
– Да, всё это понятно, вот только с фельдшерами в районах никто не занимается, так и варятся они в собственном соку.
– Ну нет, Юрий Иваныч, не скажите! Это базовые вопросы тактики, их должен знать каждый скоропомощник. И неважно, где он работает: в далёком райцентре или в Москве!
А теперь поедем на пьяное тело, которое изволило лежать в кустах возле почты. Нет, в карте вызова так не было написано. Там, как и положено, всё по культурному: «Мужчина 40 лет, без сознания». С чего же я решил, что там именно пьянь? Да всего лишь из собственного опыта. Ну а кроме того, не сработало во мне чувство опы.
Ну что ж, сбылось моё предсказание. Пьянецки пьяное тело хоть и не спало, но попыток уползти не предпринимало. Хотя зачем, собственно, если лежание в грязной и мокрой опавшей листве намного комфортнее, чем в сухой и тёплой постели? А что может быть приятнее холодных капелек воды, падающих на лицо с мокрых кустов? В общем, тот господин был настоящим ценителем комфорта.
– А ну, нюхай, нюхай, зараза такая! Руки убрал! На, ещё нюхай! – командовал фельдшер Виталий, заставляя дышать нашатыркой.
– Э, парни, а вы ваще кто? – сев на задницу, спросил господин. При этом, его пропитый мозг не желал принимать во внимание ни нашу скоропомощную форму, ни соответствующий автомобиль, стоявший буквально перед носом.
– Мы – офицеры Главного разведывательного управления. Ты подозреваешься в шпионаже! – сказал фельдшер Герман.
– Да ладно, мужики, вы чего гоните-то? Вы же «скорая»! Но я вас вроде не вызывал…
– Вызвали прохожие, думали, что плохо тебе, раз валяешься.
– А их чё, <волнует>, что ли? Я что, у них дома лежу, что ли? <Замотали>, блин!
– Ну тогда, чтоб тебя никто не <заматывал>, придётся поехать в вытрезвитель.
– Не, не, какой вытрезвитель! Всё, ухожу я!
И ушёл он, понурившись, гонимый холодным мокрым ветром. Нет, пускать жалостливую слезу мы не стали. Вместо слёзопролития, поехали на следующий вызов: отёк мошонки у мужчины семидесяти семи лет.
Больной, с желтовато-бледным отёчным лицом, вышел к нам раскорячившись, с отвисшими штанами.
– Ой, еле иду… Вот ведь напасть-то какая страшная! Уж не знаю и с чего, вроде нигде не студился. Да ещё и одышка привязалась, от каждого усилия задыхаюсь. Меня, наверно, к урологу надо? Тут уж понятно, без операции никак не обойтись. Ой, на старости лет под нож ложиться…
Как только снял он штаны, так и накрыл нас приступ острого обалдения. Мошонка, распухшая до безобразия, размером была немного меньше футбольного мяча. Нет, для соответствующих специалистов, этот случай, конечно же, не являлся бы чем-то удивительным. А вот наша психиатрическая бригада в полном составе, на обалдение имела законное право.
Так, всё, дурацкие эмоции, мать их так, разогнал как комариную стаю. И вот тут, трезвым рассудком осознал я, что у больного-то анасарка – массивные глобальные отёки по всему телу! И урологическая патология здесь совершенно ни при чём. Но, анасарка – это не самостоятельная болезнь, а лишь симптомокомплекс, указывающий на иную тяжёлую патологию. На какую именно? В данном случае, причиной послужила декомпенсированная хроническая сердечная недостаточность. Подтверждением тому была безобразная кардиограмма с кардиомиопатией. Проще говоря, вдрызг изношенное сердце попросту не справлялось с работой. Ну а кроме того, были ясно видны рубцовые изменения миокарда. Больной сам подтвердил, что перенёс в своё время аж три инфаркта. Но, кардиодиспансер посещал нерегулярно, лекарства принимал кое-как, небрежно. Вот и наступил закономерный итог.
– Ну что, Михаил Викторович, собирайтесь, поедем в больницу.
– Дык чего у меня, гангрена, что ли? Наверно всё вырежут, да?
– Нет у вас никакой гангрены, и никто ничего вырезать не будет. А повезём мы вас в терапию.
– Ой, так значит не под нож меня?
– Нет, Михаил Викторович, не под нож.
– Ой, как хорошо, спасибо вам! А от чего всё так получилось-то?
– Из-за сердца изношенного. Вот подлатают вам его, тогда и отёки пройдут.
Разумеется, не стал я правдивый прогноз озвучивать, который, к сожалению, абсолютно безрадостен. Ведь пока нет и не предвидится способов восстановления напрочь убитого сердца. Да, в подобной ситуации помогла бы пересадка, но это лишь фантазии, мягко сказать, не совсем серьёзные.
Раньше времени нас на Центр запустили. А если точней, то почти за два часа до конца моей смены. Но, наученный горьким опытом, я не позволил себе расслабиться и чемоданное настроение отогнал прочь. И, как оказалось, напрасно. Не вызвали нас больше.
На следующий день всё было, как всегда. В смысле дача и лес. Хотя не совсем, как всегда. Ночью снежок прошёл. Нет, не сугробы, конечно, но так, кое-где белелось. Да ещё и дневная температура обещала повыситься до не более плюс трёх. Все разумные дачники, включая Фёдора, сезон давно закрыли до будущей весны. Но, поскольку к разумным людям я не имею никакого отношения, то взял ведёрко и в лес отправился. А по дороге, угораздило меня знакомую встретить из деревни:
– Вы куда это направились-то? Уж не в лес ли? – изумлённо спросила она.
– Да, вот решил последний разок сходить, с Лешим попрощаться до следующего сезона.
– Дык чего там делать-то? Вон, снег лежит! Если и есть чего, так всё уже перемороженное!
– Ничего, всё равно схожу, чтоб не думалось!
– Ну-ну, – сказала она, посмотрев на меня как на умственно убогого.
И вознаградил меня Леший за моё безумство. Набрал я опят, пусть и большеньких, зато крепких и не раскисших, польских грибов. Даже три белых попались хоть и не червивых, но чрезмерно пропитанных влагой. Конечно, в изобильный сезон, мимо таких грибов прошёл бы не останавливаясь, а тут взял за милую душу! А как же иначе, если это последние лесные трофеи в этом году?
А когда я домой вернулся, супруга в общем-то спокойно отреагировала. Попросила только никому не рассказывать об этом моём походе в лес. Иначе, мол, подумают люди, что психиатр совсем с катушек съехал! Но я же никому ничего и не рассказал, верно?
Все фамилии, имена, отчества, изменены
