Найти в Дзене
ТОП книг Интернета

– Куда я на ночь глядя пойду? – говорит муж. – Придумай сам, раз хочешь развестись. Часть 22

Пошатнувшись от нахлынувших эмоций, я упала обратно в свое кресло. Казалось, что больше меня нечем «бить» по голове. Думала, что все инструменты использованы этой четверкой. И раз выжила, то пора двигаться дальше. Но нет же. Она приходит и вываливает на меня эту правду. Правду, которая меня поражает и в то же время дезориентирует. — Ты что, издеваешься надо мной, Люда? Не уверена, как прозвучал мой вопрос. Но восприняла его моя дочь словно я решила вести диалог с ней. Словно я участвую в этом всем и заинтересована разобраться. Поэтому она опустила плечи, втянула шею в них и прошла к стулу напротив меня, и села, сделав глубокий и тяжелый вздох. — Если бы, мам. Сама в таком шоке. Я так испугалась, — продолжает она, приняв мое молчание не за немоту от ее наглости, а за сочувствие. — Сразу к тебе вот ринулась. Думала, что это просто… — Стой! Стой! Стой! — выставляю руку, и она, подняв на меня взгляд, смотрит недоумевая. Я же повторно задаю вопрос: — Люда, ты что, надо мной издеваешься? —
Оглавление

Пошатнувшись от нахлынувших эмоций, я упала обратно в свое кресло.

Казалось, что больше меня нечем «бить» по голове. Думала, что все инструменты использованы этой четверкой. И раз выжила, то пора двигаться дальше.

Но нет же. Она приходит и вываливает на меня эту правду. Правду, которая меня поражает и в то же время дезориентирует.

— Ты что, издеваешься надо мной, Люда?

Не уверена, как прозвучал мой вопрос. Но восприняла его моя дочь словно я решила вести диалог с ней. Словно я участвую в этом всем и заинтересована разобраться.

Поэтому она опустила плечи, втянула шею в них и прошла к стулу напротив меня, и села, сделав глубокий и тяжелый вздох.

— Если бы, мам. Сама в таком шоке. Я так испугалась, — продолжает она, приняв мое молчание не за немоту от ее наглости, а за сочувствие. — Сразу к тебе вот ринулась. Думала, что это просто…

— Стой! Стой! Стой! — выставляю руку, и она, подняв на меня взгляд, смотрит недоумевая. Я же повторно задаю вопрос: — Люда, ты что, надо мной издеваешься?

— Мам, я серьезно. Я беременна от Макса. Срок больше, да и с Антоном мы пре…

Ударив по столу, я встаю и смотрю на нее, клокоча от злости.

— Закрой свой рот!

Она испуганно откидывается на спинку стула и открывает рот в немом шоке от тона моего голоса.

— Ты потеряла стыд, совесть и человечность.

— Мам… — она пытается вставить слово, но я и не думаю слушать тот бред, что она планирует мне пролепетать.

— Ушла от мужа и стала таскаться с престарелым отцом своей подруги, мужем моей подруги и в конце концов другом своего отца.

— Да я…

— Заткнись, сказала, — она захлопывает рот тут же. — Теперь ты пришла ко мне и жалуешься на то, что беременна не от того мужчины. Ты с ума сошла? Тебе двадцать три года. Я больше не стану подбирать тон и вытирать твои эгоистичные сопли. Что ты, что эта Лера. Улыбаетесь нам с Ксенией, здороваетесь, как будто это нормально, и пытаетесь что-то объяснить. Но это не нормально. Даже если вы наши дочери, красть чужое — это все равно кража, несмотря на родство или хорошие отношения. Тебе может быть недоступно понятие дружбы, но мне более чем оно ясно. И сейчас я выбираю подругу, а не дочь, которая отняла у нее мужа. Вставай и уходи отсюда. Решай свои проблемы с отцом, с Антоном или Лерой. Мне все равно. Делай аборт или рожай. Воспитывай ребенка с Максимом или с Антоном, который скоро, и так, будет нянчить внуков. Мне наплевать, Люда.

Когда последнее слово слетает с губ, я глотаю воздух, и он комком застревает в горле. Дочь же сидит не шевелясь. Я вижу, лишь как трясется ее подбородок, а в глазах скапливаются слезы.

Я тоже на грани. И я так же разбита тем, что произошло с моей семьей. Я чувствую свое поражение и вину. Но я больше не могу так жить. Я не хочу… так жить.

— Уходи, Люда.

Развернувшись к ней спиной, я упираюсь ладонями в подоконник и смотрю на улицу. Слежу за порывами ветра, которыми он наклоняет деревья в одну сторону. Постепенно картинка размывается, а слезы падают на белый пластик с глухим «кап… кап».

Это действительно поражение.

Но я не имею понятия, где была допущена ошибка. И знай я это место, смогла бы все предотвратить. Но вопрос состоит еще в том, нужно бы оно было, менять что-то или предотвращать?

Исправь я ошибку, чувства Феди я бы все равно изменить не смогла, а значит… нет смысла в самобичевании. Нужно просто принять этот факт.

Мои мысли прерывает всхлип и скрежет стула по деревянному полу.

— Вот так просто, мам? Я пришла за советом, а ты…

— Стоило спросить совет: нормально ли видеть отца подруги и своего практически дядю мужчиной, которого хочешь. Совет, стоит ли с ним спать. Стоит ли уводить мужчину из семьи. Ты так много советов могла спросить в свое время. А теперь ты пришла не за советом, Людмила. Ты пришла за сочувствием и попыткой переложить ответственность на меня.

Развернувшись к ней лицом, я выдерживаю вид ее заплаканного лица. Сама же я уже стерла слезы. Ни к чему они сейчас.

— Ты пришла ко мне в те моменты? Нет. Потому что ты была слишком взрослой для принятия подобных решений. Теперь иди и принимай суровую реальность.

Обойдя свой стол, я опускаю ручку двери и толкаю ее вперед.

— Больше не задерживаю.

Она тут же пересекает кабинет, но останавливается и смотрит на меня упрямо и почти с вызовом, позабыв о слезах.

— Я сделаю аборт.

Почему-то эти слова звучат как угроза. Вот только мне это ничем не грозит.

— Ты вольна поступать, как пожелаешь нужным. Не забудь поговорить со своим все еще мужем. Он имеет право принимать решение с тобой.

— И не подумаю, — она скривилась так, словно ее переполняли и боль, и отвращение к подобной перспективе — как разговор с Максом.

— Мы закончили. У меня работа.

Указываю кивком головы на дверь снова.

— Спасибо за помощь, мама, — выговаривает со всей неприязнью к последнему слову и уходит.

Я закрываю дверь и… попросту не знаю, что мне делать. Кричать, смеяться, плакать. Я в растерянности.

Дойдя до окна, я замираю на том же месте, что и минутой ранее. Когда в кабинет входят, я знаю заранее, кто это может быть.

— Она сведет меня с ума. Они все.

— Полагаю, теперь мне сложно осудить вас за ссору с дочерью, Татьяна, — резко обернувшись, я сталкиваюсь с сочувствующим взглядом моего директора.

Я была уверена, что это Ксения. Господи!

Что он обо мне подумает?

Резко подняв руки к волосам, я делаю то, что делают обычно женщины, застигнутые врасплох, и поправляю их, даже если те в порядке.

Затем провожу руками по блузке, будто скидывая с себя груз семейных проблем и тягот, с которыми столкнулась.

— Я прошу прощения за… Понимаю, что работа не место, где решаются…

Он не дослушивает меня. Евгений разворачивается к двери. Закрывает ту на замок, а не просто прикрывает за собой, и проходит ко мне, замершей у окна.

Если честно, у меня перехватило дыхание от самого факта его действий. Да и в целом.

Должна признать, у нас всегда были хорошие отношения с ним и всем коллективом. Так уж вышло, что мы тут все одна команда и дорожим друг другом. Но отношение Евгения Сергеевича в последнее время… странное. Точнее, вроде бы обычное, но… что-то не так. Или же на меня подействовали подшучивания Ксении, и я посмотрела на все это с другой стороны.

— Эм… — вжимаюсь в подоконник бедрами, так как он довольно близко подошел.

Не уверена, что мое личное пространство уже нарушено, но это ближе, чем подходит директор к подчиненной. Только если мы не собираемся сделать фото на память.

Евгений в это время с тем же спокойным выражением лица и мягкостью и пониманием во взгляде протягивает руку к… моему лицу. Если до этого мое дыхание сбилось и было поверхностным, то теперь оно вообще отсутствовало.

«Что он собирается сделать?»

То ли завороженная, то ли от шока, моего протеста он не услышал. А потому коснулся кожи под глазом, затем под вторым, проведя подушечкой линию, улыбнулся. Грустно так.

— Вы красивая, грустная, теперь еще и плачете, Татьяна?

Его вопрос заставил вздрогнуть и вернуться обратно в момент, чтобы почувствовать сухой воздух и снова начать дышать.

«…плачете…»? — разве…

Я подношу к своему лицу руку и провожу по тому же месту, где были его пальцы, и ощущаю слабый след влаги. Я не имела понятия, что выбрала слезы, задаваясь вопросом «что делать» после ухода дочери.

— Простите, Евгений Сергеевич. Это все… — проскальзываю мимо него и, схватив бумажную салфетку со стеллажа, подношу ее к уголкам глаз. — Недоразумение, — бормочу абсолютную чушь.

— Это вы простите, что стал свидетелем вашего разговора с дочерью. Я принес распечатки цен на будущий год, а услышал то, что не должен был. К тому же пришлось остаться на случай, если кто-то пройдет по этому коридору, чтобы попытаться задержать.

Теперь стыда было вагон и маленькая тележка.

Одно дело — услышать строгий тон и понять, что происходит ссора. Другое — услышать всю ту грязь, которой затоплена моя жизнь.

— Простите, пожалуйста, — мои плечи опускаются от бессилия.

— Татьяна? — зовет меня директор, и я разворачиваюсь к нему, не зная, что увижу на его лице.

— Да?

Он смотрит обеспокоенно, но не хмуро или осуждающе. Не насмехается. Скорее, он словно участник событий.

— Давайте прогуляемся немного?

— Что?

— Одевайтесь. Мы сегодня сделали достаточно. Срочных заказов нет, да и в таком состоянии, как ваше, продуктивности ждать не стоит. Все в порядке. Я тоже пойду за курткой.

И, больше ничего не сказав, он проходит мимо меня и скрывается за дверью.

Оглядевшись, я планирую себя ущипнуть. Но в итоге все мысли сводятся к тому, стоит ли идти на эту прогулку. Вроде бы в этом ничего такого. Брайчук всегда был участником в наших бедах и стремился помочь. Но, с другой стороны, это может к чему-то обязывать. Или я слишком много думаю на фоне того мракобесия, что устроили муж, дочь и те двое?

Не успев закончить мысль, я обнаруживаю себя у вешалки и снимаю пальто.

Выхожу я на улицу первую. Евгений появляется после и указывает на ворота.

Наша фабрика находится на окраине города. И пару лет назад тут облагородили заброшенный пруд. Теперь там прекрасное место: прогуляться по вымощенной плиткой дорожке или у самой воды, где сделали деревянный мостик вдоль всего берега. С перилами для безопасности. Летом здесь плавают утки и даже стоит памятник «Савке». Туда мы и направились в абсолютной тишине.

— Семейные разборки — это то, что мы не можем контролировать, к сожалению, — заговорил он первым. — Вспомните все, что творила моя бывшая жена, и поймете, что порой такое происходит.

— Если бы мой муж просто ушел и мне грозила лишь его публичная истерика, я бы была счастлива.

Я усмехнулась, а он рассмеялся.

— Это вам так кажется, Татьяна.

— Ну, вы, я полагаю, слышали суть.

— Слышал. Но мог что-то неправильно понять. В формулировках о друге отца и так далее.

— Все верно вы поняли.

Как бы я ни хотела говорить обо всем, он уже знал. Без подробностей, но знал. Мне оставалось лишь внести коррективы, чтобы его мысли не были ошибочными. Не хочу, чтобы мой работодатель напридумал невесть чего. Хотя я сомневалась, что Брайчук склонен подвергать свое отношение такой вещи, как сплетни и домыслы.

— Не уверен, что понимаю суть между делом вашей дочери и разводом.

Я вздохнула и ответила, чуть ли не зажмурившись:

— Муж тоже на молодую девушку засмотрелся. И эта молодая девушка — дочь нашего друга, который засмотрелся на нашу дочь.

— Вот черт, — вырвалось у Евгения, и я рассмеялась.

— Да уж, мало нормальных слов можно найти, услышав подобное.

— Вы извините за мою реакцию, но… я такого не ожидал, признаю.

— Извинения приняты.

Медленно шагая, мы дошли до уходящей вглубь пруда дорожки и свернули туда. А дойдя до тупика, сели на стоящую там лавочку.

Ветер сегодня был не таким холодным и порывистым. Поэтому я не мерзла. Было комфортно. Возможно, не только из-за погоды.

— А я уж думал, что смогу найти слова для вашей дилеммы. В итоге сижу и молчу.

— А мне вот нравится сидеть здесь и молчать. В последнее время говорить не очень хорошо получается.

— Я не против молчания, если оно идет на пользу. В остальном, лучше говорить. Всегда и сразу.

— Вы сейчас о себе?

Он повернул голову и улыбнулся.

— И о себе, и в целом. Так много всего мы упускаем из-за молчания.

— Например?

Евгений все еще смотрел на меня. Все еще улыбался. И все еще давал ощущение комфорта. Даже когда стал сокращать между нашими лицами расстояние.

Но когда его губы зависли у моих, я выдохнула, ни на миллиметр не отодвигаясь от него.

— Это, наверное, очень плохая идея.

— Я не верю в плохие идеи, — когда Евгений говорил, тепло его дыхания оседало на мои губы и подбородок, словно мягкое покрывало. — Я верю в неверные решения. Но это замкнутый круг. Потому что многое из неверных решений, которые завели не туда, можно исправить. А вот поцеловать вас, Татьяна, — решение правильное.

Вдох… — это все, что я успела сделать, когда он стер сантиметры, разделявшие нас, и поцеловал.

Мужчина напротив был вторым человеком в моей жизни, который меня целовал. Все мои первые разы забрал Федя. И все бы ничего, но первым мужчиной, который меня чуть не разрушил, тоже был он. А это несколько омрачает статистику, которая меня раньше вдохновляла и заставляла сердце трепетать. Поэтому, я ответила на поцелуй. Или, быть может, потому что мне действительно нравился Евгений.

Продолжение следует. Все части внизу 👇

***

Если вам понравилась история, рекомендую почитать книгу, написанную в похожем стиле и жанре:

"После развода. Просто уходи!", Лила Каттен ❤️

Я читала до утра! Всех Ц.

***

Что почитать еще:

***

Все части:

Часть 1 | Часть 2 | Часть 3 | Часть 4 | Часть 5 | Часть 6 | Часть 7 | Часть 8 | Часть 9 | Часть 10 | Часть 11 | Часть 12 | Часть 13 | Часть 14 | Часть 15 | Часть 16 | Часть 17 | Часть 18 | Часть 19 | Часть 20 | Часть 21 | Часть 22

Часть 23 - продолжение

***