Петро Ефимович поднял голову: в кабинет – без разрешения, по-свойски, – ввалился шурин. Плюхнулся на диван, закинул ногу на ногу. Так же по-свойски, без разрешения, взял со стола пачку дорогих папирос, закурил. Ухмыльнулся:
- Всё работаешь, Петро Ефимович?.. Смотри, как бы Настька не заскучала с тобою. А то – она баба аппетитная… Пока ты над бумагами сидишь до полуночи… да в шахте, с шахтёрами, пропадаешь, – она запросто найдёт, с кем утешиться.
- Ты, Родион, по делу ко мне? Или – языком почесать? – сдержанно поинтересовался Петро Ефимович.
- И как с тобою не соскучиться, – вздохнул Родя. – До чего жаль мне сестрицу Анастасию Афанасьевну!.. Всё у тебя дела… да дела. – Шурин ударил себя в грудь: – А ежели мне хочется – по-родственному с тобою!.. Ежели – нужда у меня, чтоб ты помог!
- Говори про свою нужду и ступай прочь: некогда мне.
- Женюсь я, Петро Ефимович.
-Ну?..
- Ну, и – как положено, – сватов засылаю.
Петро Ефимович промолчал.
- И хочу, чтоб ты сватом был. Ты, Петро Ефимович, человек известный… уважаемый, – непременно сосватаешь мне невесту. Скажу тебе по секрету: девка норовистая… брыкливая, как коза. Ну, а ты, Петруша, дело по уму поведёшь, – так, чтоб отказа мне не было.
- Петрушею меня маманя звала. Для тебя я – Петро Ефимович. К кому свататься-то собрался?
Петро Ефимович всё же не верил словам жены…
Родион – лодырь, пьяница и гуляка… и – Капитолина?..
Надеялся, что услышит другое имя… Даже дыхание затаил.
А Родя объяснил:
- На Капитолине женюсь. На дочке кухарки вашей. – Пренебрежительная усмешка скривила Родины губы: – Разумеется, я достоин большего… Но – отец и мать нашли, что Капитолина подходит мне в жёны, а я – послушный сын. Твоя задача, Петруша… Петро Ефимович, – сосватать мне Капу.
- Похвально, – что ты послушный сын, – насмешливо кивнул Петро Ефимович. – Только ты прежде саму Капитолину спроси: пойдёт ли она за тебя.
- А я к тебе зачем пришёл? На тебя и надежда.
-Раз пришёл, – слушай, что скажу тебе: у Капитолины жених есть. За тебя она не пойдёт. Ты, Родион Афанасьевич, в другом месте невесту поищи себе.
- Не пойдёшь, значит, сватом? – Родион вызывающе сощурился. – А ещё – родня!
- Вот как родня и говорю: не для тебя девчонка эта.
- А ты, Петро Ефимович, чего это так печёшься о своей горничной?.. Не был бы ты на сестрице моей женат, – я бы так и подумал: не для себя ли… присмотрел утеху?
- Всё сказал? Поди прочь, – у меня работы много.
На пороге шурин оглянулся:
- Родня называется! Да мне такая родня!.. Да я такую родню!..
Петро Ефимович поднялся.
Родя шустро захлопнул дверь.
Анастасия Афанасьевна нетерпеливо прохаживалась по дорожке в саду. Заторопилась навстречу братцу:
- Согласился ли Петруша? Когда сватовство?
Братец оскорблённо вскинул голову:
- Петруша твой… Сдаётся мне, – он сам не прочь… бутон-то сорвать.
Настя густо побагровела:
- О чём ты, Родион? Какой... бутон?
- Не захотел он сватом моим быть. Ещё и нравоучение прочитал: дескать, – не для тебя девчонка… Жених у неё имеется, – не тебе чета. Мой совет тебе, сестрица: ты задумайся, – не сам ли Петруша твой интересуется дочкою кухарки вашей. Очень уж старался Петро Ефимович – отговорить меня от сватовства. Может, им самим-то уж и сорван бутон?.. Пристало ли мне – подбирать?
Что там пристало-не пристало братцу, Анастасия Афанасьевна не слушала…
Вот, значит, как…
Значит, – не показалось ей: не хочет Петруша, чтоб Капитолина замуж выходила.
А Родион Афанасьевич отправился к милой сердцу Вере Дмитриевне – утолить свои печали…
Вера Дмитриевна – жена уездного исправника Трифона Кузьмича.
Больше всего любила Верочка в скромной гордости подчеркнуть свою значимость в обществе… и часто повторяла, что всё и про всех знает: супруге уездного исправника так положено.
Трифон Кузьмич с самого утра уехал: с озабоченною важностью уверил Верочку, что нынче у него неотложные дела в Верхнетроицком. Верочка отряхнула с мундира мужа сухую травинку, с сожалением покачала головою:
-Да когда ж они, дела-то, закончатся! – Посетовала: – Снова – на целый день?
Трифон Кузьмич тоже вздохнул, развёл руками… Поцеловал супругу в щёчку.
И уехал.
Ещё пыль не улеглась на дороге… А Вера Дмитриевна отправила работника Панкрата с запискою к Родиону Афанасьевичу… Тем временем собрала на стол, поставила заветную бутылку вишнёвой наливки: для встречи с Родей берегла…
О том, что мил дружок намерен вскорости жениться, Верочка знала… Огорчилась душевно. Да Родион Афанасьевич осыпал её пламенными поцелуями… убедил: так будет лучше. Меньше подозрений… И Трифону Кузьмичу спокойнее. А дружбе сердечной – женитьба, мол, не помеха.
Вера Дмитриевна согласилась. И сейчас сочувственно выслушала Родю:
- Дай срок. Я узнаю, кто жених-то у девчонки. А потом и придумаем, как быть.
Через несколько дней, когда у Трифона Кузьмича возникли неотложные дела на «Матвеевской», – надобно отметить, что Трифон Кузьмич делам этим был очень рад… – Вера Дмитриевна снова послала Панкрата за Родионом Афанасьевичем.
- Нет ничего проще! – просияла улыбкою навстречу дружку любезному. – Жених – мальчишка. Окончил учёбу, сейчас на «Парамоновской» практику проходит: на штейгера выучился.
- Ну?.. – Родион Афанасьевич в задумчивой грусти взял из миски пирожок. – Что ж?..
-А – то! – Вера Дмитриевна победоносно взглянула на Родю: – Трифон Кузьмич на днях как раз рассказывал про «Парамоновскую».
-Мне-то что – до «Парамоновской»…
- А – то! Послушай лишь: на «Парамоновской» шахтёры не довольны тем, что мало им платят… И ещё чем-то не довольны… Кажется, им не нравится, что на шахте очень слабая паровая машина… и лампы устарели: мол, на других шахтах давно пользуются какими-то безопасными лампами – огонь в них якобы прикрыт, оттого и гремучий газ не так часто взрывается…
- Мне-то что – до шахтёрских ламп и гремучего газа… – Родион выбрал третий пирожок.
- А штейгер этот, Алёшка Ветлугин, – молодой… да из ранних: во всём поддерживает шахтёров… Да ещё и воду мутит: дескать, – надо всем подниматься… и требовать новую паровую машину, новые лампы… и – чтоб заработную плату повысили… ещё – чтоб начали строить дома для шахтёров.
- И – что?.. – Родя решительно не понимал, зачем Верочка рассказывает про штейгера Алёшку Ветлугина.
- А я и обмолвилась… – Вера Дмитриевна горделиво приосанилась: – Не зря же я жена уездного исправника! Мне ли не знать толк в делах!.. Я и обмолвилась: так, мол… и так, Трифон Кузьмич. Делать нечего: надо штейгера этого… не по годам умного да смелого, отправить куда-нибудь подальше от шахты. Чтоб не смущал народ речами непотребными. Отправить надолго… А лучше – навсегда. Вот и будет девчонка твоею.
- Что ж Трифон Кузьмич?
-Трифон Кузьмич от души благодарил меня за совет И велел управляющему «Парамоновской» – управляющим там англичанин, Кук, – чтоб он отправил штейгера сопровождать корабль с углём для Черноморского флота – аж в Севастополь. Мистер Кук – сообразительный. К тому же ему ничуть не хочется тратить деньги на новые лампы и паровую машину… и повышать шахтёрам заработную плату... да ещё и дома строить: мол, хороши будут и в бараках да в землянках. А двоюродный брат Трифона Кузьмича, Павел Макарович, – мичманом на корабле. Там найдут, как задержать штейгера в Севастополе… А девчонке так и сказать: дескать, – пропал бесследно… Может, другую нашёл… да и остался, может… Мало ли!.. Дорога дальняя, опасная. Всякое случается.
Родион Афанасьевич не нашёл слов:
- Да вы, Вера Дмитриевна!.. Вы…
Верочка опустила ресницы:
- Чего не сделаешь для друга сердечного…
… Капитолина плакала у Алёшки на груди:
- Как же я… без тебя… Тревожно на сердце, Алёшенька… Далеко-то как… долго.
Алексей гладил её плечики:
- Вернусь – обвенчаемся. Ты только жди меня, Капонька. Скажи: любишь?
- Люблю, Алёшенька. Одного тебя люблю. И всегда любить буду, – одного тебя.
Продолжение следует…