Жил в моем подъезде некий субъект, известный в узких кругах как Вова. Знакомство наше длилось лет этак десять.
Мы не были друзьями в высоком смысле этого слова, скорее, соратниками по употреблению пива с рыбкой в неловкие паузы жизни. Отношения были, что называется, "ни уму ни сердцу, но на безрыбье и рак – товарищ".
---
И вот грянул в жизни Вовы громкий перформанс под названием "Развод".
После многолетнего марафона супружеской жизни он, слегка поднадорвавшись, решил кардинально сменить декорации и рвануть к морю, в Сочи.
Квартиру в родных пенатах он великодушно оставил бывшей супруге и отпрыску, а вот деревенский дом, доставшийся от папаши, пустил с молотка.
На вырученные капиталы приобрёл он однокомнатную каморку у моря, видимо, чтобы грусть-тоска уплывала вместе с морским прибоем.
---
Собрав нехитрый скарб, он нагрянул ко мне для финального акта – эвакуации своего имущества.
А имущества, надо сказать, накопилось за жизнь немерено.
И вот раздался у меня звонок в дверь: "Саня, выручай! Тащить вещи надо до машины!".
Ну, я человек подневольный, сердобольный, да и пиво с рыбкой помнил. Согласился.
---
Начался великий поход.
Мы, как два упрямых муравья, таскали из квартиры вниз к его автомобилю (универсал, что уже намекало на масштаб трагедии) мешки с вещами неопределенного назначения, гору радиоаппаратуры эпохи позднего плейстоцена, древний системный блок, который, казалось, вот-вот задышит на ладан, и боксёрскую грушу, явно повидавшую на своем веку больше ударов, чем сам Вова.
---
Забив багажник и салон до состояния консервной банки, мы уперлись в нерешаемую проблему: аппаратура, комп и груша наотрез отказались туда влезать.
Вова посмотрел на этот музей технического антиквариата с философским вздохом и изрёк:
"Да нахрен мне этот хлам из 90-х? Магнитофоны – кассет нет, комп – в интернете только полазить, груша – я уже не тот мальчик".
И, бросив тоскливый взгляд в сторону мусорных контейнеров, предложил гениальное решение: "Может, на помойку?"
---
Но, видимо, перспектива тащить всё это добро до контейнеров показалась ему слишком спортивной.
Взгляд его упал на меня, замершего в предвкушении конца мучений.
И тут его осенило: "Саня! А может, ты себе заберёшь?'.
И понеслось с его языка: про интернет на допотопном компе, про музыку по радио на кассетных деках, про бокс с грушей для поддержания формы.
Дескать, бери, пока я не передумал и не выкинул.
---
Я, человек простой и на халяву падкий, буркнул: "Ну, если бесплатно, то ладно".
На что Вова, широко жестикулируя, провозгласил: "Какие деньги?! Конечно, дарю! Я же выбросить хотел!".
Фраза "Я же выбросить хотел" прозвучала как официальная печать на акте дарения.
Я, недолго думая, затащил все эти сокровища к себе, мы попрощались, и Вова умчал в свою сочинскую сказку.
---
Прошло полгода. Вова навещает сына. Виделся с ним и я.
О "подарках" – ни звука.
Ещё через полгода – та же история. Молчок. Ни слова о барахле.
А тем временем мой балкон всё больше походил на филиал комиссионного магазина.
Осознав, что ни слушать кассеты на "Панасонике', ни бить грушу мне не светит, я выставил все это добро на "Авито'.
Системник и груша улетели моментально, выручив целых 2500 целковых.
Остальное – видеомагнитофон, магнитолы – благополучно зависло, как и ожидалось, ведь мир еще не сошёл с ума в погоне за раритетами.
---
И вот, спустя три месяца после его последнего визита, раздается стук в дверь. Открываю. На пороге – Вова. С лица сдута вся сочинская расслабленность.
“Саня,– без предисловий начинает он, – а где мои вещи, что я тебе оставлял?".
---
Мой мозг на секунду отключился. "Какие вещи? Ты мне их подарил! Еще сказал "дарю", а до этого "на помойку выбросить" хотел!".
---
Вова надел маску глубокомысленного страдальца и изрёк фразу, достойную Оскара: "Когда я такое говорил? Ты, видимо, не так понял. Я отдал тебе их на хранение. Давай, я заберу".
---
Я, слегка подпсиховав, махнул рукой: "Да забирай, конечно! Хотя дарёное назад брать – моветон".
Он радостно принялся выносить свой хлам. И тут его взор упал на пустующее место, где некогда красовались системный блок и груша.
"А где комп и груша?"– послышался вопрос.
"Продал. Считал своим", – честно ответил я.
И тут в глазах Вовы вспыхнули огоньки не здорового любопытства,а самого что ни на есть меркантильного интереса.
"А за сколько?" – спросил он с подчёркнутым спокойствием.
---
Прозревая весь цирк, я, не моргнув глазом, соврал: "За полторы тысячи". Лицо Вовы осветила улыбка человека,нашедшего на помойке деньги на последний платёж по кредиту.
"Ну, тогда давай мои деньги", – заявил он.
"Сейчас нет. Завтра", – отбился я, наивно надеясь, что за ночь в нём проснется совесть, стыд или хотя бы пройдёт кратковременная амнезия.
---
Не проснулось. На следующий день раздался звонок:
"Ну, Саня, с деньгами как?". Пришлось отдать пятьсот. "Остальную тысячу – потом", – пообещал я.
Но Вова звонил каждый день, всё настойчивее, всё грознее, приправляя требования историями о его просроченных кредитах и намекая на "альтернативные" методы взыскания.
---
Стало ясно: это у него не амнезия.
Это продуманная многоходовочка под названием "Верни мне деньги за тот хлам, который я сам же тебе впарил, чтобы мне заплатить по
кредиту".
---
В итоге мы назначили встречу у остановки.
Ноябрь, холод собачий. Я стою, превращаюсь в сосульку, ноги стынут. Вова не едет.
Звоню: "Где ты?".
Он: "На вокзале, дела, жди".
Какие, спрашивается, дела могут быть у этого человека на вокзале, когда он вот-вот уедет в Сочи на своей машине? Загадка.
---
Я уже был готов послать всё к чертям и уйти греться, как подъезжает его машина.
Окно опускается, оттуда появляется рука.
Ни "привет", ни "извини". Только: "Давай деньги".
Я молча сую в эту руку купюры.
Он буркает "пока" и уезжает, счастливый, словно только что выиграл джек-пот, а не отжал у приятеля тысячу рублей за свой же ненужный хлам.
---
Осадок в душе был таким густым, что им можно было замазывать щели в окнах.
Я удалил его номер и навсегда внёс в чёрный список своего телефона и своей жизни.
---
Прошёл год. Я уже забыл о его существовании.
И тут – звонок с незнакомого номера.
"Саня, привет! Это Вова! Ты что, не общаешься больше со мной?
Трубку не снимаешь?!" – из трубки донёсся слабый, сиплый голос, голос умирающего лебедя.
Я,скрепя сердце, соврал про новый телефон и утерянные номера.
А он начал жаловаться:
"Ковидом заболел, в больнице, чуть не помер...".
Я слушал этот поток жалоб и думал: "Ну и? Мне тебя жалеть? После того цирка? Да мне, если честно, глубоко... фиолетово".
---
Выдержав получасовой марафон нытья, я вежливо сказал: "Выздоравливай, Вован. Мне надо тут делами заниматься".
Последнюю фразу "приятно было пообщаться" пришлось выдавливать из себя, как пасту из почти пустого тюбика.
Попрощавшись, я заблокировал и этот номер.
Его машину у подъезда я потом видел еще не раз за годы после этого, но делал всё, чтобы наши маршруты больше не пересекались.
---
Итог: Так и закончилась история дружбы,основанной на пиве и рыбке. Она была разрушена не временем и не расстоянием, а великой силой человеческой жадности и удивительной способностью одного человека переписывать историю в свою пользу.
Вова доказал, что даже ненужный хлам, который уже был на полпути к помойке, можно конвертировать в наличность, предварительно подарив его, а затем разыграть спектакль с потерей памяти.
А заодно я выяснил, кто твой друг, а кто – просто знакомый для распития пива, который может поморочить мозги и потом обойти на кривой колее.
Мораль: если друг внезапно дарит вам свой старый хлам, требуйте расписку, что это дарение, а не "на хранение".
Или просто помогите ему донести это всё до помойки. Будет дешевле.
---