— Вы не имеете права рыться здесь! — закричала я, дрожа от волнения. — Это мой дом, мой стол, мои документы! Это не ваш дом! Перестаньте вести себя так, будто вы тут всё купили! — Если бы не мы, ты бы до сих пор снимала эту помойку в городе и считала копейки после арендной платы. А теперь у тебя есть всё, и ты ещё дерзишь?! — ответила свекровь.
Мы с мужем устали снимать жильё, пора было задуматься о чём-то своём. Но мы не хотели квартиру в многоэтажке — мы хотели свой собственный дом. Вот как я себе это представляла: тихий район, небольшой сад, газон, никаких грядок, только цветник, две детские комнаты, наша спальня и мой долгожданный рабочий уголок — со столом у окна и с видом на цветущие вишни и яблони. И наконец-то он у нас появился. Просторный дом с зеленой лужайкой и садом в пригороде. По крайней мере, в то время я думала, что у нас.
— Не забывай, что только благодаря моим родителям у нас есть этот дом! — Игорь повторял это всякий раз, когда я позволяла себе хоть как-то критиковать своих свёкров.
Конечно, я помнила. Если бы не помощь свёкров, мы бы, вероятно, прожили в съёмной квартире ещё лет десять. Нина Григорьевна с мужем продали участок земли недалеко от города, внесли свой вклад, а на оставшуюся сумму мы с Игорем взяли кредит. Мы были благодарны, очень благодарны. В начале. Пока они не начали относиться к нашему дому как к своему дачному участку.
Нина Григорьевна и Вячеслав Степанович приехали на выходные в конце мая. Я думала, что с наступлением понедельника гости отбудут к себе домой. Но не тут-то было!
— А что там делать, в городе-то, летом? — заявила свекровь. — А здесь свежий воздух, простор! Вы же не против? Мы мешать не будем, разместимся в летней кухне!
Хм... Вообще-то, у меня на летнюю кухню были свои планы. Да и гости хороши первые три дня — не даром говорят. Но я от такого напора растерялась и не нашла, что возразить. Игорь тоже промолчал — ему было всё равно.
Только дети были рады — бабушка рядом, пирожки, мороженое и разрешение на всё то, что мама запрещает.
В итоге, получилось, что мы живём фактически с родителями. И это мне очень не нравилось. Я не хотела жить с родителями даже когда дети были маленькими, я сидела в декрете, а зарплаты Игоря катастрофически не хватало. Даже тогда мы предпочитали снимать жильё.
А вот теперь, получив, наконец, наш вожделенный дом, я не чувствовала себя в нём хозяйкой.
***
Я поставила сумки с продуктами на крыльцо и задержалась взглядом на широкой полоске земли у забора. Там, где ещё вчера ровно зеленела молодая травка газона, теперь чернели тёмные, перевёрнутые комья земли. Рядом в земле торчали деревянные колышки, натянута верёвка, а Нина Григорьевна, повязав цветастый платок, с сосредоточенным лицом методично переворачивала пласт за пластом.
— Что вы делаете?! — мой голос сорвался от возмущения. — Это же наш газон! Мы же его только посадили!
Свекровь не обернулась. Только хмыкнула:
— Газон — это баловство. А вот помидоры — дело нужное. Экологически чистые, между прочим. Ты бы о детях подумала.
— Я подумала! — я почувствовала, как щёки начинают гореть. — Именно для детей мы и посадили траву, чтобы они могли бегать, играть…
— И болеть. На сырой земле. Да ещё и клещи в траве! Ты хоть в курсе, что это за зараза?! А помидоры — это витамины. Натуральные. Не те, что вы в супермаркетах покупаете!
— Вы могли бы хотя бы спросить! Это же не ваша земля! — я шагнула к ней ближе, чувствуя, как пальцы сжимаются в кулаки.
— Не моя? — она выпрямилась, отряхивая перчатки. — Да если бы не мы с отцом, вы бы эту халупу в жизни не потянули! У вас и копейки на первоначальный взнос не было! Мы вам фактически дали крышу над головой, а ты — дерзишь, неблагодарная!
Через пять минут на крыльце уже стоял Игорь, всё ещё в рубашке после работы, с растрёпанными волосами и уставшим лицом.
— Мам, ну зачем ты лезешь? Мы с Лерой же засеяли газон. Мы хотели тут зону отдыха…
— А где мне, по-вашему, сажать? — Нина Григорьевна всплеснула руками. — Вон тот угол — тень. За домом — песок. Отец говорит, что только здесь земля хорошая. Или вам проще детей пичкать турецкими пластмассовыми помидорами, чем один раз спину согнуть?
Я бросила на Игоря взгляд, полный мольбы. Но он опустил глаза.
— Нина Григорьевна, может, и правда найдёте другой участок? Мы просто хотели, чтобы у детей была лужайка, а не грядки…
— Ты слышишь, как она разговаривает? — тут же вскинулась свекровь. — Мы последние копейки отдали, чтобы вам этот дом купить, а теперь я даже редиску не могу посадить?!
— Да не в этом дело… — пробормотал Игорь, уже не глядя ни на кого.
Когда вышел свёкор, Вячеслав Степанович, с вечно сморщенным от недовольства лицом и газетой в руке, я поняла — всё. Он будет на её стороне. Всегда был.
— Что здесь за базар? — спросил он, прищурившись. — Из-за какого пустяка вы орёте на весь двор?
— Не пустяк, — огрызнулась я. — Мы с Игорем посадили газон. А ваша жена решила перекопать всё под свои грядки.
— А что плохого-то? Грядки — дело полезное. Газон — понты. Зачем газон возле дома? Газоны в парке хороши, а у нормальных людей — земля работает.
— Земля должна радовать, — прошептала я. — Мы не для того переезжали, чтобы снова жить под диктовку.
— Хватит! — перебил Игорь, непривычно резко. — Мы потом сядем, спокойно обсудим. Сейчас не время.
— Конечно, не время, — свекровь уже снова взялась за лопату. — Сейчас время сажать, а не дебаты устраивать. Иначе урожая не будет.
***
Вечером, когда дети легли спать, я заварила себе мятного чаю, села на крыльце. Сквозь темноту я видела ряды аккуратных колышков, блестевших под светом уличного фонаря. Мой газон. Моя мечта. Похороненная в земле вместе с покоем.
Игорь сел рядом. Молча. Он тоже держал в руках чашку, но не пил.
— Ты понимаешь, что они не уедут, да? Так и будут у нас всё лето газон перекапывать, — тихо сказала я.
— Ну что ты… Они ж просто помогают. Хотят как лучше. Ты же понимаешь — родители не вечны.
— Помогают? — я усмехнулась. — Это не помощь. Это захват. Я живу как на съёмном жилье, только без права уехать. Я не могу быть хозяйкой в собственном доме.
— Лер, не начинай… — он вздохнул. — Ты же знаешь, я между двух огней.
— Нет. Ты сидишь на заборе. И ждёшь, кто победит.
Он ничего не ответил.
***
Был жаркий июльский вечер. После работы я еле дотащилась до дома. День был изматывающий: отчёты, дедлайны, гудящая голова и вечно звонящий телефон. Единственное, о чём я мечтала, — это поужинать в тишине, приготовив что-то простое — картошку с грибами, может быть салат. Вчера я сгоряча пообещала детям испечь вечером пиццу — нашу любимую, с баклажанами, а теперь думала, как бы перенести это мероприятие на завтра.
Но стоило открыть дверь, как из коридора мне в лицо пахнула волна влажного жара, смешанная с запахом уксуса, огурцов и укропа. Пройдя на кухню, я застыла.
На плите кипела большая кастрюля, на столе стояли сверкающие банки, наполненные мелкими зелёными огурцами. На подоконнике, укрытые полотенцем, остывали уже закатанные. Нина Григорьевна в своём неизменном переднике и платке на голове бодро командовала свёкру:
— Гляди, Слава, повыше! Полка должна быть крепче — ты посмотри, сколько тут банок! Чтобы выдержала.
Из кладовой донёсся глухой стук и негромкое ворчание свёкра. Я вздохнула и привычно взяла себя в руки.
— Здравствуйте, — сказала я, с трудом сохраняя спокойный голос. — Что здесь происходит?
— Консервация! — бодро отозвалась свекровь, даже не повернувшись. — Кабачки пошли, огурцы тоже. Надо закатывать, зима ведь не за горами. Вот сейчас полки доделаем — и всю кладовку под закрутки!
— Простите, а где я должна готовить ужин? — я попыталась говорить ровно, но голос всё-таки дрогнул. — Это моя кухня. Мы собирались сегодня с детьми печь пиццу…
— Какая пицца в такую жару? — свекровь отмахнулась. — Детям витамины нужны, а не вся эта ваша мука и сыр. Я тут с утра всё стерилизую, места не хватает — стол занят, кастрюли заняты, посуда в раковине.
— Именно, — я уже с трудом сдерживалась. — Вы заняли всё. Без предупреждения. Без просьбы. Просто пришли и хозяйничаете.
Нина Григорьевна обернулась, уставившись на меня, как на несносного подростка:
— Ты же не против, правда? Это же для всех на зиму! Ты сама закатывать не умеешь, Лерочка. Кто-то должен подумать о запасах. Или вы с Игорем планировали всю зиму пиццей питаться?
— Вы могли бы сделать это у себя дома! У вас есть кухня, у вас есть кладовка. Зачем всё это здесь?
— Потому что возить туда-сюда мешки огурцов — идиотизм! И вообще, это не только твой дом. Мы сюда вложились — или ты забыла?
Это было как пощёчина. Снова. Те же слова. Те же упрёки.
Я вдруг почувствовала, как внутри всё сжимается — больно, холодно. Я стояла на своей кухне, в своём доме — и всё равно была здесь гостьей. В доме, где всё решают без меня. Где кухню захватывают под заготовки. Где мнение «молодых» не имеет веса.
Я медленно сняла сумку с плеча и поставила у двери. Прошла в комнату, села на диван и закрыла глаза... В голове пульсировала одна мысль: «Я здесь никто. Никто.»
***
Позже вечером, когда кухня уже была освобождена, я резала овощи на салат. Вошёл Игорь. Присел рядом. Смотрел как-то виновато, будто заранее знал, что я скажу.
— Я не могу так больше, — проговорила я, не глядя на него. — Я не чувствую себя дома. Это уже не дом. Это перевалочная база под огурцы и банки.
— Ну подожди… Это лето. Оно скоро закончится. Они просто хотят помочь. Мама говорит, что…
— Мама говорит, мама делает, мама решает, мама стерилизует. А я? Где я? У меня есть хоть одна территория, где можно быть самой собой?
— Ты же знаешь, она со всей душой…
— Со всей душой, но без капли уважения! — я обернулась к нему. — Ты понимаешь, каково это — каждый раз чувствовать себя лишней? В доме, который должен быть нашим? Почему ты не можешь объяснить им, что это наш дом, а не их дача?
Он опустил глаза. Молчал.
— Только не говори это своё коронное, что если бы не они, то мы бы жили на съёме. Пот ому что, Игорь, я уже всерьёз присматриваю, где бы снять квартиру. Может, временно, — сказала я, вытирая руки. — Но я не хочу, чтобы дети думали, что жить — значит всё время уступать и терпеть. Или закрывать глаза, когда тебе неприятно.
— Лера… — Игорь попытался взять меня за руку, но я мягко отстранилась.
— Ты можешь остаться здесь. С банками. С полками. С их «помощью». Ты к ним привык, тебе нормально. А мне — нет. Я попробую найти место, где мне тоже можно будет дышать. И где на моей кухне не будет никого, кроме меня и моих детей.
В моём голосе не было ни крика, ни обиды — только усталость. Потому что моему терпению приходил конец.
***
В тот день я пришла домой раньше обычного. Совещание отменили, и я решила использовать неожиданный подарок судьбы: приготовить вкусный ужин, поиграть с детьми, просто побыть дома — без спешки, без гонки. Я тихо вошла в дом, не желая никого тревожить, и услышала шорох в кабинете.
Мне даже нужно было заглядывать, чтобы понять, что там не Игорь и уж точно не дети.
Я открыла дверь.
— Что вы делаете?
Нина Григорьевна вздрогнула, держа в руках папку с документами. Бумаги были уже вывалены на стол — налоговые выписки, банковские извлечения, договор с поставщиком газа.
— Ищу квитанции, — свекровь выпрямилась, как будто не делала ничего предосудительного. — Мне показалось, что вы переплачиваете. Сегодня счета за газ пришли — там какие-то странные суммы. Надо бы разобраться.
— Простите, что?! — мой голос сорвался. — Вы… вы решили порыться в наших бумагах? Без спроса?! Это вообще как?!
— Да успокойся ты. Я же не деньги у тебя краду. Просто проверяю. Вы, молодые, ничего не понимаете. Понапишут вам в этих счетах — а вы и платите. Надо всё проверить.
— Это мои счета. Мои документы. Мои личные вещи, — я чувствовала, как кровь ударяет в виски. — Уходите! Немедленно.
— А ты чего орешь, как на базаре? — Нина Григорьевна подняла подбородок. — Я, между прочим, вам добра хочу! Вы хоть понимаете, сколько мы в вас вложили? А ты только и знаешь, что претензии предъявлять!
— Вложили? — я гневно рассмеялась. — Нет, вы не вложили — вы купили право управлять нашей жизнью. И теперь думаете, что имеете право на всё? На полки, на грядки, на банки, теперь вот — на квитанции?
— Перестаньте! — в комнату влетел Игорь, бледный, с напряжёнными плечами. — Хватит уже ругаться! Мы же семья!
— Нет, Игорь, — я повернулась к нему. — Семья — это доверие, это границы. Это уважение. У нас — этого нет. Если ты не готов отстоять наше право жить самостоятельно, я это сделаю сама!
— Лер, подожди…
— Я больше не собираюсь ждать. Или ты договариваешься с мамой, и мы продаём этот дом, возвращаем всё, что они вложили, и живём отдельно, как взрослые люди — или я съезжаю. Одна. С детьми. Потому что в этом доме для меня больше нет места.
Я направилась к двери.
— Завтра я поеду к риелтору. Мы выставим дом на продажу.
Игорь обернулся резко:
— Ты что, с ума сошла?
— Нет. Просто устала быть гостьей в доме, где мне постоянно напоминают, кто за него заплатил.
— Но это всё, что у нас есть!
— Ошибаешься, — я посмотрела на двери детской. — Всё, что у нас есть — это дети. Всё остальное можно купить заново.
Он замолчал. На лице — растерянность. И ни капли решимости.
А я уже всё решила.
***
В т от вечер разговор Игоря с матерью был долгим. Мой муж впервые в жизни не сдался под её давлением. Говорил твёрдо. Без крика. С фактами и доказательствами.
Нина Григорьевна бледнела, сжимала губы, укоряла, вспоминала, сколько бессонных ночей она провела, поднимая сына, копя деньги, ругалась, заламывала руки — но в конце концов сдалась.
— Ну, живите, как хотите. Мне-то что? Мы помогали — и остались виноваты. Всё с вами, молодыми, так. Мы деньги вложили, а они у нас, между прочим, тоже не лишние были. А вы теперь только и ждёте, когда родители отвалят. У вас своя жизнь, а мама с папой — до свидания.
— Мы благодарны, мама, — тихо ответил Игорь. — Но благодарность — не повод отказываться от своей личной жизни.
Через день Нина Григорьевна с Вячеславом Степановичем съехали. Вернулись домой, в город. Банки увезли. Полки в кладовке остались.
Наступила тишина. Непривычная. Слишком тихая.
Шаткий мир. Без открытого конфликта, но с давлением в воздухе, как перед грозой. Всё можно было разрушить неосторожным словом, взглядом, тоном.
Я это чувствовала. И поняла одно: пользоваться щедростью тех, кто не умеет отпускать — опасно.
Жертвенная помощь — это всегда петля.
Дом, построенный на долге, не будет тёплым.
Что же, теперь нам предстоит строить заново. Пусть что-то более скромное, но своё. Настоящее.
Даже если с нуля.
Читайте ещё истории из жизни: