На кухне пахло укропом, пирогами и жареными грибами. Света ловко накрывала на стол одной рукой — вторая была занята, на левом бедре сидела полуторагодовалая Даша. Четырёхлетний Артём гонял машинку по полу и ныл:
— Ма-аам, дай мне мороженку!
— Сейчас, — устало бросила Света. — Дай маме разложить на столе.
На глаза то и дело наворачивались слёзы — от усталости или от того, что не смогла поехать на похороны. Не с кем было оставить детей, и это было горько. Она ощущала себя плохой — невесткой, женой, человеком.
Свёкор умер неожиданно. Ещё накануне всё было хорошо, он готовил ужин, как всегда. А потом вдруг стало плохо, упал. Вызвали скорую — но поздно. Ему было 75 лет.
Света накрыла поминальный стол — картошка, блины, кутья, квашеная капуста, пироги. Всё сделала сама, ночью, пока дети спали. Ждала родственников после похорон.
Когда пришли гости, она была вежлива, молчалива. Муж — Андрей — сидел потерянный, глаза красные. Свекровь, Антонина Ивановна, глядела в одну точку и на всё говорила:
— Да, да… конечно…
После ухода родни Андрей переоделся, чмокнул её в щеку.
— Я к маме. Не могу её одну оставить сегодня.
— Конечно. — Света кивнула. — Передай ей, чтобы держалась.
Прошла неделя. Девятый день. Потом четырнадцатый. Месяц.
Муж так и не вернулся. Не мог оставить мать одну.
***
Света, сидя на кухне с подругой Викой, жаловалась:
— Я уже месяц одна с детьми... Как будто это я вдова, понимаешь? Даша ночью плачет, Артёмка болеет. Я даже в аптеку выйти не могу, ребенок с температурой, а я его с собой тащу — одного же не оставишь. А муж присылает смайлики. И всё! А сам — у мамы.
Вика покачала головой.
— Что, она сама прям так уж не справляется?
— Свекровь у меня — прямо скажем, своеобразная женщина. Вышла замуж в 18. В 19 родила Андрея. Свекру было 33, он был взрослым, заботливым. Такой, знаешь, папочка. Носился с ней, как с писаной торбой.
Всегда вокруг неё приплясывал: «Тонечка, не ходи на рынок одна — там толкучка. Я сам. Не трогай микроволновку — вдруг испортишь. Стиралку сам вкючу, ты не разбираешься...»
Муж из него был — таких сейчас не делают! Кормил её завтраками, заряжал телефон, приносил на работу обед в судочках. Свекровь смеялась, называла себя «домашней канарейкой».
Она и не работала до 35 лет. Потом устроилась администратором в парикмахерскую — не ради денег, ради общения. Домом всё равно занимался муж.
Она без него как без рук — ничего сама не умеет, ничего не понимает. Всё муж делал. А теперь вот взял и умер — внезапно. Вот она в Андрея и вцепилась... Нет, я всё понимаю. Горе там и всё такое... Но у Андрея семья, дети в конце концов. Сколько ж можно маму утешать?!
Вика покачала головой и наклонилась к подруге:
— А ты вот что... — зашептала на ухо.
***
Позже Света взяла трубку и набрала Андрея.
— Ты когда домой вернёшься?
— Свет, ну ты же понимаешь… Она одна.
— Андрей! Она же не слепая. Не парализованная. У неё холодильник полный, пенсия, крыша над головой, полный дом бытовой техники. Справится она!
— Ты же знаешь, мама у меня — человек своеобразный…
— Хватит! — вскипела Света. — Я тоже человек своеобразный. Я не железная. Я поесть не успеваю. Одна с двумя детьми, Артём с температурой! Я за лекарствами выйти не могу, детей тащу с собой. А ты там героем прикидываешься. Ей 60, а не 90!
Молчание. Потом вздох.
— Она не справляется, Свет. Она пугается микроволновки, телефон заряжать не умеет. Ей даже будильник всю жизнь отец заводил. Коммуналку платил. Готовил. Она никогда не жила одна. Она говорит, что если я уйду — она не переживёт.
— А я? Ты обо мне подумал? — почти крикнула Света. — Что будет, если я не переживу? Ещё чуть-чуть — и я вырублюсь на ходу. А ты там корчишь из себя сына года! У тебя дети есть ещё, кроме мамы!
Она швырнула трубку на диван и вытерла злые слёзы.
— Мама! — Артём заглянул на кухню. — А Дашка взяла мой фломастер и рисует на обоях! Ты же не разрешаешь...
— Иду! Уже иду, — отозвалась Света и бросилась в детскую.
***
Андрей заехал домой после работы, принёс детям игрушки, сел за стол.
— А может, нам маму к себе взять? Ну не могу я её бросить одну, я переживаю за неё. Она же моя мать, в конце концов.
Света поставила перед ним суп.
Он вздохнул:
— Ну хоть на время. Надо же какой-то выход придумать...
— Андрей. Она не старая, и не беспомощная. Она просто избалованная. А я не та, кто будет ей заводить ей будильник и класть тапочки к ногам. Я с детьми на последнем издыхании. И знаешь, что будет, если она приедет?
Она села напротив, подвинув к нему хлеб:
— Я должна буду стать ей нянькой. Только у меня вряд ли получится.
Андрей отвёл глаза.
— Она же страдает, Свет. Ты не понимаешь.
— Нет, Андрюш, не понимаю. Она потеряла не просто мужа, а шею, на которой ехала всю жизнь. Поэтому пытается взгромоздиться на твою шею — и ты это позволяешь. А вообще... Мне плевать, если честно. Привози её, если другого выхода ты не видишь. Но ты должен быть дома, со своими детьми, со своей семьёй. Если мы ещё семья!
Она хлопнула дверью и пошла укладывать детей.
***
Через два дня он привёз Антонину Ивановну. Молчаливую, с чемоданом.
— Света, спасибо, что согласилась. Она побудет у нас, хорошо?
— Конечно, — Света улыбнулась. — Пусть живёт. Постелю ей на полу в детской.
— На полу? Неудобно как-то, она же гостья...
Света взглянула на мужа с удивлением:
— А где? У нас две комнаты всего, если ты помнишь. Раскладушки нет. Могу сама с детьми лечь, а ты можешь с ней на нашей кровати, если хочешь, — ехидно добавила она.
— Та нет, это уже слишком... — не уловил издёвки Андрей. — Ну ладно, на полу так на полу.
Он перехватил чаю с бутербродом и убежал на работу. Антонина Ивановна села на стул на кухне, неуверенно оглядываясь.
Света оделась, собрала Артёма, Даша ещё спала. Света не стала её брать с собой. А что? Бабушка рядом, присмотрит.
— Антонина Ивановна, мы с Артёмкой в поликлинику. Даша проснётся, дайте ей кашу — она в холодильнике, подогрейте только.
И не дожидаясь ответа, вышла из дому.
Вернулись они через два часа — по дороге зашли в супермаркет за продуктами. Дома Света застала картину маслом: свекровь носила зарёванную Дашу по коридору, приговаривая:
— Мама скоро придёт, мама скоро придёт...
Света не суетясь выложила на стол продукты, забрала дочь у свекрови, усадила её за стол на кухне и стала разогревать молочную кашу малышке на завтрак.
— Антонина Ивановна, — позвала она свекровь, которая с облегчением передала ей ребёнка. — Вы бы картошки начистили, пока я с Дашкой вожусь. А то обедать скоро пора, а у нас шаром покати...
Свекровь надела фартук и стала у раковины чистить картошку.
— А где полотенце? — робко спросила она.
— Вон там, в шкафу. Берите.
— А обед кто будет готовить? — спросила она.
— Кто голоден — тот и готовит, у нас так, — ответила Света, не поднимая глаз от дочки, которую кормила кашей.
Вечером она поручила Антонине Ивановне искупать Артёма.
Свекровь, охая, поднялась со своей импровизированной лежанки, на которой устроилась отдыхать сразу после обеда.
— Я боюсь. А если он поскользнётся?
— Ну, вы же — бабушка. Научитесь.
Кое-как Антонина справилась.
— И пол в ванной протрите! — крикнула Света из детской, укладывая детей спать.
Ночью у Артёма снова поднялась температура, он хныкал, звал маму. Света прибежала, мерила температуру, поила лекарством и сладким чаем, долго сидела у кроватки, рассказывая сказки и баюкая.
На утро Антонина Ивановна ходила невыспавшаяся и сердитая. Света не обращала внимания. Она засыпала свекровь просьбами и поручениями.
Попросила загрузить стиралку. Быстро объяснила, как включать:
— Там одна кнопка всего. И порошок не забудьте. Я Дашу на прогулку поведу, Артёмке нельзя, пусть дома посидит. Почитайте ему или порисуйте вместе. Мы через часик будем. Поставьте еще картошку на пюре детям. Не будем усложнять — сегодня поедим пюре с сосисками.
Антонина Ивановна вечером села в кресло и заплакала. По-настоящему. Без капризов.
Света подошла, положила руку ей на плечо:
— Держитесь, Антонина Ивановна. Время лечит. Ничего не поделаешь.
Антонина кивнула, не стала говорить, что плачет не от горя — от усталости.
Следующая ночь прошла не лучше предыдущей. Артём вроде пошёл на поправку, но затемпературила малышка. Снова плач, беготня, лекарства, ношение на руках и баюканье.
Света привыкла вставать по ночам и засыпала сразу, едва голова касалась подушки. Антонина же, проснувшись ночью, уже не могла заснуть до утра.
А утром — всё по кругу, дети, уборка, магазины, поликлиника... Света, не стесняясь, переложила на свекровь кучу обязанностей, то и дело обращаясь к ней:
— Антонина Ивановна! Подержите Дашу... Помогите... Принесите... Подогрейте... Дайте Артёмке...
Через день свекровь подошла к Свете на кухне.
— Светочка… Я… пожалуй, поеду домой.
— Как скажете, вам виднее, — согласилась Света.
— Я... не хочу быть обузой. Вы живёте... сложно. А я… сидела за мужниной спиной. Всё время. Мужа сделала прислугой. И сына теперь…
— Вы справитесь, — ответила Света. — Это ваш шанс начать жить своей жизнью.
Антонина вытерла глаза, кивнула.
— Спасибо, что не стала меня жалеть. Жалость засасывает, как болото. Я это поняла. Слишком поздно, может быть. Но всё равно поняла.
Вечером Андрей вызвал такси — отвёз мать обратно домой. Вернувшись, молча обнял Свету. Крепко, по-настоящему.
— Ты была права, — прошептал он. — Я испугался её одиночества. Но забыл, что оставил тебя одну.
— А теперь? — спросила она.
Он взял жену за руку.
— Буду навещать её по выходным. Ничего, она кажется оклемалась чуток, благодаря тебе. И как тебе удалось?
Она не ответила. Лишь села рядом, обняла и положила голову ему на плечо.
Впервые за последние месяцы удалось просто тихо посидеть. И вроде даже стало легче. Потому что рядом был он.
Читайте ещё истории из жизни: