Найти в Дзене
Игнатий Журавлев

О природе манипуляции

Будучи включенными в совместную деятельность и только в ней обретая и обнаруживая собственную субъектность, люди вынуждены эту деятельность инициировать, заниматься ее организацией, регулировать ее. Здесь, конечно, всегда обнаруживается диалектика: человек организует деятельность, деятельность организует человека. Деятельности нет без управления деятельностью; социальные нормы поэтому предстают как формы регламентации совместной активности людей (и каждого человека как социального существа) ради подчинения социальному целому. Итак, нам нужно управлять собой и другими.

Но управлять — еще не значит манипулировать. Манипулируя, мы скорее пренебрегаем социальными нормами, чем реализуем их. Деятельность наша всегда предметна и всегда опосредствована; другой человек всегда нужен нам, чтобы чего-то достичь (даже если это внутренний другой), но иногда мы превращаем его из соучастника деятельности, вместе с которым мы достигаем цели (по природе — совместной), в инструмент, орудие для достижения нашей собственной цели (лишаем его субъектности). Тут и происходит манипуляция.

По-видимому, мы не можем вообще не манипулировать друг другом. Мы балансируем между «субъективацией» и «объективацией» другого человека, которого мы вовлекаем в деятельность иногда без его сознательного желания или даже вопреки его воле. И вот казус: я, к примеру, знаю, что данная деятельность принесет благо нам обоим, но человек, к которому я обращаюсь, упрямо не желает получать «причиняемое» ему добро. И то ли я заблуждаюсь (я же критичен), то ли он. Если это ребенок, то скорее мы предположим, что заблуждается он. Ну не хочет он есть суп. Или — персик: не хочет даже пробовать, хотя мы знаем, что, если он попробует, то сам же рад будет (или, по крайней мере, здоров будет). Вот и получается: кто не съест брокколи, не получит чернослив. Манипуляция ли это? Думаю, что нет, т.к. в таких случаях субъектность объекта воздействия (простите за каламбур) с необходимостью достраивается субъектностью того, кто воздействует. Тут, правда, возможен следующий шаг: они (социальная группа, общество) — недостаточно субъектны, и я лучше их знаю, что им нужно... Вопрос, как разграничить восполнение субъектности и подавление субъектности, достаточно сложен.

Во всяком случае, манипуляцией мы считаем такое действие, в результате которого выгодоприобретателем оказывается сам манипулятор (манипулируемый при этом неизбежно чего-то лишается). Правда, следует оговориться: выгода для самого манипулятора может быть как осознанной, так и неосознанной (как в случае всевозможных манипуляций в семейной коммуникации). Однако бессознательное манипулирование остается манипулированием по существу, если один человек превращается в средство для достижения целей (или даже реализации бессознательных мотивов) другого.

Манипулирование осуществляется на поле эмоций. Об этом свидетельствует патологическая семейная коммуникация, в которой очень многое обычно связано с чувством вины (кто-то слишком громко моет посуду, кто-то «из-за кого-то» заболел, и т.п.). Но как именно происходит манипуляция? За счет каких психологических механизмов она становится возможной?

Для ответа на этот вопрос следует обратиться к теории образа мира, разработанной в отечественной психологии (А.Н. Леонтьев и др.), и диалектике образа и процесса. С точки зрения теории образа мира, сознание можно рассматривать как многоуровневую систему форм или средств (сенсомоторные схемы, предметные значения, вербальные значения, повседневные и научные теории, мифы), на каждом уровне которой можно раскрыть отношение «образ–процесс». Процесс подчиняется образу как правилу, но образ «подпитывается» процессом. Например, научная теория формулируется на основе фактов, но в то же время задает для исследователя способ их обнаружения и фильтрует исключения. Точно так же, предметное значение (форма действия с предметом) выступает в качестве правила для организации ощущений и движений (сенсомоторики): например, на «шевелящиеся волосы» неясного беспокойства, тревоги можно надеть «шапку» страха (опредмечивание тревоги).

Итак, форма активности, задаваемая средством сознания любого уровня, выполняет роль правила, которому подчиняется движение средств низшего уровня: рекламные, политические, научные мифы (как вторичные семиотические системы, по Р. Барту) служат для организации предметной деятельности, быта, повседневных ритуалов — так же, как система предметных значений служит для организации сенсомоторики. Формы движения «спрятаны» в предметах так же, как формы предметных действий «спрятаны» в вербальных конструкциях.

Если образ мира в целом трактовать как систему ожиданий, то получается, что разные способы манипуляции могут быть сведены к трем базовым вариантам: 1) подстройка под существующую систему ожиданий; 2) поломка существующей системы ожиданий и формирование неопределенности, требующей снятия новыми средствами (т.е. формирования нового образа); 3) формирование новой системы ожиданий. Эти варианты обычно сочетаются друг с другом.

Подстройка под существующую систему ожиданий ради достижения определенного эффекта демонстрируется целым рядом ситуаций. Когда нам протягивают руку для рукопожатия, мы следуем устойчивому стереотипу и протягиваем руку в ответ; в своих актуальных движениях мы движемся по «силовым линиям» традиций, этикета, культуры, языка. Простого употребления союза «потому что» иногда достаточно, чтобы воспринимающий сообщение расценил его как истинное или повел себя так, как от него требуют (известный эксперимент Э. Лангер с ксероксом).

Эффект разрушения системы ожиданий демонстрируется на примере индейцев бороро, которых пытались обратить в христианство приехавшие в Южную Америку миссионеры. Эти индейцы из века в век строили свои поселения в соответствии со строгими правилами; в центре они располагали большой мужской дом для специальных обрядов, а по окружности выстраивали семейные хижины, соединенные с центральным домом системой тропинок. Выяснилось, что обратить индейцев бороро в христианство значительно проще, если предварительно заставить их отказаться от традиционного типа поселения и, к примеру, поставить хижины вдоль берега реки (об этом писал К. Леви-Стросс).

В психотерапии аналогичные ситуации описаны как ситуации создания и утилизации замешательства (например, наведение транса прерванным рукопожатием). Нарушение стереотипа создает состояние неопределенности, которого обычно люди стремятся избегать. Поэтому, сталкиваясь с неопределенностью, человек часто готов воспользоваться первым представившимся способом ее уменьшить (например, поддаться внушению и погрузиться в транс).

Один из механизмов действия рекламы может заключаться в создании «плавающей» конструкции на предметном уровне, которая требует прояснения на уровне вербальном. Так «подпитывается» рекламный миф: надо создать неоднозначность, чтобы ее снять («нужным» образом), или, наоборот, нужно так снять неоднозначность, чтобы тем самым ее сохранить (формирование потребности в мифе).

Поломка в системе ожиданий, приводящая к дезавтоматизации восприятия, может быть использована как способ привлечения внимания к носителю информации, и вторично — к транслируемому содержанию. Рекламный ролик обычно поражает нас тем, как он устроен; мы обращаем внимание на особенности видеоряда и часто вспоминаем не то, что нам «хотели» сказать или показать, а то, как это было предъявлено.

Эффект формирования системы ожиданий также легко продемонстрировать на примере психотерапии: человек, будучи «снабжен» наименованиями и когнитивными конструкциями, вынужден ожидать от себя соответствующих этим конструкциям и наименованиям изменений, ощущений, поступков и т.п. (на этом же механизме основан плацебо-эффект). Аналогичным образом может действовать рекламное сообщение: сначала формируется система ожиданий (закрепляемых прежде всего на вербальном уровне), а затем под нее подводится некоторая «вторичная» предметность (в виде товара).

Любопытно, что человек может знать, что подвергается манипуляции, и всё равно следовать указаниям манипулятора. Здесь задействуются психологические процессы, подобные тем, которые приводят к возникновению у человека плацебо-эффекта даже в том случае, когда он знает, что принимает плацебо (такие наблюдения есть). Аналогичная ситуация (хотя бы отчасти) — это эстрадный гипноз. Человек выполняет указания гипнотизера, зная, что мог бы их не выполнять… Подверженность манипуляциям обусловлена не только некритическим мышлением и склонностью человека совершать когнитивные ошибки, но и строением всей системы его мотивации.