Максим Горький — человек, чья жизнь напоминала вечное путешествие. Берлин, Прага, Капри, Сорренто — за свою жизнь писатель сменил десятки адресов, оставаясь вечным гостем в чужих стенах. Однако последние пять лет он провел в Москве, в особняке на Малой Никитской, который стал символом парадоксов его судьбы. Этот дом, созданный для коллекционера икон Степана Рябушинского, оказался для «пролетарского писателя» чужеродным миром, где роскошь модерна спорила с его аскетичными идеалами.
Архитектурная симфония Шехтеля
Дом на Малой Никитской, построенный Фёдором Шехтелем для купца-старообрядца Степана Рябушинского, — это не просто здание. Это манифест русского модерна, сравнимый по смелости с «Чёрным квадратом» Малевича или стихами Маяковского. В его стенах сплелись новаторская архитектура, духовные искания, революционные потрясения и судьбы выдающихся личностей. Как особняк стал символом своей эпохи — рассказываем в деталях.
Особняк, построенный в 1902 году, — шедевр зрелого модерна. Архитектор, вдохновленный природными формами, создал дом-организм: здесь нет прямых линий. Парадная лестница изгибается волной, стены мерцают зеленоватыми оттенками, дверные ручки превращены в морских коньков, а люстра напоминает медузу.
Витражи наполняют комнаты мягким светом, словно фильтрующимся сквозь толщу воды. Шехтель спроектировал интерьер как подводное царство, где даже растительные орнаменты «дышат» движением.
Заказчик — Степан Рябушинский: меценат, учёный, коллекционер
Московский модерн расцвёл благодаря старообрядцам-предпринимателям, чьи капиталы и вкус формировали культурный ландшафт начала XX века. Степан Рябушинский, наследник династии промышленников, был не просто богатым человеком.
Страстный коллекционер икон, исследователь иконографии, издатель старообрядческого журнала — он превратил свой дом в центр искусства и науки. Его мастерская по реставрации икон, спрятанная на втором этаже, была оснащена передовым оборудованием, а тайная молельня на третьем этаже, которую не видно с фасада дома, — вызовом официальным запретам на старообрядчество.
Архитектурная революция Шехтеля
К 1900 году Фёдор Шехтель уже был автором Ярославского вокзала и участником парижских выставок, но особняк Рябушинского стал для него творческим прорывом. Отвергнув традиции XIX века, где фасад важнее функциональности, Шехтель начал проектирование... с парадной лестницы. Её спираль, напоминающая живой организм, задала ритм всему зданию.
Принципы модерна в камне
- Асимметрия как язык: Ни одного повторяющегося фасада, окна-«лепестки», волнообразная ограда с совиными глазами в завитках.
- Диалог с природой: Мозаичный фриз с орхидеями, глазурованный кирпич, не скрывающий своей фактуры, крыша-«излом».
- Скрытые символы: Золотистая смальта в мозаиках мерцает на солнце, а планировка этажей отражает мироздание — от подводного мира (первый этаж) к земному (второй) и небесному (тайная молельня).
Однако после революции 1917 года этот мир покинули его создатели: семья Рябушинских, уехавшая в Италию, оставила дом государству.
Горький в «буржуазных декорациях»
В 1931 году особняк передали Горькому, вернувшемуся в СССР по приглашению Сталина. Писатель, мечтавший о простой квартире, оказался в интерьерах, которые называл «чрезмерно пафосными». Современники отмечали диссонанс: французский писатель Ромен Роллан писал, что «Горький в эти декорации не вписывается».
Сам Алексей Максимович признавался, что дом ему «не принадлежит», но постепенно привык. Когда он въехал в дом, он по мере возможности боролся с декором и необычным внутренним пространством. В итоге он напишет: «Дом нелепый, но работать можно». Он занял первый этаж, избегая знаменитой лестницы из-за больных ног, а на втором жила семья его сына.
Горький, естественно, не разделял буржуазных вкусов и не любил модерн, в котором к этому времени уже не строили и считали стилем упадочным.
Он скорее разделял мнение Корнея Чуковского, который после посещения особняка Рябушинского записал: «Самый гадкий образец декадентского стиля. Нет ни одной честной линии, ни одного прямого угла. Всё испакощено похабными загогулинами, бездарными, наглыми кривулями. Лестница, потолки, окна — всюду эта мерзкая пошлятина».
Горький в первую очередь переделал прихожую, закрыл шкафами великолепных кованных стрекоз-фонарей Шехтеля.
Единственным уголком, где Горький чувствовал себя собой, стал кабинет. Здесь царил аскетичный порядок: чернильница, деревянная ручка, стопки бумаг. На стенах — копия «Мадонны Литта» и пейзажи Италии, где писатель провел годы эмиграции. Кабинет, по воспоминаниям Самуила Маршака, был «кочевым».
Италия жила в доме и через десятки картин: акварели Неаполя, виды Венеции, вилла «Иль Сорито», где создавались «Дело Артамоновых» и «Жизнь Клима Самгина». Эти романы, анализирующие русскую историю, развенчивают миф о «пролетарском» авторе — Горький здесь философ, а не пропагандист.
Книги, гости и последние годы
В спальне писателя — лишь кровать и полка с книгами для вечернего чтения. Его библиотека в 12 тысяч томов заполнила даже ступени лестницы Шехтеля. В столовой, за длинным столом, Горький принимал гостей: колхозников, актеров, Бернарда Шоу.
Это был островок диалога в эпоху репрессий, но сам Горький, критиковавший революционное насилие, уже не мог изменить ход истории. Он умер в 1936 году, а в 1965-м особняк стал музеем, сохранившим дух противоречий: буржуазная эстетика модерна, иконы Рябушинского, книги с пометками Горького.
Екатерина Серёжина
