Когда отмечали сорок дней со дня смерти Антонины Алексеевны кто-то из знакомых, погладив по плечу вдовца, Виктора Андреевича, сказал:
— Ну вот, Витя, теперь она у Господа, и тебе полегче будет. Первые сорок дней самые тяжелые! И вам, девочки, тоже... — обратилась добрая женщина к дочерям, — Плохо без мамочки, но она теперь за вас молиться будет.
Может, так оно и есть, но все понимали, что от такой потери ни за сорок дней, ни за сорок лет не оправишься. Антонина Алексеевна солнцем была для своих родных, и умерла так внезапно, не дав даже осознать потерю. И сейчас дочки, Полина и Марина, и вправду впервые почувствовали свое сиротство, — сразу после маминой смерти и даже похорон они словно ждали ее, надеясь на возможность скорого возвращения, и цепенели от ужаса, осознавая, что мама не вернется. Теперь горе стало мягче, уже не так терзало, только одиночество, сознание того, что мамы у них нет, терзало сердца дочек, взрослых уже женщин. И беспокойство за отца! Ему-то было труднее...
Полина с Мариной понимали, что у них еще будет другая жизнь, свои семьи, дети, у них работа, какие-то увлечения, а что у отца? Недавно вышел на пенсию, а тут еще и без жены остался... Ну да, дочки, один внук уже есть, скоро и еще будут, но сам-то он один, и уже навсегда! Сердца сжимались у дочерей, когда они об отце думали! Как бы хоть с ним ничего не случилось...
Младшая, Марина, была уже замужем, жила с мужем отдельно, в родительской квартире жила Полина, у которой с личной жизнью пока не складывалось, — недавно разорвала долгие и не самые удачные отношения, развелась с мужем, осталась вдвоем с сыном, двухлетним Никитой. Сейчас она даже рада была, что осталась без мужа, — не успей она развестись, пришлось бы оставить отца одного, а это было бы просто страшно! Как он постарел, как сдал за эти сорок дней... Хоть бы с ним ничего не случилось, тоже ведь и сердце, и давление. Бедный, бедный их папа!
А Виктор Андреевич и сам, видимо, чувствовал себя не лучшим образом, потому на следующий день после поминок, когда она уложила Никиту спать, завел со старшей дочерью тяжелый, но необходимый разговор.
— Ты прости, Поленька, может, и не надо тебе этого говорить, но я Тоне, маме нашей, обещал это... Ну а раз обещал, то что же, надо сказать!
Полина видела, что отцу и правда труден этот разговор, хотя она и представить не могла, что за секрет ей предстоит узнать.
— Да что такое, папа? Если тебе тяжело, то и не говори! Ну или не сейчас. Что за необходимость прямо сегодня? Я никуда бежать и не собираюсь.
— Нет, я уж сейчас скажу, раз собрался.
— Только мне? А Маринке? — не могла понять Полина.
— Тебе, Поленька. А Марине сама скажешь, если захочешь, — это только тебя касается. Ты же знаешь, что мы с мамой вас обеих одинаково любили, вы наши дочки! Но только ты, Полина, наша приемная дочь, - сказал отец с тяжелым вздохом, и посмотрел серьезно и внимательно. Полина ответила удивленным взглядом, ничего не понимая. То есть даже несколько испугавшись этого неожиданного заявления. Потом спросила:
— Ты что, папа? Что ты говоришь? — она испугалась того, что отец не в себе, ведь бывает такое от горя... И в то же время сразу поверила ему! А Виктор Андреевич положил руку на зеленую ученическую папку:
— Вот тут все документы, прочтешь. Я не вру и не шучу, сама понимаешь, таким не шутят!
— Я верю, папа, но почему? А Марина как же? — мысли Полины путались, она не могла их собрать воедино.
— А вот такая, почти мистическая история. Мы с Тоней шесть лет вместе прожили, а детей не было. Она обследовалась, лечилась... Я уже не помню, что там за диагнозы, но в конце концов врачи сказали, что нет, не будет детей. А ей уже за тридцать... Плакала Тоня очень, говорила, чтобы я бросил ее, у меня еще будут дети, ну и всякое такое. Но я не мог ее бросить, я любил ее, и вовсе не за то, что она детей мне родит! Всегда любил, да... Ну вот, и решили усыновить ребенка. Удочерили тебя, тебе восемь месяцев было. А когда полтора года исполнилось, случилось чудо, — мама наша забеременела! Даже врач сказал, что это мистика какая-то, но так бывает, — женщина сначала становится матерью, а потом рожает. Словно судьба... или проведение, или не знаю что, сперва хочет убедиться в том, что она может стать хорошей мамой, а потом... И ведь она была хорошей! — Виктор Андреевич посмотрел на дочь вопросительно.
— Самой лучшей! И ты был самым лучшим папой, помнишь, я об этом в сочинении писала? — сквозь слезы улыбнулась Полина, — Только почему ты вдруг решил сказать об этом? И почему раньше не говорил?
— Тоня так хотела. Она в последние годы... Да и раньше тоже, здоровье-то у нее всегда было слабое. Ну так вот, говорила она порой про то, что я ее переживу, и просила, чтобы я тебе сказал, когда ее не будет. Я хотел было раньше, когда тебе восемнадцать исполнилось, — она запретила. Боялась она, понимаешь?
— Не понимаю... Чего боялась? Я же уже взрослая была в восемнадцать лет!
— Конечно, но для нас-то ты и сейчас, и всегда, — ребенок! И мама боялась, что ты расстроишься, обидишься... А еще больше боялась того, что ты родных искать пойдешь! Говорила, что не переживет такого, вдруг ты к другой матери уйдешь...
—Неужели мама так обо мне думала?! — изумилась Полина.
— Ну всякое бывает... Передача какая-то была, там так же дочка удочеренная, выращенная, вынянченная, узнала, что не родная, сбежала родных папу-маму искать... Вот у нас тут все документы, не очень много, — он похлопал по зеленой папке, пододвинул ее к дочке, — Если захочешь, то сможешь найти, наверно.
— Не захочу! — брезгливо оттолкнула папку Поля, — Как можно так про меня думать? Одна у меня мама, один папа, одна сестра, и никто больше не нужен!
— Спасибо, доченька...
— Да за что спасибо, папа?! За то, что я тебя люблю, и не хочу знать того, кто меня бросил, как люди щенков бросают, и знать не хотел все эти годы? Убери ты эти документы, выброси их на помойку! И забудем эту историю, хорошо? Не надо было и говорить об этом. Как будто других тем нет!
Тут во входной двери заворочался ключ, — пришла Марина, проведать, спросить, как дела. За разговором с сестрой Полина и забыла о том, что сказал отец, — для нее и правда большого значения не имело родство с некими неизвестными, думать об этом совсем не хотелось, тем более в такое тяжелое время. Марина, девушка активная и деятельная, настаивала на том, чтобы отец показался врачу:
— Ты плохо выглядишь, папа! Это все заметили. А мы не хотим, чтобы с тобой что-то случилось, правда, Поля? Сходи, что тебе мешает? Нельзя быть таким невнимательным к себе! Что у вас тут за папка?
Виктор Алексеевич, переглянувшись со старшей дочерью, хотел было убрать папку и замять разговор, но Полина решила не скрывать ничего от сестры и вкратце объяснила, что за документы хотел показать ей отец.
— Но меня это совершенно не волнует, я сказала, чтобы он забыл об этом разговоре!
Марина выслушала, открыв рот, потом потрясенно произнесла:
— Ну и ну, какие семейные тайны всплывают... То есть мы с тобой вовсе не сестры? То-то все говорили, что более непохожих родственников и не видели!
— Ты меня можешь считать кем угодно, хоть чужой тетей, но для меня ты навсегда останешься родной сестрой. И постарайся тоже забыть про это удочеренье, не заставляй меня жалеть, что я тебе рассказала! — недовольно сказала она. Марина согласилась с тем, что это известие не имеет никакого значения, — ведь они уже взрослые люди, какая разница, кто кого из них родил, если выросли они вместе!
Да, девочки были сёстрами, росли вместе, и особых беспокойств родителям не доставляли. Правда, нельзя сказать, что с детства они были подругами, — все же два с лишним года в раннем возрасте существенная разница! Старшая была маленькой для того, чтобы считаться нянькой для младшей, та тоже не воспринимала ее как большую. Но и ровесницами они считать друг друга не могли, — у каждой были свои игры, увлечения, и компании подружек тоже у каждой были свои. К тому же девочки были разными и по характеру, — Полина более серьезная, неторопливая, старательная; Марина активная, порывистая, часто небрежная и в учебе, и в домашних делах. И внешне они были очень разными, что частенько вызывало удивление у всех знакомых! Полина была высокой, крупной девочкой, со светлыми волнистыми, а в сырую погоду даже кудрявыми волосами, Марина маленькая, худенькая, темноволосая. Собственно, этому объяснение находилось довольно легко: старшая в отцовскую породу, младшая — в материнскую.
— У нас все тёмненькие, — объясняла Антонина Алексеевна, — Маму мою вообще в детстве цыганкой дразнили. А Витя светленький, в детстве тоже кудрявым был.
Такое объяснение всех устраивало. Почему никто из знакомых даже не догадывался о том, что одна из дочерей в семье не родная? Тут тоже всё довольно просто, — родственников у них практически не было, а кто и был, жили очень далеко и даже не общались. К тому же удочерить ребенка они решили как раз в то время, когда переезжали из своего провинциального городка в другой, покрупнее, где Виктору Андреевичу предложили хорошую работу. Так что на новое место они приехали уже с маленькой девочкой, которой еще года не было, и никаких особых вопросов не возникло. А то, что дочки не похожи друг на друга, — так это самое обычное дело, они же не двойняшки. Пока девочки были маленькие, у них у самих возникали вопросы по поводу и несходства, и отношения к ним родителей, хотя на самом деле относились они одинаково к обеим девочкам, но всё же и ревность детская существовала, и соперничество между ними. Ну а когда девочки подросли, всякое несходство их характеров, да и внешнее, как-то сгладилось, никто на это уже не обращал особого внимания. И тут вдруг такое признание отца...
Полина совершенно искренне старалась забыть все услышанное, — она действительно очень любила и маму, и отца, и сестру свою, у нее и мысли не появилось о необходимости искать родственников! Что искать, — они у неё есть, и других ей ни в коем случае не надо! Но забыть то, что узнала, она все-таки не могла... Она смотрела на отца, на Марину, и теперь нет-нет, да и проскальзывала мысль: «Я им чужая по крови, я совсем не такая, как они!». Это было нехорошее чувство, тяжелые мысли, которые она старалась не допускать, а если уж появлялись, то скорее прогонять! Но оказалось, что чувства и мысли — это нечто такое, над чем человек не всегда властен. Ей представлялось наяву это самое генеалогическое древо, (которое для ее семьи никто не составлял, конечно), — и вот ее родители, две переплетенные веточки от разных деревьев, от них пошло потомство, — тоненькая веточка Марина... А она вроде как появилась из воздуха, не было ее в этом древе! А уже от нее родился Никита, — то есть началось нечто новое, а где же это самое начало? Почему его нет? Она смотрела на фотографии дедушек и бабушек с обеих сторон и понимала, что если родители ей все же близки, потому что она жила с ними, была ими воспитана, то вот эти самые дедушки и бабушки действительно не имеют к ней никакого отношения... Полина ругала себя за такие мысли: «Ну что же вы лезете мне в голову?! Какие ещё деревья, веточки, — мы люди, а не деревья! А люди любят друг друга не потому, что они родились от какого-то корня, а просто любят! Что изменилось в моем отношении к отцу, маме из-за того, что я узнала? Сама же просила папу и Марину все это забыть, и сама же продолжаю думать об этом!». Ругать ругала, но продолжала нет-нет, да думать. Они, Виктор Андреевич и Марина, действительно не упоминали об этом усыновлении, и, кажется, забыли. «Конечно, им не трудно забыть, для них это, возможно, не имеет значения, у них и быть не может таких мыслей, а вот у меня...», — думала Полина. Но о зеленой папке с документами, в которых, возможно, были ответы на эти вопросы, она действительно не вспоминала и даже не знала о том, есть ли она, или отец ее выбросил.
Но оказалось, что сестра её не вполне забыла об их несуществующем родстве... Вспомнилось всё через год, и опять же неожиданно. У Виктора Андреевича действительно были серьезные проблемы со здоровьем. Хоть был он человеком еще не старым, но много лет проработал на вредном производстве, потому и на пенсию ушёл раньше времени, а смерть жены серьезно его подкосила. Дочерям все-таки удалось уговорить его обратиться к врачам, и весь год после смерти Антонины Алексеевны он буквально не вылезал из поликлиники, постоянно ходил то на какие-то процедуры, то для того, чтобы выписать новые лекарства. Ему совсем не нравилось это, и если бы не дочки, то сам просто давно плюнул бы, а так хоть и ворчал, но приходилось.
— Да толку от всех этих врачей! — говорил он, — Неужели вы не понимаете, что я с каждого визита в поликлинику возвращаюсь более больным, чем пошёл туда!
— Папа, ну тебе же предлагали лечь в больницу, подлечиться, а ты не хочешь! Что за упрямство, я не понимаю, — говорила Полина.
— Очень жаль, что не понимаешь. Но я тебе так скажу: от этой больничной обстановки быстрее загнёшься, чем дома! Я не чувствую себя больным, неужели ты не видишь?
И чувствовал себя, и выглядел он действительно неплохо, и всё же как ни крепился, однажды пришлось вызывать скорую помощь, и от больницы отвертеться не удалось... Дочери очень волновались из-за этого, навещали отца, и сами встречаться стали куда чаще. Полина после развода с мужем так и жила с сыном и отцом одна, хотя какие-то перемены в личной жизни намечались... Но она, как обычно, не говорила об этом даже с родными. А вот Марина вполне благополучно жила со своим мужем, тоже человеком благополучным, надежным, и была вполне счастлива... Вот только детей у нее не было, потому она частенько заходила к сестре чтобы понянчиться с Никитой, — племянника она любила. Однажды, зайдя в родную квартиру, поиграв с малышом и поболтав с сестрой о здоровье отца, она вдруг спросила:
— Слушай, я всё хочу узнать, — ты действительно не хочешь ничего знать о своих родных?
Полина поняла, о чем идет речь, и напряглась, но вида не подала:
— Чего знать? Я все о вас знаю, по-моему, — сказала она.
— Ах, не прикидывайся! Ты прекрасно понимаешь, о чем я! Я говорю о настоящих родных, кровных! Ведь у отца же какие-то документы были! Неужели тебе это неинтересно?
— Марина, ну мы же договорились никогда не упоминать об этом, — ни о документах, ни о каких-то там родных, которых я знать не знаю! И представь себе, не хочу знать. Мне даже слышать об этом неприятно.
— Ну прости, пожалуйста, не буду больше. Просто мне немного странно! Вот если бы у меня была такая история, я бы всё равно захотела узнать. Сама подумай: у нас никаких родственников нет, мы ни бабушек, ни дедушек не знали, ни теть, ни дядь... А у тебя, может, родни куча целая!
— Ну и зачем мне эта куча нужна? — уже с раздражением спросила Полина, — Ты сама о том подумай, что порядочные люди от своих детей не отказываются. Мои биологические родители наверняка какие-то маргиналы, и возможно их целая куча, я с тобой согласна, но это куча практически мусора! Ну вот узнаю я, что мои так сказать родители... то есть производители, давно спились и умерли под забором, но у меня есть десяток сестер и братьев, которые тоже пьют или сидят в тюрьмах, и что? Мне будет весело жить с такими знаниями?
— Ну да, ты права, наверное, — согласилась Марина, хотя у нее были и свои соображения на этот счет, — А почему обязательно спились, в тюрьме? Может, это вполне порядочные люди, мало ли что в жизни бывает! Может быть твои родители на самом деле умерли, но остались какие-то бабушки, дедушки, те же самые сестры и братья! Неужели ты не хотела бы их увидеть?
— Не хотела бы. И не понимаю, для чего мне это нужно! — Полину все больше раздражал этот разговор и слова сестры. Даже не то что раздражали, а обижали. Ей-то какое дело до чужих родственников? Чужих не только Марине, но и самой Полине.
— Ну всё-таки узнать о своих корнях интересно... Никто ведь не говорит, что ты должна будешь с ними общаться, — хотя бы просто посмотреть на них, узнать что за люди...
— Я не думаю, что это хорошие люди, и очень надеюсь, что у меня с ними нет никакого сходства, и ничего общего нет, что совершенно естественно, — кровное родство большого значения не имеет, я так считаю! По-моему, главное все-таки воспитание и условия жизни. У меня условия были хорошие, за это спасибо нашим отцу и матери, а этих за что я должна благодарить? За то, что я появилась на свет? Мне всё равно, умерли они или живы, сколько у меня бабушек, братьев и так далее, не интересно мне это! И твоего интереса я тем более не понимаю.
— Да ладно тебе, что ты сразу обижаешься! — примирительно сказала Марина, — Никакого у меня интереса нет, я просто спросила. Не хочешь их искать — и не надо, твоё право. Хотя знаешь, в каком-то старом фильме я видела, — детдомовская девочка приходит к своей возможной матери, и говорит: «Мне от вас ничего не нужно, я вас нашла только для того чтобы узнать, не надо ли вам что-нибудь!». По-моему, это благородно.
— А я совсем неблагородная, — отрезала Полина, — И я не хочу находить какую-то родную мать, чтобы помогать ей . У меня есть отец, который нуждается в помощи, у меня есть ты, моя сестра, у меня есть мой сын, о котором я должна заботиться! А никаким матерям, которые меня родили и выкинули, я помогать не должна!
— Всё, Поля! Я тебе обещала больше об этом не говорить, — и не буду, прости, пожалуйста, я упомянула об этом просто так, к слову.
— И совсем это было не к слову, и совершенно ни к чему, поэтому пожалуйста, закроем тему! И не будем больше об этом. Кстати, если уж такой разговор, разве ты не видела таких историй, — брошенные дети находят своих мамаш для того, чтобы что-то там узнать, а потом не знают, как от этих мамаш избавиться? Такие истории бывают гораздо чаще, чем о счастливом воссоединении семьи! Мы не в индийском фильме живем, уверяю тебя.
Разговор на этом действительно закончился, но оставил очень неприятный осадок в душе Полины. Она не понимала, почему сестра вдруг завела этот разговор! Ведь действительно её это всё, казалось бы, никак не касается. Если она считает Полину своей сестрой, то зачем ей знать о ее так называемых корнях? А сама она совершенно не хотела ничего знать! Или все-таки хотела? Слова Марины задели её, ведь и вправду, совсем не обязательно ее родные какие-то пьяницы или преступники! Ведь и правда бывают всякие ситуации, из-за которых дети попадают в детские дома! «Но это не моя история, — уговаривала себя девушка, — Моя история о том, как я оказалась не в детском доме, а в семье, и выросла как обычная родная дочь, кем бы ни были мои биологические родители. Они в лучшем случае совершенно не заинтересованы в том, чтобы я их нашла. И сами ни разу не предприняли попыток найти меня! И вообще, не об этом мне надо думать! Мне сейчас надо, чтобы отец выздоровел, чтобы сын вырос в нормальной обстановке».
Да, всё это было так, но мысли всё же не оставляли, вызывая досаду и неприятное чувство. Хотелось с кем-то посоветоваться, но с кем? Мамы больше нет, да если бы и была, то Полина никогда не узнала бы о том, что она приемная, — ведь мама этого не хотела! «А может, она что-то знала о моих родных, потому и скрывала? А зачем тогда хотела, чтобы я узнала об этом после ее смерти?», — мучилась она. И с отцом говорить не решалась, — ему и без того тяжело, ни к чему волновать такими разговорами! С сестрой? Спасибо, уже поговорила, ничего хорошего от этого разговора не вынесла! Приходилось думать самой, как бы тяжело это ни было... Впрочем, и думать она старалась как можно меньше! И кроме несуществующих в ее жизни родственников хватало разнообразных тем для раздумий! Допустим, о собственной личной жизни.
Да, она у Полины не сложилась с самого начала, — замуж она вышла не сказать, чтобы очень рано, в двадцать два года, уже после окончания института. Родители были рады тому, что дочка нашла свою любовь, но все же сомнения по поводу будущего зятя у них были . Мама даже отговаривала, просила подумать:
— Мне кажется, что твой Максим человек хороший, но какой-то он несерьезный... Шуточки, прибауточки все время! И как-то странно то, что он по имени тебя никогда не называет! «Ненаглядная, золотая, свет мой», — все это, конечно, красиво, но...
— А что здесь такого, мама? — заступалась Полина, — Может, ему не нравится мое имя, так бывает.
— Ну это уж слишком! Что значит не нравится имя любимой девушки? Такого просто не должно быть, мне кажется.
Но Полине всё это казалось несущественным, — она была влюблена! А с Максимом было действительно легко и приятно общаться, и те ласковые прозвища, которые он давал ей, тоже нравились. А то, что не называл по имени... Ну тут действительно могут быть разные причины! Проблемы начались сразу после свадьбы, — оказалось, что жить всё время как в каком-то КВНе, просто невозможно. Жить они решили отдельно от родителей, переехали в небольшую комнату в коммуналке, оставшуюся Максу от бабушки. И начались постоянные скандалы с соседями, которые были недовольны молодым человеком, — он больше всего любил компании, громкую музыку, и совершенно не соблюдал никаких правил жизни в коммунальной квартире! Появлению у него жены соседей даже обрадовало, — они сразу объявили девушке, что теперь она сама должна убирать места общего пользования и следить за своим мужем!
Но Максим и жену слушался не больше, чем соседей, — на все её замечания отшучивался, говорил:
— Ну что ты, кисуля моя с цветочками на голове, слушаешь этих скандалистов? Не хватало еще моей супруге мыть туалет за всеми! Пусть сами моют, им делать нечего, а у нас с тобой хватает более веселых занятий, разве не так?
— Так, конечно, но мы же уже взрослые, мы семья! А ты ведешь себя так, как будто ты остался веселым и беспечным студентом!
— Но я таким и остался! И собираюсь быть таким всегда, и тебе советую следовать моему примеру. Не хватало еще нам, веселым и молодым, слушать всяких ворчунов! Ты что, хочешь жить так же, как они? Я, например, не собираюсь. По-твоему семья это что, — завтраки, обеды в одно и то же время, все время одни и те же щи-борщи? Нет уж, извини, у меня совсем другие планы на жизнь ! У нас будет с тобой именно что весёлая и беспечная семья!
— Ну мы уже давно даже не студенты! — пыталась убедить его Полина, — Мы взрослые люди
— Если ты считаешь, что взрослые люди — это скучные люди, то боюсь нам с тобой не по пути! Я хочу быть взрослым, но веселым человеком! А если ты, моя жена, будешь меня не слушаться, то я тебя поколочу! — и он со зверским лицом кидался тормошить в Полину. Поначалу это было смешно и весело, но в то же время и стыдно, — вроде поженились, а вроде действительно живут как какие-то студенты. Работать Максим тоже не спешил, жили на зарплату Полины, и это девушку раздражало все больше. А его раздражало то, что она не желает перенимать его принципы! Все усложнилось после того, как Поля узнала, что ждет ребёнка, — мужа это нисколько не обрадовало:
— Ну какие еще дети? Рано нам ещё! — говорил он, — Я вообще не хочу детей, ну если только лет через десять.
— Наш ребенок появится через семь месяцев, поэтому нам надо быть серьёзнее, — убеждала Полина уже понимая, что никакой серьезности и никаких отцовских чувств от ее мужа ждать не приходится. В результате из роддома Максим ее забрал, но отвез не в свою коммуналку, а в квартиру родителей. Об этом договорились заранее, — потому что не дело же ребёнку жить в одной комнате с родителями, тем более если отец ведет такой образ жизни! А так и мама поможет, и им будет удобнее... По крайней мере удобнее молодой матери, потому что отцу это как раз было неудобно, — жить в квартире с тёщей, с тестем, с орущим младенцем, с кучей разнообразных обязанностей, которые налагал на него новый статус... Он стал всё чаще уходить в свою коммуналку под предлогом, что ему необходимо отдохнуть и поработать... При этом не работал он, естественно, нигде, денег не приносил, чем вызывал недовольство уже и не только тестя с тещей, но и жены... Все закончилось окончательным разрывом и разводом еще до того, как ребенку исполнился год. Разумеется, Полина переживала по этому поводу, даже плакала, но это прошло. Она прекрасно понимала, что совершила ошибку, но в её жизни ещё может всё наладиться! И вскоре действительно появился человек, которому она могла бы доверять!
Но беспокоило все же то, что у нее ребенок, а каким бы хорошим ни был новый муж, Никите он будет чужим человеком! Думая так, она не спешила вступать в новые отношения. А после смерти мамы, когда новый возлюбленный, Александр, так поддерживал ее, она узнала о том, что сама выросла с людьми, которые изначально были ей чужими, а стали самыми родными и дорогими! Значит, кровное родство, — это сущая ерунда! Максим остался родным отцом Никиты, но от него даже алиментов не дождешься, после развода он так и исчез из их жизни, и больше не появлялся. А вот Александр совершенно по-другому относился и к ней, и к ребенку. Жалко только мама уже не порадуется налаженной личной жизнью дочери! Хотя ее еще трудно назвать налаженной, ведь брак не заключен, хотя Саша предложение давно уже сделал. Но свадьбу пришлось отложить, — сначала Полина была в трауре, а сейчас постоянно болел папа, ведь нельзя же без него справить свадьбу! Полина ждала, когда он немного поправится. Конечно, шумного торжества они могут и не делать, но и просто зайти в ЗАГС и расписаться было бы обидно, хотелось хоть как-то, пусть скромно, но отметить это событие!
Марина была в курсе грядущих перемен в жизни сестры, и очень эти перемены одобряла:
— Я тебя поздравляю, твой Саша действительно прекрасный мужик, не хуже, чем мой Егор. Не понимаю, чего ты тянешь! Дождешься, что его перехватят.
— Не перехватят! А вообще я считаю, тут уж как судьба. Если он такой человек, что его можно перехватить, то лучше сразу!
— Ох ты, смелая какая! Не забывай о том, что у тебя ребёнок всё-таки без отца растёт, так что для тебя замужество — это не шуточки, а вполне серьезно.
— Вот именно поэтому я и не спешу скорее расписываться! К тому же не забывай, что у нас папа болен, надо его сначала хоть немного в порядок привести.
— Тут ты права, конечно, но с другой стороны сама подумай, — папа не молодой уже! Может, гораздо важнее порадовать его тем, что и у тебя личная жизнь налажена?
— Ты права, только не надо бы папу хоронить раньше времени!
— Бог с тобой, я никого не хороню! — обиделась Марина, а сестра осторожно спросила:
— Ты лучше скажи, когда ты папу собираешься порадовать внуками?
Она действительно не знала, почему у Марины с Егором нет детей, — вроде давно пора. Может, у нее такие же проблемы, как были у мамы? А Марина действительно не любила разговоров на эту тему, потому привычно фыркнула:
— Успеется! К тому же один внук у папы уже есть, хватит с него пока и одного Никиты. А мы действительно не спешим, потому что проблем еще сколько угодно и без всяких детей. Надо сперва свои дела решить, а потом уже...
Проблемы у Марины с мужем были вполне объяснимые, знакомые многим, — квартира! Вроде оба были городские, у обоих были родительские трехкомнатные квартиры, а жить было толком негде! Марина, понятно, не хотела жить с отцом, сестрой и ее ребёнком! У родителей Егора тоже «трёшка», но там подрастали двое его младших братьев. Вот и приходилось молодым снимать! Квартиру они нашли довольно дорогую, двухкомнатную, да еще и в центре города. Правда, зарабатывал Маринин муж неплохо, и у них была надежда накопить деньги и купить собственную жилплощадь! Полина, правда, считала отсутствие собственной квартиры вовсе не таким уж поводом оставаться бездетными, — в конце концов ведь они же снимают, и места там ребенку вполне хватит... Но совет давать не решалась, понимала, что для любой женщины бездетность — это больной вопрос, и неважно, по какой причине она остается бездетной. Но как бы ни осторожничала Полина, очередной разговор на эту тему вышел довольно острым, Марина неожиданно болезненно отреагировала на слова сестры:
— Дети, дети! Тебя послушать, так всё просто, — родила, на съемную квартиру принесла, раз в неделю к папе привезла через весь город, чтобы он порадовался... А мы как раз ждём, что может быть вы с Сашей поженитесь, к нему переедете, а мы сюда! Знаешь, сколько мы каждый месяц за квартиру отдаем? Мы так на свою никогда не накопим!
— Ох, прости, Мариша! Я никак не думала, что вся загвоздка в этом. Мы поговорим, и, возможно, скоро действительно переедем, — ведь тогда никаких препятствий не будет? И папа под присмотром, и мне никаких особых затруднений. Никиту скоро в садик отдавать, как раз и отдадим там, недалеко от Сашиной квартиры!
У Александра действительно была неплохая двухкомнатная квартира, оставшаяся от родителей, и она и правда могла переехать туда даже еще до свадьбы, просто как-то не подумала, что Марина будет не прочь переехать к папе. А сестра вдруг разозлилась, и даже после обещания Полины не могла успокоиться:
— Ты не думала! Кто бы сомневался, ты никогда ни о ком не думаешь, кроме себя, тебе хорошо, всем остальным хоть трава не расти! Ах, вы не можете пожениться, ждёте, когда отец поправится! А ты не соображаешь, что он может вообще никогда не поправиться? У него не насморк, а серьезное заболевание! Так бы и сказала, что ждешь, когда он умрет, чтобы потом эту квартиру себе захапать, а Сашкину сдавать!
— Ты с ума сошла Марина? Я жду папиной смерти? Да никогда мне такое даже в голову не приходило! Хорошо, я хоть сегодня начну собираться и перееду, и вы тоже можете собираться! И закончим уже этот разговор, пока окончательно не поссорились!
— Это твоя постоянная тактика, — чуть что заканчивать разговор! Переедешь ты? Да я тебе не верю, никогда ты не переедешь! И вообще я заметила что ты, после того как узнала, что не родная дочь и сестра, изменилась, совсем иначе стала к нам относиться!
Полина попыталась было остановить гневную речь сестры не понимая, в чем дело, но Марина не собиралась молчать:
— А между прочим вполне могла бы своих родных поискать! Может, у них там десять квартир и дом трехэтажный! А что, богатые, между прочим, даже чаще от детей отказываются, потому что им есть что терять! Это бедняки плодятся без всякого удержу, живут вдесятером в маленькой комнатке, и довольны! Но тебе ведь ничего подобное даже в голову не приходит, присосалась к этой квартире и довольна!
— Я не понимаю, как тебе в голову приходит то, что ты сейчас высказываешь! Извини, Марина, но я больше действительно не буду об этом говорить! Меньше всего я хочу ругаться с тобой, да еще из-за квартиры. Я же говорю тебе, что могу переехать хоть сегодня, и живите вы ради Бога! Никто тебя бездетностью не попрекает, я просто спросила...
— А я просто ответила! Сказала то, что думаю, я всегда так и делаю, а ты все время из себя овечку какую-то строишь: «Ах, не будем об этом говорить!». Вот и не говорили, а в результате получается сама видишь, что!
— Да, я согласна с тобой, получается полное безобразие. Но ты могла бы сказать, что не можете вы с Егором завести ребенка из-за того, что жить негде. А вместо этого ты наговорила кучу каких-то несусветных гадостей! В чем, интересно, выражается то, что я стала иначе к тебе относиться? Ты всегда была мне сестрой, я тебя всегда любила, и таких слов от тебя уж никак не ожидала! Поэтому я и говорю, — прекратим этот разговор, пока ты еще чего-то не наговорила!
— Я тоже не хочу с тобой ссориться, и никогда не хотела! И сейчас я ничего плохого тебе не говорю, это ты воспринимаешь всё как-то неправильно!
На этот раз сестры расстались едва ли не врагами. Полина, проводив Марину, долго сидела не понимая, что же произошло. Неужели Марина и правда думает так, как сказала? Неужели всё выглядит так, словно ее отношение к сестре изменилось к худшему? Но ведь это не так! Значит, сестра попросту неправа! Но что же теперь делать ей, Полине? И вправду поговорить с Александром и переезжать к нему? С этим проблем нет, но вот отец... Едва ли он обрадуется этому, так как всё-таки считает, что девушка до свадьбы не должна жить у мужчины.
Марина перезвонила сестре тем же вечером, извинилась, сказала:
— Прости, Поля, я тебе кажется гадостей наговорила... Но честное слово, я ничего такого и не думала! Надеюсь, ты там вещи не собираешь? Ведь и правда не надо волновать папу, ему навряд ли понравится, если ты сейчас вдруг затеешь какие-то переезды. Подождём, пока ему станет лучше. Да и Егор тоже пока переезжать не собирается, и Сашка твой, думаю, тоже пока не будет в восторге...
— Перестань, Марина, никуда я не собираюсь. То есть если бы ты сказала, что готова переехать к папе, я бы собралась, а так... Ты меня тоже прости!
— Да я-то что буду обижаться? — вздохнула Марина, и на этом инцидент, казалось бы, был исчерпан, о возможности поисков настоящих родственников Полины разговоров больше не было... Как и о переезде, потому что вскоре после этого разговора семью постигло очередное большое горе, — Виктор Андреевич скончался. На время похорон разговоры о всех возможных переездах были забыты. Полина, возможно, не вспоминала бы их и еще дольше, — но она помнила о сестре! О чём сказала и Саше:
— Ты знаешь, придётся, наверное, мне переезжать к тебе раньше, чем свадьбу сыграем. То есть распишемся, может быть, через полгода, а вот переехать... Марина все-таки очень рассчитывает на нашу квартиру! Если ты, конечно, не передумаешь жениться на мне.
— Не выдумывай, — возмутился Саша, — С какой стати я вдруг передумаю? Я только об этом и мечтаю, и согласен ждать сколько угодно. А вот если ты переедешь, я буду только счастлив, честное слово! Мне так надоело жить в одиночестве, имея собственную семью.
Да, он уже считал Полину и Никиту своей семьей, потому говорил совершенно искренне. Полина решила не дожидаться, пока Марина заведёт разговор о переезде, и начала не то что собирать вещи, а просто перебирать их, думая о том, что возьмет с собой, что оставит. Разбираясь в комнате отца, она не нашла зеленую папку и даже порадовалась этому, решив что Виктор Андреевич выкинул ее возможно еще тогда, после того разговора. Но эта папка еще появилась, и тяжёлый разговор с сестрой состоялся, правда, уже после сорока дней, — Марина огорошила Полину совершенно неожиданным заявлением:
— В наследство нам вступать надо, квартира-то была на папу оформлена. Я надеюсь, ты не против будешь, если я оформлю ее на себя?
— Я думала, что она у нас на двоих все-таки... То есть жить тут можешь, естественно, ты, я не претендую, но, сама понимаешь, это же будет несправедливо! Мне ничего, получается, не достанется от родителей, я уйду к Саше в чем была?
— Ну вот не надо передёргивать! А какое ещё приданое ты хочешь? Или Саша тебя в чем есть не возьмет? Родителей-то нет, а у тебя их, честно говоря, и вовсе не было, так что ты здесь и вовсе ни при чем! Сама подумай, ведь ты же не родная дочь моих отца и матери!
— Но... когда они эту квартиру получали, мы обе уже имелись, то есть мои метры в ней тоже есть, согласись! — Полина ушам своим не верила, неужели она слышит это от сестры?
— Соглашаюсь! Но ведь у вас с Сашей есть квартира? А у нас, получается, ничего! У него двое младших, и родители молодые, здоровые еще, так что нам ничего и не светит. И не дуйся, пожалуйста! Я тебе, сестрица дорогая, решила все же помощь оказать неоценимую... Кстати, в счет этой самой квартиры! Вот, смотри-ка! — и она протянула Полине зелёную папку, — Тебе, выходит, плевать, а я твоих родных нашла.
— Каких ещё родных, где ты их нашла? — удивилась Полина, — И что мне с ними, собственно, делать?
— А делать ты можешь всё, что хочешь. По крайней мере познакомиться можешь, я там вложила листочек с данными твоей матери. Отца, правда, не нашла, потому что о нем никаких сведений, а мать по имени и фамилии нашла, у Егорки друг один в полиции работает. И сестер там аж две!
— Спасибо тебе... бывшая сестра! — Полина отбросила папку на стол, — Вещи сегодня же собирать начну. Проверять будешь, или как?
— Ой, ну гляньте на неё, она ещё и обижается! Прожила сколько лет в родительской квартире, никто ей слова не говорил, а теперь, оказывается, я же еще в чем то виновата! Ты это брось, Поля, я тебя ничем обижать не собираюсь!
Как же горько плакала Полина на груди у Александра, проводив сестру, которая ушла с независимым видом.
— Я ее всегда любила, считала сестрой, и вот...
— Успокойся! И настоящие родственники, бывает, еще хуже поступают. Не плач, Поля, тебе есть где жить, оставь ты все как есть, Никиту не напугай!
— Да если бы папа с мамой знали... Они всегда говорили, чтобы мы дружно жили... Как мне все это понять, как простить?!
Александр, как мог, утешал Полину, но она не могла успокоиться. Нет, выплакавшись, она старалась держаться, не показывать своего состояния, но на душе было так тяжело! Однажды, бесцельно бродя по комнате в поисках «пятого угла», она в очередной раз увидела эту злополучную папку. Первым желанием было, — выкинуть с глаз долой! Но потом она поняла, что это будет неправильно, несправедливо, — она должна хотя бы увидеть, из-за чего вся жизнь пошла кувырком! Полина открыла папку, увидела стопки листков. Сверху лежал самый свежий, именно с теми сведениями, которые добыл некий знакомый Егора. Перебрав листки, она узнала имя своей биологической матери и то, что та скончалась семь лет назад... У нее остались две дочери, Анна и Екатерина, обе старше Полины... Прилагались и адреса этих сестер. «И что мне делать с этими сведениями? Знакомиться с новыми родственниками, или налаживать отношения с той, кого всю жизнь считала сестрой?», — растерянно думала она. Эти сестры ни малейшего интереса не вызывали, а вот из-за отношений с Мариной сердце ныло... И постоянно вспоминалось: «Старый друг лучше новых двух»! А тут речь не о друге, — о сестрах!
Сомнения разрешил звонок с номера телефона Егора. Полина испугалась было, но зять сразу успокоил:
— Поля, я по делу. Не знаю, что там Маринка наговорила по поводу квартиры, мне не говорит, ревет коровой. А я предлагаю так: мы ведь на свою копили, так мы тебе за твою долю заплатим. Ну то есть оценим сперва, как положено, оформим все... Как тебе такой вариант?
Полина не сразу даже ответила, что да, более чем устраивает, — помешали слезы облегчения. Похоже, с сестрой ссориться все же не придется! И только потом, успокоившись, она подумала, что и с родными сестрами стоит, наверно, познакомиться... Хотя бы просто для того, чтобы узнать про свою родную мать!
