Ретро-детектив на излёте советской эпохи
Глава столичной сыскной полиции на загляденье был колоритен и прост. Как глыба – крупный, основательный, неспешный, без суеты. С пышными бакенбардами, какие рисуют на старинных портретах. И регулярно нюхал табак. Это занятие он проделывал с нарочитым удовольствием, вынимая из табакерки очередную понюшку, не смущаясь ни присутствия вельможи, ни брезгая в этот момент общением с мелкой сошкой.
Понюшка табаку равняла всех. Но и панибратства господин Путилин не допускал, и также прозорливо старался вовремя уйти из-под начальственного удара. Гнев высокородных особ был страшен, но слеп и кратковременен, как майская гроза, ибо, по сути, был проявлением стихии, пришедшей из высших сфер, и обычных дел на земле не касался. А сыщик Путилин занимался именно обычными делами на земле – ловил воров, разбойников и душегубов, которые редко дотягивались до высоких господ.
Но однажды всё-таки дотянулись. 25 марта 1871 года в Санкт-Петербурге был убит австрийский военный атташе – князь фон Аренсберг. Случай был из ряда вон. Когда Путилин прибыл на место преступления, в дом князя на улице Миллионной, в глазах у него зарябило от золотых эполет и дорогого шитья на мундирах. Дело грозило перерасти в международный скандал, и всякий высокий чин Петербурга, по ведомству которого проходил убитый иностранный дипломат, счёл за обязанность прибыть в особняк жертвы.
Пока Иван Дмитриевич из-под своих косматых бровей осматривает место преступления, опрашивает свидетелей, строит гипотезы и нюхает табак, зажмурившись на один глаз, рассмотрим случай самого господина Путилина. Когда-то он проживал в исторической действительности, в позапрошлом девятнадцатом столетии. Служил в петербургской уголовной полиции, поднялся до поста её главы. Вершил по своему разумению и совести правосудие, заработал среди горожан славу честного служаки и отважного борца с преступностью. Вышел в отставку и надиктовал одному, как утверждают, посредственному литератору свои мемуары. Именно эта книга под названием «Сорок лет среди воров и убийц» и послужила век спустя источником вдохновения для молодого писателя Леонида Юзефовича, школьного учителя из Перми.
Сначала в журнале «Урал», а потом в сборнике «Арена: политический детектив» в 1988 году выходит его повесть «Ситуация на Балканах». Тираж по советским мерках не бог весть какой – 100 тысяч. И если бы не снятый тремя годами позже по этой повести фильм, возвращение сыщика Ивана Путилина прошло бы малозамеченным.
Впрочем, и фильм режиссёра Виктора Кобзева не снискал фанфар критиков и не вызвал зрительского ажиотажа. Он словно попал в межвременье, так как всецело соответствовал вкусам почти ушедшей эпохи, а на экран проник уже в эпоху новую – в 1992 году.
Жанр фильма «Сыщик Петербургской полиции» – детектив. Но втиснуть его в формат непросто. Интрига – уголовная, главный герой – полицейский сыщик. Дело, которое он расследует, затрагивает высшие интересы Российской империи – значит детектив политический. Однако без иронии в этом фильме никуда, потому как действующие лица нередко ведут себя как в водевиле или откровенном фарсе, или, если хотите – балагане. Перед нами стилизация: манеры манерны, а речи героев пронизаны милыми архаизмами, которых, впрочем, в меру. В этом пункте экранизация в точности идёт за книгой. Если бы фильм вышел пятью годами ранее, он бы идеально вписался в традицию советского иронического детектива.
Свердловская киностудия, запуская в производство фильм о сыщике Путилине, явно рассчитывала на коммерческий успех. И это был, пожалуй, единственный её просчёт в отношении «Сыщика Петербургской полиции»: в 1989 году ещё зардели надежды на то, что система выправиться, что кинопрокат даст отдачу, ведь советские кинематографисты получили долгожданную свободу от цензуры и предписаний. В отличие от амбициозных своих коллег, мечтавших снимать вычурное авторское кино, режиссёр Виктор Кобзев шагал в сторону кинематографа зрительского. Он опробовал свои силы на кинофантастике («Похищение чародея») и потрудился на исторической ниве («Золотая баба») и, приступая к экранизации повести Леонида Юзефовича, был полон энтузиазма удивить и порадовать широкую публику до-шерлок-холмсовским детективом.
Всё для этого складывалось как нельзя лучше. Режиссёр совместно с автором повести сочинили остроумный сценарий, отбросив всё лишнее. Сто тридцать страниц неторопливой авторской прозы превратились в поджарый динамичный сюжет, разбросанные по повести события сгруппировались в нескольких локациях (привет Аристотелю, который настаивал, чтобы драма соблюдала единство времени и места). И вместо длинного словоохотливого вступления фильм обрёл резкий старт. Едва ли не в первом кадре Иван Дмитриевич Путилин бросался в пролётку и командовал «в погоню, за ним!» И несли его залётные по обшарпанным улочкам Петербурга – за иродом и «ангелом мщения» Ванькой Пупырём. Были в этом лихом и диком прологе и перестрелки, и трюки с кувырком, и бег по чердакам и крышам, и висение на одной руке под карнизом.
Слава богу, судьба не требовала от Путилина проделывать всё вышеназванное самолично. Помощники-то на что? Колоритнейшие субъекты, между прочим…
Уплотнение игрового материала сказалось в пользу жанровой природы фильма. История, которую Юзефович выдавал за пересказ чьих-то слов, – как бы неточный, драматургически рыхлый, – на экране стилистически определилась. Стало похоже на водевили француза Эжена Лабиша – с весёлой кутерьмой и курьёзными встречами. Можно, к примеру, увидеть общее у «Сыщика Петербургской полиции» и «Соломенной шляпки». И там и там нашлось место пряткам дам и господ в чужом доме, наличествует сентиментальная любовная линия, в обоих сюжетах кипят нешуточные страсти – ревность, желание мщения (и всё это слегка преувеличенно, с аффектом), действуют муж-рогоносец и вспыльчивый гвардейский офицер, поминутно выхватывающий саблю (оба поданы комически). Вдобавок удачно найдена композитором Альгирдасом Паулавичюсом музыкальная тема, которую можно охарактеризовать как венский вальс – ведь события крутится вокруг жертвы, убитого дипломата из Вены. Вальсирующий мотив проходит сквозь весь фильм, но он приземлён тяжёлыми обертонами (в лучших традициях Николая Гаврилова и Альфреда Шнитке). Да, в этой истории много забавного, даже комического, но дело-то серьёзное – убийство! И это дело грозит последствиями.
Специфическую природу фильма-стилизации поняли все члены съёмочной группы, начиная от гримёра и художника по костюмам и заканчивая актёрами. Уже в повести Леонид Юзефович заложил остроту ежеминутных столкновений между представителями разных классов – в диалогах, в поведении, в назревающих ситуациях. Режиссёр Виктор Кобзев добавил этим взаимодействиям перчинки. Так, например, в повести частный пристав, радуясь ценной улике, приносит Путилину чью-то отрезанную голову (как выяснилось позже, украденную студентами-медиками из анатомического театра). В фильме же он буквально подсовывает сей экспонат под нос чинно обедающему сыщику. Мало того, что Путилин регулярно наведывается на кухню дома князя Аренсберга, чтобы совместить полезное с приятным – допросить повара и откушать за счёт припасов убитого, так ему ещё и аппетит портят такими вот экспонатами:
- Да я тебе кто? – кричал Иван Дмитриевич. – Ирод, что ли? Чингисхан? Дракула?
Хороши буквально все. Действующих лиц этого «водевильного» детектива забыть трудно. Каждый участник драмы ведёт свою партию уверенно и остро, высекая из реплик и мизансцен искры. Жандармский ротмистр Певцов в исполнении молодого и прыткого Юлиана Макарова (будущего телеведущего канала «Культура») составил достойный дуэт сыщику Путилину, выдвигая одну завиральную теорию за другой. Не самый, прямо скажем, известный актёр Сергей Парфёнов изобразил своего гвардейского поручика (ухватившего за нос Путилина) с темпераментом и обликом гоголевского Ноздрёва. Что уж говорить про таких корифеев советского театра и кино, как Всеволод Ларионов (в роли графа Шувалова) и Альберта Филозова (граф Хотек), умевших играть на нюансах даже в гротескных сценах.
Однако вернёмся к Путилину.
Кто бы мог подумать, что актёр Пётр Щербаков, имевший за плечами вереницу ролей советских бюрократов, превратится в прелестного в своей «старорежимности» главу петербургской полиции Ивана Путилина? А в его монументальной фигуре отыщется удивительная подвижность? Речь даже не о трюковых чудесах, которые за Щербакова выполняют каскадёры – и так ловко, что подмену актёра в опасных драках не разглядеть. Речь о гибкости сыщика, которую Пётр Щербаков разыграл с блеском, ни разу не поставив под вопрос образ Ивана Дмитриевича, а сделать это было непросто, учитывая, что в прозе сыщик раскрыт полнее и чувствует себя раскованнее.
Судите сами. В книге сыщик Путилин много рассуждает во внутренних монологах, как правило, в форме непрямой речи. Строит гипотезы, сомневается, вспоминает яркие эпизоды из жизни, грезит видениями. Литературный Путилин как бы медленно раскачивает свои когнитивные способности, настраиваясь на волну преступления. Так писатель Леонид Юзефович реконструирует «метод Путилина». Померещился ему на Невском проспекте одинокий волк, мысль скачет дальше – к виду разрушенных столиц Европы, к возможной войне – причиной которой станет он, сыщик Путилин, если не найдёт убийцу. На заднем плане в этот момент препираются между собой два сановника – австрийский и русский. Иван Дмитриевич уже и не прислушивается к ним, мысли сами подводят его к осознанию миссии: лишь тогда он будет чист перед Россией, когда установит истину – она же есть справедливость. Таков его побудительный мотив к расследованию.
«Закадровые» размышления Путилина рисуют нам по-человечески разноплановый портрет столичного сыщика. Без фанфаронства и зазнайства. Глава сыска оказывается ближе к простому люду, чем к сиятельному графу Шувалову, своему начальнику. С общегражданских позиций рассуждает он о чести страны, истинной справедливости и милосердии. Разумеется, здесь нет ничего от карбонария, зато много житейской мудрости. За свою многолетнюю службу Путилин пообтёрся об острые края сословных противоречий, насмотрелся неправедной роскоши и рабочей нищеты, но достоинства своего не растерял, а живости ума только прибавил. Читатель, следуя за изложением таких мыслей, словно подсаживается к Ивану Дмитриевичу во время задушевной беседы.
Ещё среди нестройных размышлений Путилина встречаются перлы, достойные Шерлока Холмса. Например: «…В заговорщиков Иван Дмитриевич по-прежнему не верил. Раб опыта, он знал, что хитросплетения обычной жизни сложнее любой интриги, а случай и страсть – самые коварные заговорщики». Сравните с высказываниями лондонского сыщика из рассказа «Установление личности»: «…Жизнь несравненно причудливее, чем всё, что способно создать воображение человеческое. Нам и в голову не пришли бы многие вещи, которые в действительности представляют собою нечто совершенно банальное». Можно пожалеть, что мысли Ивана Дмитриевича выпали при переносе сюжета на экран. Что поделаешь, кинематограф диктует собственные правила, особенно это видно на материале экранизаций. Режутся литературные излишки, а внутренняя речь – первейший кандидат на выброс.
Между тем, размяв все за и против, перетерев обрывки воспоминаний, подшив к делу сомнения, петербургский сыщик переходит к действию – с лёгким сердцем отпускает невиновного или вмешивается в допрос, рискуя перед начальством своей карьерой. Размышления заканчиваются – и Путилин вступает в действие. Так выстроена проза.
В фильме, повторюсь, этой внутренней стороны жизни Ивана Дмитриевича нет. Актёр сразу вброшен в калейдоскоп событий – и реагирует на них герой Щербакова молниеносно. Повелительным жестом, зычным окриком – когда Путилин подгоняет своих молодцов-помощников. Шутливым тоном, рыцарским обхождением – когда выведывает у дамы сердечные тайны. Вопросительной позой и недовольной гримасой – в словесных баталиях с жандармским ротмистром Певцовым. А в баталиях не словесных – балетно отпрыгивая от сабли гвардейского поручика. Достигнув маленькой победы, Путилин сияет лицом, как озорной мальчишка, выбивший рогаткой склянку на заборе. В сии моменты крупные планы с Петром Щербаковым очень выразительны. Зритель просекает, что у этой пластичности лица и тела прямая связь с подвижностью розыскного ума, что Путилин, в отличие от жандармских чиновников, зря времени не теряет, что у него мыслительный процесс беспрерывен даже, когда он самозабвенно нюхает табак и вкусно обедает за чужой счёт в харчевне. Остаётся подивиться ещё раз, сколь умело такая витиеватая проза была переработана в сценарий, а исполнитель роли обрёл щедрые возможности для актёрского существования.
На встречах с читателями и в интервью Леонид Юзефович любит вспоминать эту экранизацию своей повести, непременно восхищаясь игрой Петра Щербакова: «вот кто настоящий Путилин!» Однако когда речь заходит о следующей экранизации, взгляд автора грустнеет: «нет, второй фильм мне не нравится, не то, не получилось». В 2007 году, шестнадцать лет спустя после фильма Виктора Кобзева, известный актёр и режиссёр Сергей Газаров предпринял попытку нового переложения историй про сыщика Путилина, в данном случае на телеэкран. Экранизация строилась как многосерийная. Юзефович к тому моменту успел сочинить новые истории по петербургского сыщика. Окрепшее в производстве сериалов, в том числе по русской классике, отечественное телевидение не боялось уже замахиваться на Достоевского и Булгакова. Сложносочинённые романы с авторскими отступлениями и длинными монологами теперь не пугали продюсеров. Казалось, у повести «Ситуация на Балканах», переименованной автором в «Костюм Арлекина», появился шанс на более обстоятельное прочтение.
Сериал – дело не столь экономное на время, в отличие от фильма для проката. В него можно уложить запутанное следствие, с множеством ложных ходов и безумных версий, с десятком причастных лиц, и, конечно, с самобытными рассуждениями Ивана Путилина. Однако режиссёр Газаров двинулся по проторенному пути, решив повторить найденный Кобзевым стиль – «водевильный» детектив. Но если в предыдущем фильме игровая стихия приятно контрастировала с величавой размеренностью Путилина в исполнении Петра Щербакова, то в новой версии подобный контраст исчез. Испарился Путилин-скала, вокруг которого бушевало море страстей. Во все поры сериальной версии проникла какая-то мелкая суетность. Возможно, из-за особенностей актёрского темперамента Владимира Ильина, выбранного на главную роль (лучшего на тот момент кандидата). Но в первую очередь, надо полагать, из-за характера производства, близкого к спринтерскому забегу.
К тому же две серии, выделенные на экранизацию повести, не сильно прибавили в хронометраже – на двадцать минут в сравнении с картиной Свердловской киностудии. От некоторых сюжетных линий даже пришлось отказаться в угоду сценам с бурной семейной жизнью главы полиции (чего в повести не было). Правда, в большинстве ролей оказались задействованы видные артисты: Евгений Стеблов в образе графа Шувалова смотрелся неожиданно, ротмистр Олега Шкловского постарел и сменил фамилию с Певцова на Зейдлица, а графом Хотеком оказался сам Завулон из «Ночного дозора», в миру Виктор Вержбицкий. При этом некоторые эпизоды наводили на подозрение в нескладной и сырой актёрской импровизации. Словом, у многих зрителей после просмотра осталось впечатление разыгранного на скорую руку телеспектакля.
Александр СЕДОВ (с)
другие мои статьи и переводы: О ретро-детективе "Хитровка. Знак четырёх" / Что шпионы ЦРУ думают о разведчике Штирлице - 1 часть, 2 часть, 3 часть / Ну и рожа у тебя, Шарапов / "На задней парте" - угарные мультики, очевидные и невероятные / "Вау!" - американский зритель о нашем фильме "Десять негритят" / Испанский марксист о "национальной бомбе", заложенной под СССР / "Yes, превосходно!" - американский зритель о "17 мгновениях весны" / Уставший комиссар Мегрэ / Герберт Уэллс и Конан Дойл - братья навек / Квартира Шерлока Холмса: образ дома в советском кино / Наш Холмс как икона / / Будет ли киномузыка снова великой? / Кристиан из Квебека: "Как понять советскую кинофантастику?" / Что значит "родное кино"? / и т.д. -- -- вознаградить за публикацию: моя карта Сбербанк - 4817 7602 8381 4634 - Или здесь https://yoomoney.ru/to/410011142676475