Найти в Дзене
Александр Седов

Герберт Уэллс и Конан Дойл - братья навек

1. Если вы собрались поколебать устои земной цивилизации, начинайте с викторианской Англии. Железная дорога – её становой хребет. С железнодорожной романтикой я повязан с детства, через пригородную электричку, возившую меня из города на дачу и обратно. Бывало, что меня сопровождала книга "Война миров". Станция Уокинг, которую марсиане атаковали первой, на тагильском направлении не значится, но с той поры она для меня как родная. А название главы XII «Разрушение Уэйбриджа и Шеппертона» ласкает мой слух не меньше, чем привычные уральские топонимы Аять и Шувакиш. Недавняя премьера мини-сериала «Война миров» поколебала мою веру в разумность землян, а конкретно – в разумность английских продюсеров. Замахнулись на Уэллса, а получился фанфик в викторианских декорациях. Местами сценарные находки были остроумны и впечатляющи. Но чаще смотрелись неуместными и отсебятиной. В финале мы видим жизнь на Земле а-ля «постапокалипсис»: победа над марсианами оказалась пирровой, почва засорена и не плод

1.

Если вы собрались поколебать устои земной цивилизации, начинайте с викторианской Англии. Железная дорога – её становой хребет. С железнодорожной романтикой я повязан с детства, через пригородную электричку, возившую меня из города на дачу и обратно. Бывало, что меня сопровождала книга "Война миров". Станция Уокинг, которую марсиане атаковали первой, на тагильском направлении не значится, но с той поры она для меня как родная. А название главы XII «Разрушение Уэйбриджа и Шеппертона» ласкает мой слух не меньше, чем привычные уральские топонимы Аять и Шувакиш.

Недавняя премьера мини-сериала «Война миров» поколебала мою веру в разумность землян, а конкретно – в разумность английских продюсеров. Замахнулись на Уэллса, а получился фанфик в викторианских декорациях. Местами сценарные находки были остроумны и впечатляющи. Но чаще смотрелись неуместными и отсебятиной. В финале мы видим жизнь на Земле а-ля «постапокалипсис»: победа над марсианами оказалась пирровой, почва засорена и не плодоносит, атмосфера окрашена красными ветрами, как на Марсе, климат засушливый, люди болеют. Но в этих условиях главная героиня отчего-то ходит с гривой волос до пояса. Хотя из опыта Первой мировой войны (и нашей Гражданской) известно, что женщины в период лихолетья стриглись коротко – бушевал тиф.

-2

2.

Роман Уэллса написан «автором-очевидцем», и в этом особая его прелесть. Не бродяга в стоптанных башмаках, не безумец ученый, не капитан дальнего плавания, а простой английский обыватель из «миддл-класса» (заслуживающий доверия свидетель) рассказывает нам о прибытии корабля марсиан на вересковую пустошь близ Уокинга и о последующем захвате Лондона.

«Ничего этого не было», - с полным основанием мог заявить Жюль Верн, доживший до публикации романа Уэллса. Не было теплового луча, не было разрушения Уэйбриджа и Шеппертона, боевые треножники марсиан не входили в Лондон. Рассказчик всего-навсего свалился в грозу с лошади, и ужасы марсианской оккупации, красная трава и чёрный газ – это надиктованный им в бреду сон. Английская столица благополучно пережила рубеж веков, шагнув из викторианской эпохи в эдвардианскую.

Но здравый смысл не дает поверить в такое простое научное объяснение, которое низводит художественный вымысел до уровня исторической правды. И в этом огромная заслуга Герберта Уэллса как рассказчика. Его герой, чьими глазами мы видим исход беженцев из Лондона, и чьей рукой написаны строки, которые мы читаем, наделён такой властью документальной убедительности, как, вероятно, доктор Ватсон в те же годы, описавший погоню катеров по Темзе.

-3

Не случайно манера Герберта Уэллса так близка дойловской. Присущий обоим авторам описательно-аналитический взгляд на вещи, жадный до деталей, но осторожный в подборе свидетельств вырастает как бы из самой сути консервативного викторианского общества. Конан Дойл и Уэллс будто пробуют на прочность рационализм английского обывателя.

Вот перед нами почтенный университетский профессор – у него дочь, кафедра, научная репутация… И вдруг – он опускается на четвереньки, рычит, лазает по деревьям, - и эти немыслимые для здравого рассудка вещи фиксирует в своём блокноте Ватсон. Причина профессорского «безумия» проста – он решил стать молодым, и теперь впрыскивает себе сыворотку, приготовленную из крови бабуина.

-4

Впрысните в этот поздний дойловский сюжет чуть больше юмора и абсурда, и перед вами – ранний уэллсовский. Подобная история могла соседствовать с рассказом Уэллса о мистере Пайкрофте, принявшим древнеиндийское снадобье от лишнего веса, но утратившим в итоге земное притяжение (теперь он вынужден носить свинцовые подштанники, дабы не улететь в стратосферу).

В те времена публиковалось немало рассказов, героями которых становились учёные-одиночки, энтузиасты-естествоиспытатели, чудачества которых легко переходили в безумства. Но Конан Дойл и Герберт Уэллс казались на удивление достовернее, «реалистичнее» многих. Возможно, потому, что оба играли в одну игру с реальностью. Их «автор-очевидец» был делегатом от реальности, за которой стоял научно-технический прогресс – с телеграфом и паровозом. С другой стороны, «автор-очевидец» являлся доверенным лицом читателя, которому присущи скепсис и ирония. (Джозеф Конрад в письме к Уэллсу назвал его «реалистом фантастики».)

В рассказах о Шерлоке Холмсе это качество заложено жанром изначально. Мистика – это еще не раскрытый фокус мошенника. Сыщик устраивает сеанс разоблачения, а врач – протоколирует. Союз, скрепленный медициной, химией, логикой и юриспруденцией. Научный прогресс на службе здравого смысла – торжество девятнадцатого века. В такую реальность нельзя не верить, даже когда профессора лазают по деревьям, змеи жалят по приказу, а дикие туземцы скачут по крышам Лондона.

Именно так, медицина и юриспруденция – столпы викторианского здравомыслия. Примечательно, что один из первых своих детективных романов Конан Дойл написал от имени студента-юриста – неподкупного на выдумки свидетеля. Но и здесь, в «Тайне Клумбера», автор не обошелся без мистики, правда, ровно настолько, чтобы усилить правдоподобие.

-5

Возникшие на пустынном побережье Англии индийские буддисты – лишь исполнители предначертанной воли, подтверждают заведенный в мире порядок: совесть – главный Судия. Боевой английский генерал, ветеран индийской кампании, защитник империи, лично открывает им дверь, сам отдается в руки их правосудия, сам шагает к страшной бездонной воронке среди трясины. Студенту-юристу остается лишь фиксировать путь по следам:

«Никто никогда не узнает подробностей этого дела, - пишет автор-очевидец. - …Нигде не было видно следов борьбы или попытки спастись бегством. Мы встали на колени у края ямы и попытались заглянуть в нее. Из нее поднимались нездоровые испарения, из глубины доносился грохочущий звук воды. Около нас лежал большой камень, и я швырнул его вниз. Но мы так и не услыхали звука или всплеска».

Знакомая авторская формула: свидетель оставляет истину недосказанной, но фактом своего присутствия помогает рассказу казаться правдоподобным, это и подкупает нас, читателей.

Александр СЕДОВ (с)

другие мои статьи и переводы: Как экранизировать "Войну миров" Герберта Уэллса? / Наш фильм "Властелин колец" - каким он мог быть: гипотеза - 1 часть, 2 часть, 3 часть / "Десять негритят" - их взгляд на наше кино / Как Жюль Верн исправил Эдгара По / цикл эссе "Хоббит в валенках": 1 часть, 2 часть, 3 часть, 4 часть, 5 часть, 6 часть, 7 часть, 8 часть, 9 часть, 10 часть, 11 часть, 12-13 часть, 13 часть (дополнительная), 14 часть / Гамлет в плену у Сталина / Как возродить детский кинематограф? / и т.д.
#герберт уэллс #викторианская англия #конан дойл #фантастика #английская литература