Мама Риты умерла рано, ещё и пятидесяти не исполнилось. Отец в горе запил было горькую, но дети вовремя всполошились. Три брата, все городские, ежедневно названивали сначала отцу, потом Рите.
- Сеструха, я по голосу слышу – уже принял! – волновался средний. – В баню, говорит, собираюсь. Беги к нему, как бы баню не спалил.
Рита бежала. Из одного конца деревни в другой, прижимая к себе маленького сына-грудничка. До вечера караулила отца и уходила, только когда он засыпал.
Трудное было время – отец, взрослый и умный мужчина, вёл себя, как разбалованный ребёнок. Обижался по пустяками, требовал не вмешиваться в его жизнь, и вообще не совать нос в его дела.
Потом, правда, приходил в себя и виновато улыбался:
- Ты не слушай меня, Ритка. Я иногда сам не знаю, что говорю. Ну как, как она могла умереть? Детей бросить, меня бросить?
- Папа!
Отец тяжело вздыхал:
- Говорю же, не слушай меня. Покушать сготовишь отцу?
- Конечно, папа, чего ты хочешь? Я в выходной приду, огород прополю. Ты поливать не забывай, а то ведь засохнет всё.
- Говорил тебе – не надо было ничего сажать, - ворчал отец.
- Если не сажать – земля зарастёт, - осторожно напоминала Рита.
Пока была жива мама, огород был в идеальном стоянии. Она всё успевала – и на ферме поработать, и дом в порядке содержать. А уж сколько труда и заботы мама вложила в землю! Как же теперь позволить ей зарастать полынью и бурьяном?
- Хорошая ты у меня, доча. Люблю тебя. Всех вас, детей своих, люблю, но тебя люблю по-особенному.
Рита считала, что по-особенному – потому, что одна она у отца девочка. Даже приятно было, что остальные все мальчишки и у неё нет конкурентов.
Два года Рита разрывалась между своим и папиным хозяйством. Братья приезжали часто, только они же отдыхать приезжали, а не работать. Муж Риты, Саша, сначала пытался удержать её дома, они даже ругались из-за того, что она постоянно помогает отцу. Потом папа нашёл себе женщину и Рите стало полегче.
Тётя Аня Рите не нравилась: шумная, наглая, она бесцеремонно перешивала на себя мамины вещи и носила её украшения.
- Папа, почему ты ей позволяешь? – обижалась Рита.
- Дочь, ты бы не лезла в мою жизнь. То братья твои тут командуют, то ты. Сам разберусь. Хочешь, чтобы я опять один -одинёшенек куковал? Ты прибежала и убежала, а я ходи по пустому дому из угла в угол. По твоему, между прочим, дому. Скоро крышу чинить надо.
Про крышу уже напоминала тётя Аня:
- Ритка! Дом твой, а крышу мы с отцом должны чинить? Совесть у тебя есть?
Муж, узнав про их запросы, строго сказал:
- Ни копейки. Они в доме живут, им и ремонт делать.
Отец тогда сильно обиделся, но денег Рита не дала – у них с Сашей был общий бюджет и все крупные расходы оговаривались на семейном совете. Не могла она пойти против мужа.
Время от времени за дом ей выговаривали и братья.
- Как так? Мы все – дети, а дом мать на тебя оформила? Нам даже доли нет? Ритка, тебе самой не стыдно?
Рите было стыдно, но нарушить мамину волю она не могла. Дом изначально был мамин и она распорядилась им по своему усмотрению.
- Рита, доченька, ты девочка, а девочке нужен свой угол. Братья твои сами себе заработают, а у тебя что-то должно быть. Когда жильё есть – и в жизни легче. С братьями смотри, не делись – всё равно не оценят, продадут, а деньги их жёны на красивые тряпки растратят. Мы с отцом твоих братьев вырастили, выучили, всем старт дали. А ты пошла в мужнин дом, и учиться, глупышка моя, не захотела. Мёдом тебе в деревне намазано?
С учёбой, к сожалению, не получилось. Рита так и не призналась маме, что отказалась поступать в колледж после приватного разговора с отцом.
- Ты на кого нас с матерью бросаешь? – упрекал он. – Одна дочь, и та хочет из деревни в город сбежать! Матери кто поможет? А состаримся, обезножим – будем, как два бревна, на полу валяться?
Рита осталась. Пошла на ферму и далеко-далеко запрятала свою мечту стать воспитательницей в детском саду.
Тётя Аня жила с отцом, пока он не начал болеть. Сначала она ещё как-то терпела, постоянно вызывала на помощь Риту.
- Иди сама со своим папашей возись! – кричала она.
Потом тётя Аня притихла и даже перестала выговаривать Рите, что она не нанималась в сиделки.
В один тихий летний вечер тётя Аня исчезла из их жизни и из деревни навсегда. Захватила всё более-менее ценное и уехала в неизвестном направлении.
Отец долго не мог успокоиться, то ругал Аньку-подлюку, то горевал и плакал, что она его бросила.
Рита хотела забрать папу к себе, но тот неожиданно упёрся.
- Не хочу у тебя жить! Шум, гам, дети твои по дому носятся, как угорелые. И Сашка мне твой не нравится, больно умничать любит.
- Папа, не называй его так, - попросила Рита. – Он Саша, Александр, а не Сашка. У нас дети растут, а ты моего мужа будешь при них, как пацана подзывать.
- Поучи ещё отца! Сказал – не поеду, значит – не поеду. Мне и тут хорошо.
Папе-то, может быть, было хорошо – на купленной Ритой инвалидной коляске он передвигался вполне уверенно. А вот Рите как? Каждый день на другой конец вольготно раскинувшегося в долине посёлка не набегаешь. А надо бы и не один раз в день.
- Нет, это не дело, - решил Саша. – Сам с ним поговорю.
Разговор результата не принёс. После него отец плакал и жаловался Рите на Сашу.
- Ещё и угрожает мне, мол, силой тебя перевезём, раз не хочешь по-хорошему. Ритка, мне жить осталось всего-ничего, дай в родных стенах остаться. Ты же дочь мне, я же тебя кормил, воспитывал, любил тебя! Пожалей отца!
Братья, которые теперь приезжали значительно реже, горячо поддержали папу.
- Сеструха, не стыдно тебе? Трудно к папке раз в день забежать, или тарелку супа жалко? Раз так, мы скинемся и платить тебе будем, как сиделке.
- Не надо, - вспыхнула от обиды Рита.
- Тогда не обижай старика, ему и так тяжко. Ты с ним помягче, поласковей. Сама знаешь – у отца характер сложный. Если помощь нужна – звони, мы всегда на связи.
От того, что братья в самом деле всегда были на связи, толку было мало. Разве что лекарство нужное закажут или пелёнок. Приехать и пожить с отцом хоть немного, не согласился никто из троих. Папа же, когда узнал, что Рита ведёт с братьями такие разговоры, искренне возмутился.
- Совесть у тебя есть? Она в городе работают, пашут, как кони в поле, а ты им хочешь меня сбагрить! У каждого жена, дети – что, всю семью сюда потащит?
- Пап, ну раньше же тащили? Приезжали сюда погостить, с детьми и жёнами, даже с друзьями. Когда мама была жива, потом, когда ты был на своих ногах.
- То раньше было, - сердито отвечал отец. – Что было – то прошло.
К Ритиной радости, организм у отца оказался крепким – он прожил без рецидива до семидесяти лет.
Ухудшения случилось резко. Капельницы и уколы как-то поддерживали усталое сердце, но уже было понятно, что долго отец не протянет.
Рита вызвала братьев:
- Приезжайте, - плакала она в трубку. – Прощаться надо, а то, боюсь, не успеете.
Первой папа пожелал поговорить с Ритой.
Он долго откашливался, потом пил воду маленькими глотками.
- Чего сказать хотел тебе, Ритка. Я же, знаешь, почему по-особенному тебя люблю?
Рита отрицательно покачала головой – пусть папа сам скажет.
- Потому, что ты – не моя дочь, - усмехнулся отец.
- Что? – не поняла Рита.
- То! Я женился на твоей матери, когда она уже была беременная тобой. Правда, обмануть меня не пыталась – честно сказала, что три месяца срок, аборт делать поздно, но она и не собиралась. Я любил её, сама знаешь, какой твоя мать была – добрая, ласковая, всё в руках горело. Чтобы голос повысила на меня или, как другие бабы, баловства всякого требовала – никогда. Колечко подаришь – вся от счастья засветится.
Отец опять глухо закашлял. Рита торопливо подала ему стакан, придержала, пока пил.
- Вот и простил я ей, принял такую, какая есть. И тебя принял. Не обижал же я тебя, Ритка?
- Нет, - тихо выдохнула она.
Говорить почему-то было больно, горло словно перехватило железным обручем.
- Теперь, хочу, чтобы ты знала – ты мне, Ритка, не родная. И родной никогда уж не станешь. Что заботилась обо мне – благодарить не буду. Я тебя вырастил, ты мне по гроб жизни обязана. Слышишь, нет?
Рита кивнула. Слёзы тёплыми солёными струйками текли по щекам. Почему-то сейчас, только сейчас, она начала понимать, что догадаться надо было значительно раньше.
- Дом материн продай, деньги подели на всех – это тебе моё последнее слово.
- Я обещала маме, - начала Рита, но отец её перебил.
- Я сказал – продай! Обещала она!
Почему же Рита сама не догадалась?
В детстве, когда ловила на себе насмешливый отцовский взгляд. Ловила и не могла понять – почему папа так смотрит?
Когда мальчиков отец брал на рыбалку, а ей давал задание – прополоть огород или подмести двор. Она же девочка, а значит, должна помогать маме.
Когда её успехам вроде как и не радовался, а принимал, как должное. Когда мама украдкой смахивала слезу и уверяла, что ей в глаз попала соринка.
Да что же Рита такая слепая-то была! Разве она не чувствовала, что папа не рад ей и вечерами слушает только братьев?
Нет, не чувствовала. Она искренне считала, что отец её любит, только любит по-особенному.
Похороны Рита не запомнила. Спасибо мужу, он позаботился обо всём необходимом, вызвал братьев и заставил их принять участие в хлопотах.
На девять дней за столом собрались только свои.
Детей Рита накормила отдельно и отправила во двор, чтобы не слушали взрослых разговоров.
- Вы знали? – строго спросила она братьев.
Они замялись, переглянулись.
- Знали, - признался самый младший. – Нам папа всё рассказал, когда мама умерла. Сказал, что нам не надо ему помогать. Мол, не зря же он тебя столько лет растил.
Рита кивнула. Саша взял её за руку, успокаивающе погладил по ладони.
Боится муж, что она опять заплачет. Нет, не будет больше плакать – и без того все слёзы выплакала.
- Дом мой. Что вам оттуда надо – заберите. Даю неделю на вывоз. Потом я дом сдам, доступа туда больше не будет.
Сказала – и замерла. Ну же, братья! Ну! Ответьте что-нибудь! Ведь вы же – мои братья! Скажите, что наши отношения и семья дороже любой мебели, что я – вам родная, хотя бы наполовину. Что вы обеспеченные люди и не нуждаетесь в поцарапанной микроволновке. Что вы благодарны за уход и заботу об отце!
- Офигела? Тебе папа чего сказал? Ты его последнюю волю не уважаешь? – хором возмутились братья.
Саша стукнул по столу кулаком:
- Цыц! – рявкнул муж. – Забыли, за чьим столом сидите?
- Я уважаю последнюю волю мамы, моей мамы, - сказала Рита. – Дом мой и продавать я его не буду. А теперь идите, берите, что вам надо.
За неделю братья вынесли практически всё более-менее ценное: бытовую технику, хорошую мебель. Рита не возражала – новые жильцы заедут со своим имуществом.
Она больше не плакала, и Саша, наконец, перестал переживать за её психику. Рита приняла ситуацию такой, как она есть. Был папа и братья – теперь нет папы, и братьев тоже нет.
На кладбище она проходила мимо заросшей бурьяном могилы отца. Заросла и заросла, какое ей дело до чужих могил.
