Вот уже несколько дней муж твердил, чтобы я постаралась вообще не думать об этом.
– Не могу! – сердилась я. – Как ты не понимаешь, мне нужно принять решение. Немедленно!
– Ничего тебе не нужно, – буркнул Вадим. – Мы должны просто вычеркнуть его из своей жизни. Забыть о его визитах, словно их никогда и не было.
– Мы-то, может быть, и могли бы забыть. Только он все равно не оставит нас в покое. Я отлично знаю... отца.
Сегодняшний вечер, слава богу, прошел спокойно. Я лежала рядом с мужем и прислушивалась к его дыханию. А в детской посапывала наша Ася. У нее счастливое детство. Не такое, как было у меня... Хотя самые ранние мои воспоминания почти счастливые. Видно, я тогда еще многого не понимала, а мама изо всех сил старалась оградить нас с младшим братом от выходок отца. В то время мы видели его редко. Если он не возвращался домой с работы вовремя, для мамы это был знак: снова встретил собутыльников и, пока не напьется вдрызг, не остановится. В такие дни мы с Мишкой ночевали у бабушки. Мама, мамочка... Все на тебе, бедная, держалось. Откуда ты брала эти нежные слова, когда постоянно жила под угрозой быть избитой мужем-пьяницей? Как смогла ты до последнего дня своей короткой жизни лелеять и холить нас, своих детей?
Воскресенья мы тоже проводили у бабушки, и только позже я поняла, что самое страшное в жизни мамы происходило именно в эти дни, которые для всех других людей были днями отдыха. А мама в это время пыталась успокоить пьяного отца. Часто это заканчивалось побоями. От бабушки мама забирала нас поздним воскресным вечером. Отец в это время сидел, уткнувшись в телевизор, и на нас реагировал вяло. А потом все рухнуло. Мама до последней возможности скрывала от всех свою болезнь, а потом сгорела за считанные дни. А мы с Мишкой...
Сначала нас забрала к себе бабушка, мамина мама. А через месяц о нас вспомнил отец. До этого пил беспробудно. «От тоски по женушке», – объяснял он окружающим. Они и напомнили ему в редкий момент трезвости, что, мол, у тебя ведь еще и дети есть. Отец пришел за нами к бабушке. Взгляд тяжелый, запах перегара жуткий...
– Я пришел за своими детьми!
Бабушка бросилась к нему.
– Ты мою дочь в могилу свел! А теперь хочешь и детей? Не отдам!
Бабушка отвоевала для нас еще два месяца спокойной жизни. Потом кто-то сказал отцу: если он хочет получать на сына и дочку «сиротские», то дети должны быть при нем. Своих «сиротских» мы никогда не видели: отец их пропивал. В то время мне было шесть лет, а Мише – четыре. Бабушка приносила нам обеды. Старалась не подавать виду, что переживает за нас, но мы видели, как она сдерживает слезы.
– И за что нам такое горе, Господи? – шептала она.
А потом отец лишил нас и бабушки. Пришел как-то и скомандовал:
– Собирайтесь! Через час поезд, теперь будем жить в другом городе.
Мишка расплакался, стал проситься к бабушке, а я молчала, дрожа от страха. Понимала: если сейчас не соберемся, отец изобьет нас и все равно увезет. С бабушкой мы даже не попрощались. И больше ее никогда не видели. Узнав о нашем отъезде, она слегла и вскоре умерла.
Мы переехали в райцентр на юге России, где отцу пообещали работу на стройке, сняли убогую квартирку на окраине, и папа... исчез. Ушел утром, оставив нам полбатона и два яйца, а вернулся... через три дня. Но мы с Мишкой очень обрадовались, что его нет, вот только есть хотелось: хлеб-то мы сразу съели.
Отец вернулся с сумкой, полной еды, кидал нам куски колбасы, как щенкам, и хвастался:
– Тут меня ценят! Заживем! Ну, ешьте!
Однако пропойцу-отца в том городке как раз не оценили, потому что больше он ни разу не приносил продуктов. Все чаще напивался и проклинал всё вокруг: людей, сам городок и даже нас с Мишкой. Кричал:
– Нахлебники! Жрете и жрете, а толку от вас никакого.
Прожив в райцентре полгода, мы снова переехали. Потом вообще часто переезжали. Дольше всего задержались в Брянске. Там папаша встретил свою «любовь на всю жизнь» – женщину по имени Нина. Ее я вспоминаю с теплотой.
Тетя Нина пила меньше отца, а когда бывала трезвой, заботилась о нас как могла. И сделала очень важное дело – отвела нас в школу. К тому времени мне было уже девять, а Мишке семь.
Увидев нас в первый раз, тетя Нина улыбнулась и спросила отца:
– И сколько же им лет?
– Ей шесть, – ткнул отец в меня пальцем, но я дернула плечиком и сказала:
– Мне будет девять лет... Послезавтра!
Женщина всплеснула руками:
– И что, ты в школу не ходишь?
– Нет, я за Мишей приглядываю.
– Ну ты даешь! – воскликнула тетя Нина в сторону отца. – Детям надо в школу. Их там хоть кормить станут!
– Да? – удивился отец.
Для него это был серьезный аргумент, и он позволил Нине купить нам школьные принадлежности. Вот так мы с Мишкой и попали в школу. Причем, оба в один класс – в первый...
Утром мы шли в школу, где жадно проглатывали недоеденные пирожки, которыми делились с нами одноклассники. Потом были уроки, долгожданный обед в школьной столовой, после – группа продленного дня: игры, вкусный полдник, выполнение уроков. В пять часов вечера мы выходили из школы, и брат спрашивал:
– Вера, правда, мы сейчас не пойдем домой? Ну скажи, не пойдем ведь?
– Конечно не пойдем, – отвечала я. – У нас с тобой, Мишка, много дел.
И брат улыбался моим словам, потому что помнил: именно так всегда говорила наша мама – не нужно бездельничать, а нужно заниматься делом... И мы отправлялись собирать пустые бутылки и потом сдавали их.
Однажды вечером отец сильно избил Нину. Окровавленная, она неподвижно лежала на грязном полу, а отец кричал, чтобы мы поскорее собирались. До сего дня я не знаю, выжила ли тетя Нина. Но мы из того городка уехали...
Скрывался от милиции отец у дальнего родственника дяди Пети в Смоленской области. Тот жил один в старом доме. Дядя с отцом пили горькую, а мы с Мишкой сдавали пустые бутылки. Вот только деньги за тару брать себе теперь не могли. Дядя Петя был жадным и всегда пересчитывал мелочь. Ко мне он относился хуже, чем к Мишке. Сначала было непонятно, почему так. Мише доставался хлеб с маслом и даже шоколад. Конечно, брат делился своей «добычей», но мне было обидно до слез. Вскоре все выяснилось.
Однажды в дом заявилась пьяная компания, а нам с Мишей приказали идти спать. Мы съежились под одеялами. И тут к нам ввалился дядя Петя. Молча упал в Мишкину кровать и прижался к нему. Я сначала подумала, что он просто хочет спать и спьяну перепутал кровать. Но брат заплакал, а дядя наотмашь ударил его по щеке.
– Молчать, щенок, – прохрипел он.
И тогда я, забыв обо всем, подскочила и стала оттаскивать пьяного мужика от брата. На шум в комнату вошел отец.
– Что тут происходит? – спросил он.
– Твой сын взбесился, – прошипел дядя. – И дочка тоже! Мелкие ублюдки!
– А я их успокою! – крикнул отец.
Толкнул нас в угол, приказал встать на колени и пообещал прикончить, если мы поднимемся без его позволения.
– Пойдем выпьем, а то компания обижается, – предложил он собутыльнику.
Брат стоял на коленях в полуспущенных трусиках, которые не успел надеть после домогательств негодяя. И тогда я решилась.
– Мишка, собирайся, – сказала брату ласково, как когда-то мама.
Мы выбрались во двор через окно и побежали прочь от жуткой жизни. На улице я подошла к женщине, чем-то похожей на нашу бабушку и сказала:
– Нам в милицию надо. Проведите нас туда, мы сами не знаем дороги.
В отделении я заявила:
– Нам нужно в детский дом!
До совершеннолетия мы с братом жили в детдоме, а отца лишили родительских прав.
Прошло двадцать лет. Я ничего не знала о нем. И вот опять он появился... Этот ужасный человек... Мой отец...
В тот день я ждала Асю из школы, поэтому дверь открыла без опаски. На пороге стоял пьяный, опустившийся тип.
– Вот я и нашел тебя, дочка, – прошамкал он беззубым ртом.
Я с трудом узнала в этом человека отца.
– Уходите! – крикнула ему.
– Родного отца гонишь?
– Вы мне не отец? Уходите!
– Уйду, но хоть денег дай!
– Пошел прочь! – и я закрыла дверь.
Он не ушел, стоял и орал, что у него неблагодарная дочь. Хорошо, что Ася в тот день задержалась в школе...
Меня долго трясло... Всю ночь я проплакала на плече у мужа, а утром он сказал о том, что мы ничего не должны этому человеку, который пропил не только свою жизнь, но и жизнь и счастье всей семьи. Я с этим согласна, но в душе поселилась такая острая тоска. Не могу забыть, что опустившийся бродяга – мой родной отец...
