Живые истории

Когда я устроилась в отдел продаж «СитиЛайна», я честно думала, что самое сложное в работе — это клиенты. Капризные, требовательные, вечно недовольные. Оказалось, ошиблась. Самой сложной оказалась не работа, а люди, которые сидели за соседними столами. Меня зовут Марина, мне тридцать четыре. В «СитиЛайн» я пришла после развода: нужно было срочно поднимать себя и ребёнка, ипотека, садик, кредиты — полный набор. Когда на собеседовании директор, Игорь Сергеевич, спросил: – Вы готовы много работать? Я даже рассмеялась: – Я не просто готова, у меня нет выбора...

Когда от Кати пришло это сообщение, я перечитала его раз пять. «Лен, привет. Можешь зайти ко мне вечером? Надо поговорить. Очень надо». У нас с ней всегда было: если “надо поговорить” — значит, случилось что-то важное. То муж её опять напился и пропал, то на работе скандал, то мама в больницу попала. Я бросала свои дела, ехала к ней, мы пили чай из больших кружек, жевали печенье и до ночи разбирали чужую жизнь по косточкам. В этот раз всё было иначе. Во-первых, мы почти не общались последние пару месяцев...

В тот день я уже была на пределе. С утра поругалась с начальницей, которая решила, что отчет должен быть «ещё вчера». Потом позвонили из школы: у сына снова потерялись сменные кроссовки. Дома — гора немытой посуды и поломанная стиралка. Я зашла в супермаркет на углу просто «добить» себя окончательно: купить хлеб, молоко и что-нибудь к чаю, чтобы вечером не рыдать в пустую кружку. Очередь к кассам была приличная. Народ усталый, злой: конец рабочего дня, пятница. Я встала в хвост, поймала себя на мысли, что мечтаю только об одном — добраться до дома и молча упасть на диван...

— Да ты сама виновата! Кто тебя просил в это лезть? — кричала на меня соседка Оля во дворе, размахивая руками так, что чуть не задела коляску с чужим ребёнком. — Я? Виновата? Ты меня неделю упрашивала! — сорвалось у меня. Соседи притормозили, кто-то остановился с пакетами, кто-то выглянул из окна. В такие моменты наш двор превращался в маленький театр: актёры мы, зрители — весь подъезд. А начиналось всё… с обычной, на первый взгляд, просьбы. Такой, от которой неудобно отказаться. Оля въехала в наш дом этажом ниже, весной...

— Сядь. — Свекровь указала на стул так, будто я была не невесткой, а плохо воспитанной собакой. — Разговор есть. Семейный. Мы только что отметили мой день рождения. На столе ещё стояли тарелки с недоедёнными салатами, муж относил грязную посуду на кухню, свёкор дремал в кресле под бормотание телевизора. А я стояла посреди комнаты с букетом от коллег, всё ещё улыбаясь по инерции и чувствуя, как болят щёки от поздравлений. — Мам, может потом? — осторожно спросил Саша. — Давай хоть доедим, раз уж праздник… — Я сказала: семейный разговор, — отрезала она...

Я ехала домой на автобусе, уткнувшись лбом в холодное стекло, и думала о том, как же сильно всё надоело. Работа, которая выжимает до последней капли. Квартира в ипотеку, в которой я только ночую. Муж, который в последнее время говорил со мной в основном через сжатые зубы. А ещё — мама в больнице, диагноз которой врачи озвучивали так осторожно, будто от каждого слова могла рухнуть реальность. Автобус трясся, за окном сменяли друг друга серые панельные дома, какие-то неровные гаражи, редкие деревья с облетевшими листьями...

Наташа мыла посуду после ужина, когда Андрей вошёл на кухню. По его лицу сразу стало ясно, что он хочет о чём-то серьёзном поговорить. Она вытерла руки полотенцем, обернулась. — Наташ, мне надо тебе кое-что сказать. — Слушаю. Андрей сел за стол, потёр лоб. Помолчал. Наташа знала этот жест. Он так делал, когда нервничал. — Моя мать переедет к нам. Наташа замерла, держа в руках тарелку. Медленно поставила её на сушилку. — Что? — Мама больше не может жить одна. Ей плохо. Врачи сказали, нужен уход. Я не могу оставить её в той квартире...

Аню в нашем офисе жалели редко. Не потому что она была слабой или жалкой — наоборот, потому что она была слишком тихой. Не скандалила, не огрызалась, выполняла свою работу и никогда никому не мешала. А такие люди, как ни странно, всегда оказываются мишенью. У нас была "каста" девушек из отдела продаж — громких, уверенных в себе, с модными ногтями и вечными историями о том, кто с кем переспал, кто на какой машине ездит и кто сколько зарабатывает. Особенно выделялась троица: Кристина, Лиля и Рита...

Я никогда не думала, что обычный вечер субботы способен перевернуть всю твою жизнь. Мы с Петром встречались почти год. Спокойные отношения — не голливудская страсть, но комфорт. Я привыкла к его вниманию, к его заботе, к его тяжёлым взглядам, за которыми пряталась немножко неловкая любовь. Он всегда держался правильно: открывал двери, водил меня в кафе, охотно слушал мои рассказы о работе, даже про моих сумасшедших клиентов. Единственное, что меня иногда беспокоило, — его странная зависимость от мнения родителей...

Мама умерла тихо, почти незаметно. Без больших драм, без криков, без прощальных речей — просто в какой-то момент её рука перестала сжимать пальцы Лены, дыхание стало тише, а затем и вовсе растворилось в ровном шорохе кислородного аппарата. Лена тогда не плакала. Она сидела на краю больничной койки, с каким-то странным оцепенением в груди, и думала только о том, что надо позвонить врачу, потом сестре, потом Андрею… И ещё кому-то, но кому именно — уже не вспоминалось. Слёзы пришли позже. Намного позже...

Я стояла на кухне и резала салат. Руки дрожали от волнения. Сегодня день рождения свекрови Тамары Петровны. Собирается вся семья. Человек двадцать минимум. Муж Сергей заглянул на кухню. - Ань, как дела? - Нормально. Почти готово. - Ты не волнуйся. Все будет хорошо. Легко ему говорить. Он вырос в Москве, в интеллигентной семье. Отец профессор, мать врач. А я из деревни. Родители простые. Отец тракторист был, мама в школе поваром работала. Когда мы с Сергеем познакомились, я училась в университете...

Стою я в очереди на кассу, продуктов набрала полную корзину. День был тяжелый, на работе аврал, начальница изводила придирками. Хочется поскорее домой, ванну принять, чай с печеньками выпить. А очередь движется еле-еле.  Впереди меня пожилая женщина стоит. Старушка лет семидесяти. Платок на голове повязан, пальто старенькое, сумка потертая. Выкладывает на ленту продукты - буханку хлеба, пачку макарон, молоко, десяток яиц. Медленно так выкладывает, руки дрожат. Кассир девчонка молодая, лет двадцать...