Живые истории

Если честно, я никогда не относилась к той категории женщин, которые боятся темноты. Поздние смены, дорога домой через полгорода, пересадки, тёмные дворы – всё это было частью моей обычной жизни последние два года. Развелась, устроилась на новую работу в кафе у метро, и вечером мне оставалось только одно: доехать и добежать до подъезда. Я знала свои маршруты, как таблицу умножения. Знала, какие переулки лучше обходить, в каком дворе вечно сидят мужики с пивом, а где гуляет соседский ротвейлер. И всё равно в тот вечер мне казалось, что я совершенно не знаю, как жить дальше...

Если бы мне кто-то раньше сказал, что одну фразу, услышанную случайно в парке, я буду прокручивать в голове месяцы, а может, и годы, я бы только усмехнулась. Но сейчас я точно знаю: да, иногда какая-то незнакомая женщина в пуховике, с термосом в руках и ребёнком на качелях может сказать тебе больше, чем твои родные за полжизни. В тот день я ушла из дома, хлопнув дверью. Да-да, взрослая женщина тридцати трёх лет, мать пятнадцатилетней девочки, хлопнула дверью, как обиженный подросток. – И даже не думай идти туда! – крикнула я, стоя в коридоре с ключами в руках...

Очереди в поликлинике всегда действовали на Марину угнетающе. Сырой запах старого линолеума, облезлые стены, вечно хмурые лица и тетеньки в регистратуре, уверенные, что им тут всё можно. Она каждый раз обещала себе: «В следующий раз лучше заплачу за частный приём». Но в этот раз нужно было именно сюда – по направлению от терапевта и по полису. Марина пришла заранее, за полчаса до открытия кабинета. Села на шаткий стул у двери, достала телефон, чтобы отвлечься, и лениво пролистала почту. На работе...

Честно говоря, к тридцати пяти годам я людей, мягко говоря, не обожала. Муж ушёл «к той, с которой легко» — так он сформулировал. На работе коллега подставила так, что премию урезали именно мне. Сосед сверху принципиально ставил машину на два места, а потом кричал: «Жизнь — борьба, кто успел, тот и прав». После всего этого я тихо решила, что в мире каждый сам за себя. Максимум — ты и твой ребёнок. Остальные — фон, источник проблем и нервов. В тот день я просто ехала в гипермаркет за продуктами...

Если бы мне кто-то утром сказал, что обычная поездка в автобусе изменит что-то в моей жизни, я бы только хмыкнула. Утро было как утро: серое, липкое, с моросящим дождём и заевшим будильником. — Мааам, не уходи рано, — простонал Дениска, мой семилетний сын, заворачиваясь в одеяло. – У нас сегодня контрольная, ты обещала помочь… — Я тебе вчера помогала, — поцеловала его в макушку. – Ты всё знаешь, справишься. Бабушка тебя в школу отвезёт, не переживай. — А ты когда вернёшься? – уже сквозь сон. — Как всегда, вечером...

Когда я устроилась в отдел продаж «СитиЛайна», я честно думала, что самое сложное в работе — это клиенты. Капризные, требовательные, вечно недовольные. Оказалось, ошиблась. Самой сложной оказалась не работа, а люди, которые сидели за соседними столами. Меня зовут Марина, мне тридцать четыре. В «СитиЛайн» я пришла после развода: нужно было срочно поднимать себя и ребёнка, ипотека, садик, кредиты — полный набор. Когда на собеседовании директор, Игорь Сергеевич, спросил: – Вы готовы много работать? Я даже рассмеялась: – Я не просто готова, у меня нет выбора...

Когда от Кати пришло это сообщение, я перечитала его раз пять. «Лен, привет. Можешь зайти ко мне вечером? Надо поговорить. Очень надо». У нас с ней всегда было: если “надо поговорить” — значит, случилось что-то важное. То муж её опять напился и пропал, то на работе скандал, то мама в больницу попала. Я бросала свои дела, ехала к ней, мы пили чай из больших кружек, жевали печенье и до ночи разбирали чужую жизнь по косточкам. В этот раз всё было иначе. Во-первых, мы почти не общались последние пару месяцев...

В тот день я уже была на пределе. С утра поругалась с начальницей, которая решила, что отчет должен быть «ещё вчера». Потом позвонили из школы: у сына снова потерялись сменные кроссовки. Дома — гора немытой посуды и поломанная стиралка. Я зашла в супермаркет на углу просто «добить» себя окончательно: купить хлеб, молоко и что-нибудь к чаю, чтобы вечером не рыдать в пустую кружку. Очередь к кассам была приличная. Народ усталый, злой: конец рабочего дня, пятница. Я встала в хвост, поймала себя на мысли, что мечтаю только об одном — добраться до дома и молча упасть на диван...

— Да ты сама виновата! Кто тебя просил в это лезть? — кричала на меня соседка Оля во дворе, размахивая руками так, что чуть не задела коляску с чужим ребёнком. — Я? Виновата? Ты меня неделю упрашивала! — сорвалось у меня. Соседи притормозили, кто-то остановился с пакетами, кто-то выглянул из окна. В такие моменты наш двор превращался в маленький театр: актёры мы, зрители — весь подъезд. А начиналось всё… с обычной, на первый взгляд, просьбы. Такой, от которой неудобно отказаться. Оля въехала в наш дом этажом ниже, весной...

— Сядь. — Свекровь указала на стул так, будто я была не невесткой, а плохо воспитанной собакой. — Разговор есть. Семейный. Мы только что отметили мой день рождения. На столе ещё стояли тарелки с недоедёнными салатами, муж относил грязную посуду на кухню, свёкор дремал в кресле под бормотание телевизора. А я стояла посреди комнаты с букетом от коллег, всё ещё улыбаясь по инерции и чувствуя, как болят щёки от поздравлений. — Мам, может потом? — осторожно спросил Саша. — Давай хоть доедим, раз уж праздник… — Я сказала: семейный разговор, — отрезала она...

Я ехала домой на автобусе, уткнувшись лбом в холодное стекло, и думала о том, как же сильно всё надоело. Работа, которая выжимает до последней капли. Квартира в ипотеку, в которой я только ночую. Муж, который в последнее время говорил со мной в основном через сжатые зубы. А ещё — мама в больнице, диагноз которой врачи озвучивали так осторожно, будто от каждого слова могла рухнуть реальность. Автобус трясся, за окном сменяли друг друга серые панельные дома, какие-то неровные гаражи, редкие деревья с облетевшими листьями...

Наташа мыла посуду после ужина, когда Андрей вошёл на кухню. По его лицу сразу стало ясно, что он хочет о чём-то серьёзном поговорить. Она вытерла руки полотенцем, обернулась. — Наташ, мне надо тебе кое-что сказать. — Слушаю. Андрей сел за стол, потёр лоб. Помолчал. Наташа знала этот жест. Он так делал, когда нервничал. — Моя мать переедет к нам. Наташа замерла, держа в руках тарелку. Медленно поставила её на сушилку. — Что? — Мама больше не может жить одна. Ей плохо. Врачи сказали, нужен уход. Я не могу оставить её в той квартире...