Его звали Евгений Кромлех, он прожил насыщенную и интересную жизнь, но теперь умирал. В свои последние минуты он мыслью унёсся в прошлое, когда он был уже сорокасемилетним профессором. Тогда среди группы его новых аспирантов оказалась совсем молодая ещё девушка Илона. Наверное, сначала новый научный руководитель показался ей угрюмым и малообщительным стариком – да он почти таким и был. Одинокий человек с трагической судьбой, с головой погружённый в свою узкую научную тему – разгадку письменности древнего народа майя.
Хотя, конечно, лишь этим его личность не ограничивалась: Кромлех весь как будто был создан из парадоксов. Суровый и въедливый педагог и увлечённый ученый порой становился проказлив, словно безбашенный пацан. В свои хорошие периоды он обожал розыгрыши – частенько на грани фола. А ещё любил фантазировать, устраивать мистификации, да и попросту привирать – не ища какой-то выгоды для себя, а просто интереса ради. Иногда он бывал едко саркастичным, иногда холодным и хмурым, но вдруг становился абсолютно искренним и беззащитным. Периодически впадал в мощные депрессии, никого не желал видеть и не терпел рядом с собой, помимо сиамской кошки. И пустые бутылки из-под алкогольных напитков копились и позвякивали под его огромным рабочим столом…
Постепенно личность этого мужчины с необычайной внешностью, пронзительными глазами и репутацией гения в своей области захватила девушку, хотя она, конечно, никак не показывала этого. А Кромлех, как ей казалось, тоже не замечал её. И сначала Евгений действительно не выделял ее среди группы своих аспирантов — вчерашних студентов. Все они для него были на одно лицо, у всех не разработанные мозги и фантастически скудные знания. Он возился с ними лишь по обязанности.
Но вскоре он стал всё чаще замечать эту пигалицу двадцати одного года в стайке вечно хихикающей научной молодежи. От неё звучали уместные вопросы, а изредка даже дельные замечания. И за её малолетним легкомыслием он видел серьезную настойчивость и искреннюю заинтересованность его темой.
Затем он обратил внимание на то, что она красива. Наверное. Хотя Кромлех не был большим знатоком женской красоты. За свою жизнь он любил многих женщин, и еще больше женщин любили его. Никогда не ощущал он перед ними робости или неловкости и, если они его привлекали, просто брал их — рано или поздно. Или — если они слишком долго оставались неприступны — вскоре забывал об их существовании. А вот чем они его привлекали, понятия не имел — просто или хотел женщину, или нет, внешность же оставалась второстепенным фактором. Красива для него была женщина желанная.
И глядя на чуть заострённые скулы Илоны, слегка неправильный прикус, прямой носик, густые чёрные волосы и зелёные глаза, плавные линии бёдер, стройные ноги, округлые плечи и не слишком большую, но торчащую грудь, он начинал с некоторым стыдом и смятением осознавать, что хочет эту женщину… Он окончательно удостоверился в этом, когда той несколько раз удалось смутить его какими-то девичьими выкрутасами. Конечно, он постарался сохранить при этом невозмутимость, но в душе злобно обозвал себя старым кобелиной.
Тем более, что и причин для беса в ребро вследствие седины в бороду у него особенных не наблюдалось. Да, он был одинок, но одиночество давно уже стало для него вполне комфортным и не обременительным состоянием. Евгений никогда и не думал о том, чтобы обзавестись семьёй. Он всегда видел один путь и одну цель, к которой стремился с юности – его научную тему, и считал, что нечестно было бы тащить на этот свой путь других людей – жену, детей… Был уверен, что не имеет на это права.
Хотя, вероятно, в глубине сердца просто не желал испытывать мук, причинённых потерей близких, полагая, что ни один человек долго не задержится рядом с ним и с его образом жизни. А страдания от потери были бы ужасными: он понял это, когда много лет проведшая вместе с ним кошка Ася скончалась от старости. После неё он ещё очень долго не решался завести другую, хоть и очень любил кошек.
Потому и не подпускал к себе близко никого, даже друзей. Они у него, разумеется, были, он вёл с ними долгие интеллектуальные всенощные беседы под алкоголь, они ночевали у него, а поутру они вместе похмелялись пивом. Друзья знали – да так оно и было – что Евгений в случае нужды всегда придёт к ним на помощь, и не только когда те его просили, но и когда он сам видел, что друзья в ней нуждаются.
Но он не раз ловил себя на том, что во время самого оживлённого общения, в чаду дружеских посиделок, в глубине души его томит желание остаться одному и вновь приняться за работу.
Примерно то же самое было у Евгения и с женщинами, на недостаток отношений с которыми он не жаловался. Но лишь они начинались, а его уже посещали предательские мысли о том, как они будут заканчиваться. Хотя иной раз такие романы продолжались довольно долго, это были прочные устоявшиеся отношения – с точки зрения его пассий. Однако завершалось всё одним и тем же: женщины уходили, причём всегда были уверены, что сами решили сделать это, что этот привлекательный и интересный мужик уж слишком тяжек в общении. Их пугали его резкие смены настроения, странные порой слова и поступки.
Но когда очередная дама покидала его, точно срежиссировавший очередной разрыв Евгений вздыхал с облегчением и вновь нырял в свои труды. Не всегда, конечно, это случалось именно так: иной раз покинувшие оставляя в его душе пустоту и ноющие ссадины на сердце. Впрочем, он довольно быстро приходил в своё привычное восторженно-сумрачное состояние.
Так должно было произойти и с Илоной. Илона… Лона… Кошка Лона… По крайней мере, он в этом не сомневался, когда у них всё начиналось.
Умирая, погружаясь в забвение, он переживал тот самый, начальный, их вечер. Илона пришла к нему посмотреть кое-какие принадлежащие ему уникальные научные издания – сама напросилась, поскольку книги были настолько ценными, что в институт их нести он не рисковал. Как ни странно, Кромлеху даже не закралась мысль, что с её стороны это было лишь предлогом для посещения…
- Добрый вечер, Евгений Валентинович, - скромно приветствовала она его с порога – как и положено прилежной аспирантке маститого профессора.
Честное слово, никаких задних мыслей сам Евгений не таил! Он был искренне уверен, что всё пройдёт пристойно и невинно: он просто покажет девочке книги, та сделает выписки, потом он предложит ей чаю с конфетами и проводит домой. А вот что планировала сама девчушка, он, как и любой другой мужчина в такой ситуации, даже и не представлял…
Хотя чай они всё-таки пили – и ещё коньяк. Евгений почувствовал себя в ударе: он шутил – кажется, остроумно, рассказывал разные истории – и научные, и просто забавные. Девушка смотрела на него сияющими глазами, и взгляд этот проникал глубоко в его душу, делая там какую-то работу. Которая Евгению, скорее, нравилась и воодушевляла.
Но он всё ещё не желал признаваться себе, что хочет эту девчонку – страстно и бешено. До тех пор, пока, неожиданно для самого себя, не взял её за руку и не стал, не прерывая рассказа, перебирать тонкие розовые пальчики. А потом – поднёс её руку к своим губам и прижал их к открытой горячей ладони девушки. Илона посмотрела на него с выражением слегка удивлённым и даже беспомощным, но в уголках её губ угадывалась улыбка, а глаза разгорелись ещё ярче.
- Профессор… - тихо проговорила она.
Он смутился и отпустил было её руку, но девушка вдруг сама подняла её и легко прикоснулась к его лицу – виску, щеке, подбородку… Евгений ощутил мимолётный укол стыда, вспомнив, что не побрился перед её приходом – борода у него росла очень быстро, и выскобленный утром подбородок теперь наверняка уже колол её нежную ладонь жёсткой щетиной. Но Илону, похоже, это вовсе не смущало: увидев, как он покраснел, она рассмеялась – тихо и довольно.
И вот тут он впал в восторженно исступление. Во всяком случае, теперь, вспоминая на краю смерти тот вечер, он воспринимал его события какой-то восхитительной, но малопонятной фантасмагорией. Его словно вело что-то могущественное, хотя он и сам безумно жаждал делать то, что делал. Он вдруг ощутил влажность её рта, языки их соприкоснулись, сперва мимолетно и робко, но тут же жадно сплелись в яростных объятиях. Тем временем руки его словно сами собой проникали под её одежду.
Он и мысль додумать не успел, и фразу досказать, как та, что вот только была его ученицей, вдруг стала его женщиной.
Евгений не помнил, как они оказались в спальне, как на них не стало одежды — всё кругом словно бы заволокло радужным, с золотыми и алмазными блёстками, туманом. Он совершал именно те движения, которые требовались в каждый текущий момент, раскрывал её тело своим, и то раскрывалось ему навстречу. А когда распахнулось полностью, бросился в него, как в палящую жару кидаются в восхитительно прохладную воду.
Илона жалобно закричала от боли, и Евгений ощутил мучительное умиление, осознав, что она девственна. Он остановился было, но девушка пролепетала: «Да, да!»
И вот тогда они взлетели.
Это и правда походило на парение в невесомости сквозь феерические радужные туманности. Оба громко кричали, раз за разом накрываемые грандиозными волнами наслаждения, столь острого, что оно граничило с отчаянной мукой.
Они уносились в бесконечность с невообразимой, не существующей в природе скоростью – и одновременно пребывали в полной неподвижности, абсолютном покое. А звёзды яростным светом слепили их души.
В какой-то момент оба почувствовали, что сделались ничем, растворясь в торжествующем космосе, полностью силившись с его пустотой. И вот тогда их застиг финальный взрыв, вывернувший их существа наизнанку, разорвавший на мельчайшие части, снова собравший, кое-как склеивший и оставивший обессиленными на смятых и влажных простынях.
Космическая одиссея подошла к концу – вселенная сделала полный оборот.
Умирающий Евгений, вновь переживая тот фантастический момент, ощутил вдруг великое сожаление, что той давней ночью упустил простую и верную мысль — прямо здесь и сейчас рядом с ним лежит самая важная женщина во всей его жизни. Кто знает, как сложилась бы его судьба, прими он в тот момент непреложность факта, что теперь всё станет совершенно иначе.
Много лет спустя, когда он всё-таки завершил расшифровку письма майя и сделался всемирно знаменит, Илона Максимовна, остававшаяся рядом всё это время, стала его первой ученицей и научной наследницей. А теперь вот он оказался на пороге смерти.
- Илона… Лона… Кошка Лона, - шептал он в бреду. – Прощай… Нет, нет – мы ещё встретимся. Я умираю, но мы встретимся – так или иначе!
---
Павел Виноградов
От автора:
Останется ли он в живых? Встретятся ли ещё когда-нибудь Евгений и Илона? Какие новые беды и радости ждут их во времени и пространстве? Обо всём этом можно узнать из моего фантастического романа «Четвёртый кодекс». Приобрести его бумажную версию можно вот здесь, а здесь прочитать ознакомительный фрагмент.
