Фантазии на тему

От тетки из глуши из Саратова Ольга Владимировна Рушинская сидела за кухонным столом и смотрела на экран ноутбука с таким видом, словно он только что предложил ей руку и сердце. Впрочем, предложение было даже лучше. Письмо от начальства столичного офиса. Перевод в Москву. Повышение до главбуха департамента, если опустить заумные офисные формулировки. Зарплата, от которой она аж подпрыгнула: в Саратове про такую не смела даже думать. — Ну что, Ольга Владимировна, — мысленно прошептала она сама себе,...

Станислав, или просто Стас, как звали его многочисленные и быстро сменяющиеся пассии, привез свою очередную «победу», Алину, в один из самых дорогих отелей Антальи. Он не поскупился. Начало октября, бархатный сезон. Трансфер от отеля из аэропорта, вилла с приватным бассейном, бар, где шампанское по утрам было такой же нормой, как зубная паста. Стасу было сорок два, он крепко стоял на ногах – строительный бизнес, несколько удачных «айти»-стартапов – и давно смотрел на женщин как на часть антуража...

Макароны и тишина – Опять макароны? – бросает он, не поднимая глаз от телефона. Слова падают между нами, как крошки со стола. Я молчу. Потому что да, опять. Макароны. С курицей. Пятнадцать лет подряд я кормлю одного и того же человека, и всё реже понимаю, зачем. Он жует, не глядя. Пролистывает ленту, хмурится, потом усмехается — наверное, кто-то в чате что-то остроумное написал. А я смотрю на его руки — сильные, ухоженные, с часами, которые я же ему и подарила. Когда-то. На годовщину. Когда ещё верила, что символика важна, что вещи могут хранить чувства...

Два часа ночи и завтра на работу, но Лена сидела на кухне, вот уже целую вечность, и не двигалась. Она не плакала, не истерила ― грела остывший ромашковый чай в ладонях, погруженная в себя. «Подать на развод. Подать на развод». Было страшно, по-настоящему, до смерти. Лене через несколько недель исполнялось 37, и она решила: после дня рождения, когда она станет официально на год старше, она сделает это несмотря на страх. Лена вздрогнула, услышав, как в спальне скрипнула кровать ― Андрей повернулся во сне, всхрапнул...

1. Телефон с сердечком — Ты опять проверяешь мой телефон? — голос Игоря звучал ровно, но в нём дрожал металл, от которого хотелось зажмуриться. — Нет, — соврала я. — Просто увидела, что экран загорелся. На экране мигала надпись: «Ника. ❤️» Я стояла у плиты, в руке — ложка с кипящим супом. Сердце ухнуло куда-то вниз, прямо в кастрюлю. — Ника, значит... — выдохнула я, глядя, как он быстро нажимает «отбой». — Коллега, — бросил он небрежно, как будто отмахнулся от мухи. — Завтра у неё защита проекта...

Тамара Игоревна проснулась от яростного, просто-таки истеричного лая. Нет, не так. Сначала она, конечно, не проснулась. Ее «умный дом», настроенный на идеальный сон, делал всё, чтобы хозяйка отдыхала. Плотные шторы «блэкаут» не пропускали ни фотона уличного освещения. Звукоизоляция, стоившая как чугунный мост, глушила все шорохи элитного жилого комплекса «Эдельвейс-Премиум». Даже воздух в спальне был не простой, а очищенный, ионизированный ровно до 22.8 градуса по Цельсию. Но этот лай… он пробивался...

Свекровь моя, Антонина Петровна, женщина была – кремень. Не подойди, не погладь. Она и в сорок пять выглядела на все шестьдесят – жесткая, сутулая, с вечно поджатыми губами. Из тех, что коня на скаку одной левой, а правой – избу подпирает. Муж мой, Дима, был у нее сыном младшим, нелюбимым. А был еще старший, Сереженька. Вот в нем Антонина Петровна души не чаяла. Он и в двадцать пять без мамы шагу ступить не мог, но ее это только радовало. Сереженька был ее светом в окошке, ее надеждой и ее погибелью, как потом выяснилось...

Алёна вышла из автобуса на остановке возле Дворца культуры с колоннами, какой можно было встретить во многих сёлах и деревнях. Она заглядывала в переулки в поисках нужной улицы, хоть и сверялась с картой в телефоне. О Нине Васильевне она узнала случайно: подслушала разговор двух женщин в вещевом павильоне рынка. Две знакомые беседовали о том, как некая гадалка помогла дочери одной из них избавиться от головокружений, которое не смогли объяснить врачи. Нина Васильевна отворила перед гостьей зелёную калитку и пропустила внутрь двора...

Все, буквально все знали, что это у Олега Волошина жена работает в «Позитиве»! Но хуже всего было то, что он и сам понимал: дело в нем и Алине. И то, что сейчас о нем думают, почти соответствует действительности. Любовь зла, вот уж верно сказано. На него она зла настолько, что ему придется считать большой удачей, если дело не закончится для него хорошей отсидкой. Занесение же в профессиональный черный список можно считать делом решенным. И ведь видел же, не мог не видеть, какова Алина! Но любовь, понимаете ли, отвела глаза и затмила разум...

Марина Викторовна, или «МарВик», как ее за глаза звали подчиненные, с тоской смотрела на панорамное окно своего офиса в «Москва-Сити». Сорок пятый этаж. Вся Москва, как на ладони – гудящая, дорогая, успешная. Такая же, как она сама. Идеальная укладка, строгий брючный костюм от Brioni, тонкий аромат «Baccarat Rouge 540». Она была хозяйкой жизни, архитектором с именем, женщиной, сделавшей себя саму. И вот теперь эта «хозяйка» ждала. Ждала, пока ее судьбу решит… какой-то «фермер». Новость о продаже их элитного архитектурного бюро грянула как гром среди ясного неба...

Свадебное торжество весело и ярко подходило к логичному завершению. Гости уже попробовали восхитительный нежный торт, традиционно жалуясь, что от еды им горько. Растворились, поглощённые тёмным бархатом неба, вспышки салюта. Девушка в изящном белом платье с любовью и нежностью смотрела на того, кто совсем недавно стал её законным супругом, а сейчас готовился произнести слова благодарности гостям, пришедшим на первый семейный праздник. Расторопные официанты в униформе сновали среди нарядных людей...

Я, Любовь Семёновна, тетка простая, незамысловатая. Всю жизнь в нашем Крутогорске, из них последние пятнадцать лет – вахтершей в ДК «Заря». Всякое повидала. Таких «звезд» местного розлива – вагон и маленькая тележка. Но вот Зойка… Зойка – это было что-то с чем-то. Появилась она у нас года три назад. Тихо, как мышь. Пришла к директрисе нашей, Тамаре Глебовне. Та глянула на нее – и губы поджала. Ну, понятно. На Зойке одежка была – слезы. Пальтишко серое, платочек мышиный, ботинки, видать, еще при царе Горохе ношеные...