Глаза закрываются, возвращается тот далёкий аромат головы новорожденного. Его тёмные волосы покрывали маленькую голову, следы крови и жидкости, оставшиеся после родов, покрывали его тело. Вот он – твой малыш.
Он вовсе не плакал и не кричал. Какое-то время он даже не дышал. Ты прекрасно помнишь, как медсёстры вырвали его из твоих рук, отнесли на стол, который, казалось, находился в нескольких километрах от тебя, и надели кислородную маску на его крошечное милое личико.
Тебе никогда не было так жутко. Никогда не было так страшно. Никогда…
А затем — операционная. У тебя были осложнения после родов. В этот раз роды прошли не так гладко как первые. О боже, у него были глаза твоей матери. Как же это приятно!
— Я люблю тебя и буду любить тебя вечно!
Это были мягкие голоса в твоей голове. Ты чувствовала их рядом с собой, как будто они были твоими собственными. И твоё сердце сияло.
Ты помнишь, как сидела на старом потёртом диване, который обожал твой отец и терпеть не могла твоя мама, и держала на руках ребёнка. Он очень редко плакал, что для любого другого человека было бы благословением.
Но те первые два года без сна, когда приходилось не спать с ним, смотреть, как поднимается и опускается его крошечная грудная клетка. Следить за каждым вздохом. Это было проклятое время.
Но ребёнок рос и превратился в маленького мальчика, любящего бездомную собаку, которую назвал "Кудряш". Мальчиком, который откликался на "Ник" только потому, что "Николай" был слишком длинным, если только ты не сердилась.
Мальчик, которому вечно не нравилась его стрижка, который никогда не хотел мыть руки, а потом жаловался, когда болел каждый год. Мальчик, который был несносным, но которому удавалось вызвать искреннюю улыбку на твоём лице.
А годы шли, текли как тоненький ручей: медленно, мучительно, с привкусом горечи во рту. Каждый год, каждый месяц, каждая секунда. Как гвозди на меловой доске, эти воспоминания самые чёткие и острые.
Свет проникал сквозь белые занавески, озаряя голубые и розовые украшения, которыми была украшена комната. Утро было ранним, слишком ранним для многих из них, но он всегда просыпался вместе с солнцем.
Его маленькое хрупкое тело было свёрнуто калачиком и укутано несколькими тонкими одеялами. В больницах всегда было холодно, но в этой было холоднее всего, а воздух напоминал о суровой зиме.
— Это несправедливо! — воскликнул Николай, его голос был истощён от усталости. — Боже, как я ненавижу этот холод!
Ты хихикнула, проведя большим пальцем по его щеке, когда он положил голову тебе на грудь.
— Я не хочу умирать от холода.
Когда его голос становился ещё тише, твоё сердце обрывалось. Злость поднималась в горле каждый раз, когда вам напоминали о жестокой реальности. Каждый раз, когда в палату заходил врач, каждый хрип после лечения, каждый из этих разговоров.
И после каждого напоминания тебе приходилось глотать эту злость, как таблетку только для того, чтобы почувствовать, как она застревает в груди. Ты пыталась возразить, заверить его, что всё изменится, что в конце концов ему станет лучше. Но вы оба знали, что это ложь. Оба знали...
С каждым днём он становился всё слабее, переставая реагировать на лечение. Вы знали, что происходит, но всё равно боролись за то, чтобы не поверить в это. Это была слишком большая таблетка.
Монотонное биение твоего сердца быстро успокоило Николая, а его медленное и неглубокое дыхание привлекло тебя. Ты прижалась к нему так близко, как только могла, словно пыталась раствориться в нём, поцеловала макушку, а затем приложила к ней свою щёку.
Он был таким маленьким, таким хрупким, но это была слишком большая таблетка, чтобы её проглотить. Николай приоткрыл глаза, и весёлый солнечный свет заиграл на его лице, словно это было приветствие. Это была одна из тех немногих вещей, которые всё ещё заставляли его улыбаться.
— Привет, — прошептал Коля, сжимая одеяло, чтобы поплотнее прижаться к нему. Казалось, что дни становились короче, хотя световой день только начал увеличиваться, но простота уже не была такой простой. Последние дни жизни пролетали незаметно.
Коля понимал, почему так происходит, он знал, что умирает. Он не отрицал этого, как многие другие дети, не боялся. Смирился с этим, по крайней мере настолько, насколько это возможно для девятилетнего мальчика. Слова бабушки: "Время летит незаметно, когда тебе весело", подверглись сомнению.
Когда Коля впервые узнал диагноз, в возрасте семи лет, он ничего не понял. Всё, что ему сказали, — это то, что он заболел, что для него и так было не редкостью, и что ему нужно особое лечение. Но в этот раз всё было по-другому, и он быстро осознал это. По выражению лица и постоянным перешёптываниям из-за закрытых дверей.
Он стал редко видеть своего отца. Теперь отец навещал его, может быть, раз в неделю. Всё менялось очень стремительно, и Николаю оставалось только наблюдать.
Время шло и Коля становился всё слабее и больнее, он всё чаще оказывался один. Один, в холодной, часто тёмной и тихой палате детского онкологического отделения.
Вначале у Коли было слишком много вопросов, многие он боялся задать, а на некоторые, как он думал, ты побоишься ответить. В результате он ни о чём не спрашивал, и вопросов становилось всё больше.
В конце концов он решил сам придумывать ответы, почти как в игре. Это было что-то знакомое, за что можно было ухватиться. Время, проведённое в одиночестве, давало ему возможность подумать, и это была положительная сторона, которую он искал, когда изоляция начала его разъедать.
Он думал, думал и ещё раз думал, придумывал истории, притворялся и даже играл. И после нескольких месяцев размышлений, история за историей, игра за игрой, они стали накапливаться.
Однажды он попросил у одной из медсестёр, которая его осматривала, блокнот, и с тех пор они стали появляться один за другим. Это было его безопасное место, его вновь обретённое спасение.
После каждого забора крови и облучения, каждой операции и переливания крови к концу дня заполнялся новый блокнот.
Резкий стук в дверь нарушил сосредоточенность Николая, заставив его слегка вздрогнуть на месте. Он бы ответил, как делал это каждый день, но на этот раз просто не смог заставить себя.
После того как ответа не последовало, раздался ещё один стук, уже поменьше и тише, чем первый. Но Коля продолжал молчать, полагая, что в конце концов дверь откроют, а может, подумают, что он ещё спит.
Дверь медленно отворилась, тусклый свет и отдалённый шум снаружи хлынули внутрь. Не произнося ни слова, ты подошла ближе, и маленькая девочка последовала за тобой. Теперь солнечный свет был ярче, освещая большую часть комнаты.
Но Николай не обращал внимания ни на тебя, ни на сестру, его глаза были просто прикованы к свечению снаружи. Он не мог вспомнить, когда в последний раз был на улице, когда он не был слишком слаб, чтобы выйти.
— Коленька?
Матрас просел под твоим весом, и ты придвинулась ближе, чтобы посмотреть на него, заметив его открытый взгляд. Ты поднесла палец к его лицу, слегка погладив по щеке. Твой голос был безумно мягким.
— Твоя сестра приготовила тебе кое-что.
Он переключил внимание на девочку рядом с тобой: в её глазах читался тихий страх, когда она заметила, как сильно изменился её старший брат. В последние дни, когда ты приезжала, она болела, но всё равно успела отправить с тобой ежедневный рисунок.
Цветные листы украшали стены его палаты. Коля не раз позволял ей выбирать, чем украсить свою палату, чтобы всегда иметь при себе частичку сестры. Каждая картинка поднимала его настроение настолько, насколько он мог его поднять.
Его глаза загорелись, когда он увидел сестру, на губах заиграла улыбка, которую она тут же отразила.
— Привет! — проговорил он, слабо протягивая к ней руку, голос был хриплым и слабым. Её маленькая ладошка взяла его руку, которую он тут же сжал, вызвав лёгкое хихиканье.
— Привет! — Её голос был таким же мягким, как и твой.
Николай попытался помочь ей подняться, но смог сделать лишь немногое, прежде чем ты вскочила и схватила её за другую руку.
— Хочешь показать Коленьке, над чем ты так старательно работала?
Девочка кивнула, потянувшись за своим рюкзаком, который всё ещё лежал на полу. Ты подхватила его, положив ей на колени. Внутри рюкзака послышался звон монет, и на лице девочки появилось виноватое выражение. Ты вздохнула.
— Разве я не говорила тебе оставить их дома? — Дочь кивнула.
— Так почему они в твоей сумке? — Она пожала плечами, на что ты снова вздохнула.
Николай просто молча наблюдал, слегка забавляясь непослушанием сестры. Она не сильно изменилась за последнее время.
Ты просто решила оставить это на потом, отмахнувшись от неё, чтобы она могла продолжить, что Даша быстро и сделала. В её руках был вырезанный вручную жираф — любимое животное Николая.
Николай взял его, поднеся поближе, чтобы рассмотреть.
— Тебе нравится?
Он улыбнулся, и маленькие чёрные глазки жирафа, казалось, уставились на него.
— Нет? — нахмурилась она.
— Какой же он милый! — ответил Николай.
— Она всю неделю над ним работала, — проговорила ты, отчаянно пытаясь запечатлеть в памяти его улыбку. Теперь они были редкостью, настоящие. Он часто притворялся, в основном для своей сестры, но ты слишком хорошо его знала. Ты всегда видела его насквозь.
Он протянул руки, крепко обнимая свою сестру Дарью, которая практически бросилась в его объятия, как только он пошевелился.
— Спасибо! — прошептал Коля, касаясь волос на её шее.
— Я скучала по тебе, — прошептала Даша в ответ, положив голову брату на плечо и прижавшись к нему. Николай тоже прижался к ней, положив голову ей на плечо, от её волос пахло персиковым шампунем.
Твоя рука потянулась к изношенной сумке, бледно-розовой от многолетних пятен. Ты пыталась купить ей новую, но она отказалась.
"Мне её подарил Коля" — каждый раз утверждала Даша, прижимая сумку к груди, словно в противном случае ты её у неё вырвешь. Маленький кошелёк с монетами звякнул на дне, когда ты отодвинула его в сторону, слепо ища предполагаемую лёгкую находку, но ничего не нашла.
— Куда ты положила свой рисунок, Даша?
Маленькая девочка подняла голову, детские невинные глаза вопросительно смотрели на тебя.
— Его нет в твоей сумке.
Даша снова опустила голову на плечо брата, моргая от неясной дилеммы.
— Ты же не оставила его в машине? — спросила ты, вспомнив, как она торопилась по дороге, пытаясь дочитать книгу.
Даша слегка пожала плечами, распущенные тёмные локоны рассыпались по лицу.
— Я пойду поищу, — вздохнула ты, а затем переключилась на ободряющую улыбку, когда она беззвучно извинилась. Эти глаза всегда казались искупительными. Ты поцеловала её в лоб, прежде чем Даша ослабила объятия брата, позволив тебе обнять Колю, прежде чем уйти.
Ты никогда не сжимала и не держала сына слишком крепко, всегда боясь сломать его.
— Я вернусь, хорошо?
Он кивнул, прижимаясь к твоему плечу, и крепче сжал его, когда почувствовал, что ты начинаешь отстраняться. Ты тихонько захихикала, быстро поцеловав его в щёку.
— Я ненадолго, не волнуйся.
Твои руки обхватили его щёки, мягко приподнимая его лицо, чтобы посмотреть на него.
— Я очень люблю тебя!
Ты тихо сказала это, оставив поцелуй на его лбу, прежде чем уйти. Николай похлопал по месту рядом с собой, приглашая сестру занять своё место. Она улыбнулась, забралась под одеяло и придвинулась к нему поближе.
— Ты хочешь, чтобы я читал или ты? — спросил он, доставая из-под кровати один из своих блокнотов.
— Я.
Он открыл блокнот на начале одной из своих последних историй, сверху крупными буквами было написано "Добрый дракон".
— Жил-был дракон в лесу, таком глубоком, что никто туда не заходил, — начала она, не торопясь произносить каждое слово. Николай слушал, наблюдая за тем, как её глаза перемещаются по каждой букве.
Со временем, когда он писал всё больше и больше историй, он попросил словарь, ища более длинные слова, чтобы научить сестру. Он всё ещё мог помочь, даже находясь на расстоянии.
Коля знал, что будет скучать по этим моментам, когда умрёт. Он составил список того, чего ему будет не хватать больше всего, и на первом месте в нём стояла его сестра. Даже когда она его раздражала.
Её голос звучал почти отстранённо, когда его мысли улетали куда-то в другое место, перебирая множество причин, по которым он ещё не хотел уходить…
В последнее время он всё чаще думал о семье. Может быть, потому что дышать стало труднее. Каждую ночь, перед тем как заснуть, его охватывал пульсирующий страх, что это тот самый момент. Последняя ночь. Это было не так, и он понимал это каждый день, когда просыпался, но всё равно этот страх всегда возвращался.
Теперь это чувство было здесь, но страха было меньше. Может быть, он наконец-то привык к этому. Он притянул сестру ближе, и её голова снова оказалась на его плече. Его сердцебиение слегка участилось.
— Даша?
Чтение прервалось, яркие карие глаза быстро поднялись на него. Он приостановился, чувствуя себя виноватым, когда увидел её невинный вопрос.
— Как мама дома? — спросил Николай.
Она снова опустила голову.
— Грустная. Всегда грустная.
Он кивнул.
— Папа?
— Он всегда на работе. На двух работах.
— А что насчёт бабушки?
Даша на секунду задумалась.
— Я слышу, как она молится каждый раз, когда заходит в свою комнату.
После её слов раздался небольшой гул одобрения, но некоторое время больше ничего не было слышно. Он тихо задумался.
— Как дела в школе?
Она улыбнулась.
— Лёша поцеловал меня в щёку.
Он хихикнул, что только развеселило её.
— Скажи Лёхе, что твой старший брат не боится побить его, если он разобьёт твоё сердце!
Её смех усилился и заставил его улыбнуться. От этого смеха у него заслезились глаза и покраснели щёки. Её смех, казалось, всегда оказывал такое воздействие. Рано или поздно он утихал, и они оба сидели, уютно прижавшись друг к другу. Коля уткнулся носом в её волосы, боясь, что запах может исчезнуть в любой момент.
— Как ты думаешь, это больно? — спросил он, зная, что не нужно уточнять.
— Надеюсь, что нет.
Её слова прозвучали тихо, голос был не таким сильным. Он узнал этот звук.
— Не плачь.
— Почему?
Она фыркнула.
Он поднял её лицо, чтобы она посмотрела на него, и из уголков её глаз упали маленькие капельки слёз. Он смахнул их большим пальцем.
— Потому что…
Его голос был ещё слабее.
— Ты увидишь меня снова!
Её большие карие глаза смотрели в его глаза, разрывая сердце. Он снова притянул её к себе, прижав к груди так крепко, как только мог, и поцеловал в макушку.
— Но я буду скучать по тебе.
Она снова захрипела.
— Я знаю.
Коля закрыл глаза, прижавшись щекой к её голове.
— Я тоже буду скучать.
На мгновение они застыли в таком положении, беззвучно смахивая друг с друга слёзы.
— Скажи маме, что я не умер от холода, пожалуйста, — сказал Николай, глотая слёзы, которые собрались на его губах.
Она кивнула, маленькие ручки крепко вцепились в его больничный халат.
— Я люблю тебя, Коля!
— Я тоже тебя люблю, Даша!
Его дыхание замедлилось за те несколько мгновений, что они пробыли так. Вскоре оно прекратилось, и один из мониторов рядом с его кроватью громко заверещал. Всё произошло слишком быстро: медсёстры вскочили и оттащили Дашу, заставив выронить блокнот, который она быстро схватила в коридоре.
Страница, на которую он упал, была Даше незнакомой. Это была другая история, новая и, похоже, последняя. Она прочла её до конца, остановив взгляд на последнем предложении.
"Надеюсь, смерть будет доброй"...
---
Автор: Сергей Овчарук.
Благодарю за внимание!
Отдельное спасибо за подписку!
До новых встреч на канале: Сергей Овчарук | Рассказы
