-Видно, мало он любил нашу Глашеньку, – раз так быстро забыл её, – с обидою вздохнула Евдокия Григорьевна, Глашина крёстная.
Матушка Дарья горестно покачала головой, соглашаясь с кумою.
- А Татьяна-то!.. Татьяна, – какова!.. Сергей – едва ли лет на десять старше её мальчонки, а она – жениха нашла!
Батюшка Петро вошёл в горницу, гневно остановил разговор матушки Дарьи с Евдокией Григорьевною:
-Не знаете?! Либо забыли, – за болтовнёю своей праздною?! «Не судите, и не будете судимы; не осуждайте, и не будете осуждены» (Евангелие от Луки 6:37-38; «Не судите, да не судимы будете; ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить» – Евангелие от Матфея 7:1-5).
Матушка Дарья быстро поправила платок, затянула потуже концы. Виновато взглянула на отца Петра:
- Батюшка, мы только… Мы лишь о том…
- Ни о чём! – прервал отец Петро сбивчивые матушкины объяснения. – Дел у вас нет?! Подсвечники с лампадами не чищены! Этого вы не видите!
А вскоре позднею ночью возвращался батюшка из Меловского: случились трудные роды, требовалась исповедь и причастие, потом соборование. Господь милостив: родила Катерина Ермолина первенца – крепкого, звонкоголосого мальчишечку, и сама оправилась от недавней боли, а в глазах счастье плеснулось, – лишь только повитуха бережно приложила малютку к Катюшиной груди…
Уставший батюшка Петро – в Меловское уехал ещё с зарёю – в самом добром и благодушном расположении духа дремал в бричке. Встрепенулся, когда уж въехали в Яснодольский. Дом Татьяны Терёхиной – на краю посёлка. Из калитки вышел Сергей – батюшка узнал его в неярком свете ущербной луны. За ним – Татьяна. Что-то тихо сказала Сергею, потом прижалась к его груди. Сергей погладил её волосы…
Батюшка свёл брови. Таким хмурым оставался и утром, и целый день. А перед вечерней сухо, скупыми словами – что ж тут много говорить… – объяснил Сергею, почему отныне он не будет служить в алтаре…
Сергей растерялся, – не нашёл нужных слов, чтоб возразить отцу Петру… И тут же будто захлестнуло упрямство. Молча ушёл из церкви. А теперь лежал на берегу, ругал себя за ненужную заносчивость.
В тот день с Андрюшкой, мальчишкой Татьяниным, беда случилась на смене. Развешивал Андрюха лампы, а тут из-под обушка Кузьмы Дорофеева отлетел острый кусок породы, да прямо в голову мальчонке угодил, чуть выше виска. Малый рукавом расшитой рубашонки зажал рану, и дело своё шахтёрское дальше выполнял. А когда поднялись на поверхность, Сергей похолодел: на золотисто-русых Андрюшкиных волосах – загустевшие капли крови, и на рубахе пятна краснеют. Побледневший мальчишка опустился на землю. Сергей присел рядом, осторожно коснулся ладонью Андрюшкиного лба. Андрей благодарно улыбнулся пересохшими губами, объяснил:
- Я толечко посижу здесь немножко, – голова кружится… и земля ровно колышется под ногами… Посижу немножечко, а потом на речку пойду – кровь смыть и рубаху постирать, а то маманюшка испугается.
Сергей вывел из шахтной конюшни Огонька, усадил в седло Андрюшку, сам запрыгнул.
В дом занёс мальчишку на руках.
В Татьяниных глазах метнулся испуг… Она прижала ладонь к побелевшим губам, бросилась к Сергею. А он уложил Андрея в постель, кивнул Татьяне:
- Ты, Таня, дубовой коры с деревеем запарь: рану мальчишке промыть требуется (деревей – так на юге России называют тысячелистник, – примечание автора). Да не переживай так: у ребят раны быстро заживают. Ещё крепче станет Андрюшка твой.
Андрюшка взял материну ладонь, прижался к ней щекою:
- Ты не бойся, маманюшка: заживёт; а мне не больно, – ни капельки.
Сергей улыбнулся:
- Он у тебя, Татьяна, молодец. А по шахтёрскому делу – что ж: у нас всякое случается.
Татьяна проводила Сергея до калитки. Мимо проехала батюшкина бричка…
Разумом понимал Сергей: надо рассказать батюшке Петру, как дело-то было… Понимал, – а ничего не мог поделать со своим мальчишеским упрямством…
Заходил проведывать Андрюшку. Немного смущался под Татьяниным взглядом: сквозь полынную горечь вдруг всколыхнётся и тут же растает простая, ещё неизвестная Серёжке женская ласка…
А однажды поднялся на крылечко и расслышал серьёзные Андрюшкины слова:
- Сергей Фёдорович – он, маманюшка, мне кажется, на батянечку нашего похож. Как думаешь?
А в Татьянином голосе – горькая растерянность:
- Похож… Немного.
Уже в листопад понадобилось десятнику Фёдору Пахомовичу съездить в город, в контору: отвезти управляющему Селиверстову бумаги на получение новых шахтёрских ламп и ещё одной паровой машины – для водоотлива. А дел у десятника – невпроворот: как раз рельсовые пути меняли, и со дня на день ожидается доставка дубового кругляка – под крепь в новой выработке (крепь в угольной шахте – это искусственное сооружение, что возводится для предотвращения обрушения угля и породы в горных выработках, а также для управления горным давлением, – примечание автора). К тому же десятник Ермаков не любил поездки в город: не по душе ему вся эта бестолковая городская суета. Не нужен Фёдору Пахомовичу целый мир, – была бы шахта «Яснодольская»…
Поэтому отправил в город Сергея.
Чуть светало, когда Сергей запряг Огонька и тронулся в путь. Степь белела под выпавшим за ночь первым инеем, со склонов Журавлиной балки накатывала крепкая свежесть пожелтевших дубовых листьев. Молодой и резвый Огонёк звонко стучал копытами по затвердевшей степной дороге, и в этом перезвоне копыт с камешками слышалось Сергею самое дорогое имя…
Лишь теперь почувствовал, как хочется ему увидеть Глашеньку. Словно очнулась боль в сердце, – оттого, что так давно не видел её, голоса её не слышал… В шахтные смены Сергей, казалось, ударами обушка глушил эту боль, и она глубоко затаилась: что ж думать о том, что никогда не сбудется.
Удивительно ли, что в городе первым делом Сергей отправился к женской гимназии. В это время гимназистки торопятся на занятия.
Спешился за углом гимназии. Сердце то замирало, то безудержно стучало, – громче, чем копыта Огонька по степной дороге…
А увидел Глашеньку…
Из-под тёмно-синего пальто мелькнул подол коричневого форменного платья. Волосы строго причёсаны и убраны под шапочку. Сергей на секунду прикрыл глаза и вспомнил горьковато-нежный ромашковый запах Глашенькиных волос…
Подойти к Глаше Сергей не решился. Была она такой родной… И в то же время – повзрослевшей за эти месяцы… серьёзной и – будто бы грустноватой.
Глаша с подругами скрылись за дверью гимназии, а Сергей отправился к управляющему Селиверстову.
Всё же намеревался дождаться Глашу после уроков…
А последним уроком в восьмом классе была лекция по дидактике. Глашенька случайно взглянула в окно – с кленовой ветки багряной звездою сорвался лист и медленно закружился над землёю в невесомом полёте.
И тут Глаша увидела Сергея.
Это был он. И он уже ничуть не был похож на семинариста. Глаша затаила дыхание: Сергей – шахтёр… Рослый и сильный, и… просто немыслимо красивый.
Неудержимо захотелось выбежать из класса, – чтобы лететь к нему. Но тут же в отчаянии поняла, что до конца урока – целая вечность.
Через дорогу от гимназии, наискосок – кондитерская лавка. Они с Сергеем часто заходили туда…
Сергей и сейчас зашёл в кондитерскую. А когда вышел, – держал в руках бумажные кульки с конфетами и пряниками. Кульки уложил в холщовую дорожную сумку, взлетел в седло…
Обеспокоенная Сонечка о чём-то тихо спросила Глашу. А Глашины глаза вдруг стали глубокими синими озерцами, что вот-вот прольются через край…
А Сергей просто вспомнил грустный Татьянин рассказ:
- Да только обвенчались мы со Степаном без их согласия. Братья хотели меня за Сидора Михеевича, городского лавочника, отдать. Уж и сговорились. А нам со Степаном друг без друга жизни не было. Вот и решились – помимо воли отца моего и братьев обвенчаться. Тогда и сказал Семён: так, мол, и так, – живи теперь, как знаешь, а у нас с Иваном нет сестры. И ты знай: нет у тебя братьев.
И вдруг обожгло…
А если и Глаша услышит от батюшки Петра такие слова: нет у тебя отца с матерью…
В кондитерской лавке купил дорогих шоколадных конфет и печатных пряников – Андрюху с Татьяной порадовать.
И тронулся домой.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Часть 12 Часть 13 Часть 14 Окончание
Навигация по каналу «Полевые цветы» (2018-2024 год)