Волною от взрыва гремучего газа обрушило кровлю… (шахтная кровля – это горные породы, расположенные над пластом угля, – примечание автора). На днях к шахте привезли дубовые кругляки – для сооружения крепи, и мужики-крепильщики как раз готовились возводить крепь в новой выработке(шахтная крепь – это искусственное сооружение, возводимое для предотвращения обрушения горных пород в выработках, – примечание автора).
Да не успели: угадаешь разве, когда рванёт гремучий газ…
Сергей очнулся в кромешной темноте. Даже снова прикрыл глаза: так хоть искры какие-то вспыхивают…
Такой беспросветной черноты Серёжке не доводилось видеть. Кто не знает, – часто говорят: мол, в шахте темно…
Темно – это когда вот такая чернота, в которой после взрыва гремучего газа всё просто бесследно исчезло, ровно утонуло… А до того, как рвануло, в шахте был обычный полумрак, и глаза шахтёрские давно привыкли к неяркому свету, что давали шахтёрские лампы. И теперь – по сравнению с наступившею чернотою – привычный шахтный полумрак казался Сергею ярким и солнечным днём…
Из-за боли в груди было тяжело дышать. Сергей прислушался: кажется, боль – тупая, давящая, – только здесь, в груди. А подняться не получилось, – Сергей не сразу понял, что лежит под глыбой породы.
Где-то там – Глаша, Глашенька… Синеглазая девочка в строгом коричневом платье гимназистки педагогического класса слушает лекции… И – Сергей знал это… – думает о нём.
Глаша, Глашенька!.. Любимая, родная…
И там, наверху, – Татьяна. Со своей надеждой на простое счастье…
И она тоже думает о нём.
А здесь, в кромешной темени, мелькнул огонёк. Не огонёк даже, – крошечный светлячок. Такие светлячки летними ночами чуть заметны в зарослях прибрежной травы…
Андрюшка?..
В голове Сергея пронзительною молнией пронеслись все молитвы, которые он знал…
Там, наверху, – гимназистка Глашенька… И то, что у них с Глашенькой не сбылось, – потому что он каждый день спускается в шахту, а не служит иереем в каком-то приходе… И там, в туманной горечи Татьяниных глаз, – обещание никогда не испытанной, такой сокровенно-желанной ласки…
И всё это – не легче глыбы породы.
Но наверху можно сдвинуть любую глыбу!!! И Сергей знал, что сдвинет самую тяжёлую глыбу, – только бы подняться…
А самое главное было здесь, в беспроглядной черноте: вовсе не то, мальчишечка, Андрюшка Терёхин, держал в руках шахтёрскую лампу, а в ней – совершенным, непостижимым чудом не погасший огонёк. Самое главное, – что мальчишечка этот, с маманюшкиными большими серыми глазами – живой!!!
А любую глыбу – её сдвинуть можно. Какою бы тяжёлой она ни была…
Андрюшка затаил дыхание, – огонёк в лампе мерцал чуть приметно, и мальчишка недоверчиво всматривался в чернеющую в немыслимой черноте глыбу породы. Сергею хотелось громко окликнуть его, но он сам не расслышал своего шёпота:
- Андрюха!.. Андрей!..
А Андрей услышал. Обрадовался:
- А я искал тебя! Знал, что всё равно найду!
Откуда-то взялись силы: там, наверху – Глашенька… и Татьяна. И там тоже надо сдвинуть глыбу…
А здесь – Андрюшка, мальчишечка-лампонос, и его надо вывести на поверхность.
И Сергей приподнялся. Ладонями упёрся в глыбу – ему показалось, что у него натянулись все жилы, а из глаз и ушей сейчас фонтаном брызнет кровь. Андрюшка бережно опустил лампу на землю, подержал над нею ладошки, – словно защищал крошечный огонёк… А потом тоже упёрся в глыбу, и она сдвинулась, – ровно до сих пор Сергеевым рукам не хватало силы Андрюшкиных ладошек!
Сергей быстро ощупал Андрюшкины плечи, руки и ноги:
- Целый, шахтёр?
- Так целый. Коленка толечко болит немножко.
А в шахте – небывалая тишина. Андрюшка понял, что Сергей прислушивается к этой тишине, объяснил:
- А нету никого. Спасатели подняли всех шахтёров. Я слышал, как они говорили, – про то, что за этим завалом живых не может быть. А они, должно быть, меня не слышали: я стучал им… и звал, но там клеть гремела, и другие завалы они разбирали (клеть – транспортная кабина для спуска-подъёма людей и грузов в угольную шахту, – примечание автора). – Андрюшка вздохнул: – Маманюшка плачет там. Думает, что погибли мы с тобою, Сергей Фёдорович. Не знает, что мы – туточки, живые.
- Выберемся, Андрей Степанович. Непременно выберемся: в шахте обязательно есть запасные выходы. И мы с тобою отыщем их.
Андрюшка-лампонос берёг огонёк: ладошки его осторожно взлетали над лампой, на секунду замирали, и огонёк трепетал, не угасал… Хоть и оставалась темнота, но этот крошечный огонёк сиял в шахтёрской лампе.
… В неясной тревоге сжималось сердце: от неё Глашенька и встрепенулась, – ещё до зорьки. Приподнялась на локте, всмотрелась в темноту за окном, – старалась понять, откуда надвигается эта тревога…
Сергей?..
Сергей рассказывал, что в шахте не бывает такой темноты, чтоб – как ночь: выработку освещают шахтёрские лампы. Не белый день, конечно, но – видно.
Про шахту Сергей рассказывал много. Но лишь сейчас, в этой предрассветной темноте, вдруг представилась Глашеньке шахтная глубина.
И захотелось увидеть Сергея. Лишь увидеть, – хотя бы просто из окна гимназического класса.
Небушко светлело, а тревога оставалась такой же неясной, и будто чернела, – вдогонку ночи.
Глашенька неслышно шептала молитву.
На лекции по дидактике слушала и не слушала Анну Алексеевну. Анна Алексеевна уж не раз выразительно умолкала, внимательно смотрела на Глашу, укоризненно покачивала головою: лучшая ученица… и в дидактике у Глафиры Аникеевой – особые успехи, она даже придумала задания для учеников младших классов земской школы – по арифметике и русской словесности… А нынче – будто её подменили: рассеянно смотрит в окно, кажется, – не слышит ни слова. Даже замечание, обращённое к ней, не расслышала, – пока подруга не толкнула её.
А Глаша взглядывала на низкие тучи, провожала глазами сорвавшуюся с верхушки тополя воронью стаю… Снова и снова про себя повторяла молитву.
Подружка, Сонечка, недавно рассказала случай, бывший у них в посёлке: вот так же, как Глаше и Сергею, не разрешали родители обвенчаться, не давали своего благословения…
- Знаешь, Глашенька, что придумали Маруся с Егором? А придумали они вот что: упали в ноги отцу с матерью, да и признались, – так, мол, и так, был грех. Ну, отец Марусин – сурового нрава: разбушевался, кнутом замахивался на дочку и на Егора, да только – куда ж деваться… Так и обвенчались, – минувшею осенью. А нынче, в самый Покров, Маруся мальчишку родила, – так отец больше и не вспоминает про былое своё недовольство. И в Егоре, зяте, души не чает. Дом уж достраивают.
Глашенька посмеялась: хорошо-то как!..
И вдруг загорелась: а что, если и им с Сергеем признаться в… грехе?
И под кнут готова была Глашенька, – лишь бы стать Серёжкиной невестой, а потом – его женою.
Может, оттого тревога, что увидела тогда, как Сергей вышел из кондитерской лавки с кульками, полными конфет и пряников?.. Выходит, – есть у него, кому гостинцы-то покупать?..
Это – лишь девчоночья обида.
А тревога оставалась в неведомой чёрной глубине.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Часть 11 Часть 12 Часть 14 Окончание
Навигация по каналу «Полевые цветы» (2018-2024 год)