Коля умирал долго и мучительно. Но быстрой смерти я ему не желала. Даже в мыслях.
Мы прожили вместе 38 прекрасных лет. Такую жизнь можно назвать счастливой. Почему я так говорю? Наверное, потому что чувство, испытываемое мной к мужу, нельзя назвать любовью. Скорее, это было духовное родство, уважение. И благодарность. Потому что благодаря Коле я сумела преодолеть очень тяжелую полосу в своей жизни. Благодаря ему имею замечательных детей и внуков. Вот только Коли больше нет...
С этим трудно смириться. Но я постараюсь, потому что он не хотел бы видеть меня несчастной. «Огонек» – так ласково он меня называл. И не только за рыжие волосы, а и за мой вспыльчивый характер. Как часто я бывала к нему несправедлива...
На похоронах было очень много народа. Друзья, родственники, университетские преподаватели, студенты. Люди подходили выразить соболезнования. Я стояла окаменевшая, не в силах пошевелиться. Слез уже не было, но глаза выжигала соль. Я устало прикрыла их веками.
– Тебе плохо? Мам! – в голосе дочери звучала тревога.
Я хотела ответить, но внезапно почувствовала головокружение, ноги подкосились. Наверное, упала бы, но в этот момент меня подхватили чьи-то руки, и низкий мужской голос произнес:
– Не волнуйтесь, я ее удержу!..
Открыв глаза, я с трудом повернула голову, чтобы посмотреть на того, кто это сказал. Придерживая меня за плечи, мужчина наклонился к моему лицу:
«Как ты, Наденька?»
Я молчала. Смотрела и не могла понять. Почему столько седины? И глаза яркой синевы. Боже, он здесь! До него можно дотронуться. А моего Коли больше нет....
– Как ты? – теплая рука легонько коснулась щеки. – Воды хочешь?
Я сделала шаг назад, но он не выпустил меня из рук.
– Не вырывайся. Можешь упасть.
– Мама, тебе помочь? – это уже спросил сын.
– Я в порядке, – ответила, собравшись с силами. – Не волнуйся...
Потом перевела взгляд на Эдика:
– Как ты узнал?
– Ляхов позвонил... Он единственный знал о том, что я вернулся.
Вдохнув, я попыталась освободить плечи. Эдик понял. Убрал руки:
– Не нужно было приходить, да? Прости. Знаю... Но я должен был... Сын тронул меня за руку:
«Нам пора».
– Иду, – присев на корточки, я коснулась свежей земли, разбросанной на могиле. Потом поднялась и пошла по аллее к автобусу. Не оборачиваясь. Как когда-то уходил он...
Странно устроен мир. Кто-то уходит, кто-то возвращается. Не думала, что снова увижу Эдика. Сорок лет прошло с нашей последней встречи. В памяти всплывает смеющееся молодое лицо, густые волнистые волосы спадают на высокий упрямый лоб. Погружаясь в синь его глаз, я чувствовала себя счастливейшей из смертных. Эдик это знал и снисходительно принимал мою любовь. Впрочем, его чувства ко мне тоже можно было назвать любовью. Так любят своих домашних животных. Мне и этого было достаточно.
Мы вместе учились в институте. Вместе ели и спали. Вместе ходили в турпоходы, лазали по горам. Нам было хорошо вместе. Частенько к нам пристраивался одногруппник Коля. Эдик беззлобно называл его «третий лишний». Все в группе знали, что Коля в меня влюблен, но Эдик не ревновал. Чувствовал свое превосходство и был уверен в моей верности. А вот я в его верности уверена не была, поэтому часто устраивала ему сцены ревности. Он злился, мы ссорились. Потом мирились. Вернее, нас мирил Коля, который не мог равнодушно смотреть на мои страдания...
Получив дипломы, мы задумались о том, каким образом применить полученные знания. Я предложила пойти работать в НИИ. Коля мою идею поддержал, а Эдик высмеял:
– Вкалывать за гроши?! Нет, я махну на какую-нибудь крупную стройку. Туда, где хорошо платят. Повернувшись ко мне, спросил:
– Едем?
– Да, – кивнула я. – С тобой хоть на Северный полюс!
Моим планам не суждено было осуществиться. Неожиданно тяжело заболела моя мама. Бросить ее в таком состоянии я не могла, поэтому стала просить Эдика отложить поездку.
– Надь, мне работать надо! – возмутился он. – И так пять лет просидел на шее у родителей. Хватит!
– Но месяц-то можно подождать? – продолжала упрашивать я.
– А ты уверена, что через месяц твоя мать поправится? Короче, сделаем так: я поеду один, разведаю обстановку. Понравится – устроюсь. А потом приедешь ты. На все готовенькое.
Увидев выражение моего лица, Эдик притянул меня к себе:
– Не кисни. Пару месяцев потерпишь. Зато представляешь, как мы будем любить друг друга, когда встретимся?!
– Если я не умру! – уткнувшись Эдику в грудь, я разрыдалась...
Через неделю Эдик уехал. Знать бы мне тогда, какой невероятно долгой разлукой обернется его отъезд...
Первые дни я места себе не находила. По ночам ревела белугой. Мама чувствовала себя виноватой: «Все из-за меня...»
Две недели я трижды в день заглядывала в почтовый ящик. Писем от Эдика не было. Не выдержав, позвонила его маме: «Тетя Клава, от Эдика ничего не было?»
– Сегодня звонил, – ответила она. – Все в порядке. Осваивается...
– Ну вот! Вам позвонил, а про меня уже, наверное, и думать забыл!
– Не забыл, не расстраивайся! Велел привет передать. Говорил, скучает.
– Да? – у меня отлегло от сердца. – А ему можно туда дозвониться?
– Пока нет. У них в поселке связь плохая, он в город звонить ездил.
– Жаль. Так его голос хочу услышать...
– Наслушаешься еще, – усмехнулась она. – Жизнь – она длинная...
Первое письмо от любимого меня обрадовало и расстроило одновременно. Обрадовало, потому что Эдик писал, что безумно по мне скучает. А расстроило, потому что отговаривал ехать вслед за ним. Объяснял это тем, что для женщин там нет работы. А еще писал о каких-то невероятно трудных условиях жизни, сложных погодных условиях, грубом начальстве. Я совсем пала духом. В таком состоянии застал меня забежавший в гости Коля. Уставившись близорукими глазами, он грустно спросил:
– Плохо тебе, да, Надь?
– Хуже не бывает, – призналась я. Взяв с трюмо статуэтку, Коля задумчиво повертел ее в руках:
– Идем в кино, а? А то так и до чахотки недалеко.
– Хорошо бы, – вздохнула я. – Тогда бы Эдик бросил свою Сибирь и приехал меня спасать.
– Ну ты даешь! – поставив статуэтку на место, Коля поднялся с дивана. – Собирайся. Идем! Будем тебя лечить.
– Не старайся, не поможет, – отмахнулась я. – Я Эдьку люблю.
– Люби на здоровье. Ты меня неправильно поняла, – подойдя ближе, он присел передо мной на корточки. – Запомни, я дружбу ценить умею. И соблазнять тебя не собираюсь. Ясно?!
– Ясно! Тогда идем! – повеселев, кивнула я. – А то и в самом деле скоро так зачахну...
Через неделю я устроилась на работу. Время стало двигаться быстрее, и от этого на душе было уже не так тоскливо. Тем не менее я писала Эдику слезные письма, умоляя вернуться. Отвечал он через раз. А вскоре и вовсе стал отделываться открытками. В сердце закралась тревога. Может, у него там появилась зазноба? К несчастью, мои опасения оказались не напрасными.
Спустя пять месяцев меня ждало очередное потрясение. В тот вечер мама вернулась с прогулки расстроенная. Снимая босоножки, хмуро бросила:
– Железнов... заявился!
– Эдик?! – я метнулась к двери, но мама заслонила ее собой. Увидев мой недоуменный взгляд, сказала:
– Нельзя тебе туда... Не один он...
– Что значит – не один? А с кем?
– Должно быть, с женой, – буркнула мама и осуждающе поджала губы. – С пузом она...
– Беременная?! – я так и села. Мама снова покачала головой:
– Не горюй, дочка, не один он на белом свете. Мужик, он и есть мужик. Дверь закрыл и забыл! А любовь у тебя еще будет...
Эдика я увидела через три дня. Мы столкнулись возле почтовых ящиков. Стояли и молчали. Долго, пока в подъезд не вошла тетя Клава. Посмотрев на нас, строго сказала:
– Глупостей не натворите. Если не получилось соединить жизни, то отпустите друг друга с миром. Шура ребенка под сердцем носит. Вот о ком думать надо!
Не дожидаясь ответа, она стала подниматься на свой этаж. Немного постояв, Эдик двинулся за ней следом. Уже со ступенек, не оборачиваясь, сказал:
– Я завтра уеду. Шуру к матери привез... Нельзя ей там... рожать...
Больше я его не видела. И Шуру не видела. Потому что перебралась жить на другой конец города. Несколько месяцев жила в полной изоляции, даже с мамой общалась только по телефону. Потом приехал Коля. И неожиданно прямо с порога:
– Надюш! Выходи за меня замуж!
– Замуж?! Вот еще! – опешила я.
– Я дурак, да? – он грустно усмехнулся. – Понимаю... Ты Эдика любишь. Но я... Я тебя за двоих любить буду. Всю жизнь... Надь, я тебя еще со школы люблю. И в институт этот только ради тебя пошел. Если честно, я в другой собирался...
Коля смотрел на меня такими глазами, что мне хотелось плакать. Я закрыла ладонью его рот и тихо сказала:
– Давай немного подождем! Обещаю, что не заставлю тебя повторяться. Подумаю и отвечу. Потом... Когда будет не так больно...
Боль прошла не скоро. Но прошла. И помог мне в этом Коля. Никогда не думала, что в этом немного неуклюжем парне может быть столько терпения и нежности.
Через год я уже не представляла без него своей жизни. И однажды сказала:
– Коль, я думаю, что пора нам с тобой сыграть свадьбу. Не возражаешь?
Один из героев замечательного кинофильма «Доживем до понедельника» написал в школьном сочинении: «Счастье – это когда тебя понимают...» Он тысячу раз прав. Коля понимал меня во всем. И всегда старался учить этому наших детей. Поэтому я удивилась, когда на поминках дочь сказала:
– Надеюсь, ты не собираешься больше видеться с этим человеком? – она сделала пренебрежительный жест рукой. – Не обижайся, но я догадалась, кто это. Кажется, его зовут Эдуард. Или я ошибаюсь?
– Не ошибаешься... Но откуда...
– Бабушка рассказывала. И фотографии показывала. Вы там втроем: он, ты и папа. Ты с этим в обнимку... Знаешь, хорошо, что этот тип тебя бросил.
– Почему?! – оторопела я.
– Как почему? – дочка сердито пожала плечами. – В противном случае меня бы просто не было!
– А, ты об этом... Да... Идем к столу, доченька. Неудобно как-то оставлять людей одних...
На следующий день я отправилась на Колину могилу. Хотелось побыть с ним наедине. Не удалось. Возле обложенного венками холмика сидел на корточках Эдик. Я в нерешительности остановилась. Может, лучше сразу уйти? Почувствовав взгляд, Эдик повернул голову. Я молча кивнула и подошла. Присев, коснулась рукой таблички с фамилией и сказала:
«Здравствуй, мой родной!»
– Ты была с ним счастлива? – рука Эдика дрогнула, коньяк пролился.
– Была... – я печально обвела пальцами черную траурную рамочку, подняв голову, посмотрела на Эдика:
– А ты? Кстати, я даже не знаю, кто у вас родился.
– Мальчик... – Эдик помолчал. – Но он умер... Потом Шура от меня ушла. И вторая жена тоже... Так что я один. Поэтому решил вернуться сюда. Что ты на меня так смотришь? Даже бродячий пес хочет, чтобы его приласкали. Последняя фраза резанула по сердцу.
– Ну что ж! – сказала я уже мягче. – С возвращением тебя... ...
Через месяц Эдик наведался ко мне в гости. Весь вечер мы говорили о Коле. Я с гордостью рассказывала, какую он сделал карьеру. Как любил детей и внуков.
– А тебя? – хмуро спросил Эдуард.
– Зачем спрашиваешь? – я вытерла платком выступившие слезы. – Ты и сам это прекрасно знаешь.
– Знаю... – он с усилием потер пальцами виски. – И очень ему благодарен. За тебя...
– Не надо! – я тряхнула головой. – Давай лучше поговорим о тебе...
Через пару недель Эдик пригласил меня к себе в гости.
– Я у себя порядок навел. Посмотришь на мою холостяцкую берлогу.
– Может, не стоит? – замялась я. – Лучше давай встретимся где-то на нейтральной территории.
– Надюша, – умоляюще посмотрел на меня он. – Я ужин приготовил.
Вот ведь ситуация! Не стану же я ему отвечать, что боюсь нарваться на дочку. Она ведь теперь с ним в одном доме живет. Ей мамина квартира по наследству досталась.
– Ладно, – согласилась неохотно. – Но без глупостей. Я в трауре.
– Боже избавь, – усмехнулся он. – На «глупости» я уже не способен!
В тот раз мне повезло, дочь во время тайного визита меня не видела. Зато через три месяца она застукала у меня Эдика. Причем в моем махровом халате. Ох и наслушалась я от нее! Вспоминать не хочется. Дочка меня даже обозвала старой дурой. Я расплакалась:
– Как ты можешь?! Неужели я не имею права быть счастливой?
– Счастливой? С ним?! – крикнула Люда и, хлопнув дверью, выбежала из моей квартиры.
Весь вечер я проревела. А потом подумала: со временем дочка обязательно поймет. Не могу я Эдика потерять во второй раз. Это нечестно. Мы любим друг друга сорок лет. Целую жизнь. Так неужели же мы не заслужили этой любви?
