Над улицей сгущалась, незаметно темнела синь раннего зимнего вечера. Лиза не помнила, как спустилась по ступенькам школьного крылечка, как шла ему навстречу. Прижалась к его груди. Белая кружевная шаль сбилась на затылок, и Захар целовал её волосы. Лиза подняла глаза:
- Захарушка!.. Милый мой… Будто знала, что встречу тебя сегодня, – не ушла домой после уроков.
Гладила ладонями его лицо… Медленно прикрыла глаза, – в таком счастливом ожидании, что он найдёт её губы... От полузабытого запаха железа и машинного масла вдруг закружилась голова. А он чуть слышно коснулся губами полуопущенных век:
-Как живёте… Елизавета Степановна?
-Захарушка!.. Днём и ночью о тебе думаю. Как же долго – целую вечность! – не виделись мы с тобою!
-Долго. – Захар достал самокрутку, глубоко затянулся.
-Вспоминал ты меня? Наши встречи… вспоминал?
-Хотел… не вспоминать, не думать. Забыть хотел.
- Значит, – думал и вспоминал… – Лиза счастливо перевела дыхание.
Неярко вспыхнул уличный фонарь. Редкие снежинки невесомо кружились в его свете.
- Поздно уж, Елизавета Степановна. До дому Вас провожу.
Лиза снова взяла в ладони его лицо:
- Что ж не расскажешь, Захарушка… Что ж не расскажешь, как с молодою женой живёшь…
-Живём, – уклончиво ответил Захар. Повторил: – Поздно уже. Стемнело.
-Поздно… – усмехнулась Лиза. – Разве ж я не знаю, что поздно. А провожать не надо меня. Скажи лишь: придёшь ли ещё… к школе, – повидаться?..
- Приду, – сдержанно ответил Захар.
Она торопливо пошла вдоль улицы. Захар смотрел ей вслед, вслушивался в стук её каблучков…
А дома удивлённо встрепенулись Танины реснички, когда он бросил на лавку форменную фуражку и равнодушно прошёл мимо стола. Не заметил глубокую глиняную миску, доверху полную вареников. Вареники ещё дымились,– Танюша только что достала их из кипящей воды, полила пахучим подсолнечным маслом с жареным лучком… Захар ничего не заметил, хотя любил запах жареного лука.
Таня подняла его фуражку, бережно повесила её на гвоздик. Несмело улыбнулась:
- Вот, Захар Алексеевич… я к ужину… вареников вот. Как ты любишь: с картошкой, с квашеной капустой…
-Не хочу, Татьяна. Устал сегодня, – сухо объяснил Захар.
Таня растерянно передвинула миску с варениками, расправила скатерть. Плечики её так жалко поникли, что Захар не сдержался:
- Ну… разве пару-другую… Уж больно красивые они у тебя получились.
Татьяна совсем по-девчоночьи шмыгнула носом: глаза уж на мокром месте были, – понял Захар. Быстренько подала ему чистое полотенечко:
- Садись, Захар Алексеевич, покушай, – пока горяченькие.
Признаться, через минуту он уже не понимал, как можно было отказаться от Таниных вареников. Разумеется, – парой-другою не обошлось: миска почти опустела… Танюша сияла, не сводила с Захара глаз. И он поднял взгляд, улыбнулся:
- Хороши. Спаси Христос, Татьяна. Маманя точно такие готовит.
После ужина Захар вышел на крыльцо, – покурить. Татьяна убрала со стола, накрыла миску с варениками: на завтрак подогреть на сковородке, – Захарушка любит такие, золотисто-поджаренные…
Постелила постель, стала у окошка, смотрела, как вспыхивает огонёк Захаровой самокрутки. После их свадьбы Захар посадил у колодца яблоньку. И сейчас осторожно отряхнул с тонкой ветки в ладонь только что выпавший снег, с наслаждением умылся им. А в горнице подошёл к Тане, обнял её плечики… ласкал губами шею. Осторожно сжимал ладонями маленькие упругие бугорки груди… слышал, как взволнованно сердечко её бьётся. Медленно расплёл тяжёлую косу, – волосы укрыли Танюшу до пояса. Прикрыл глаза: даже сейчас, когда снег за окном, волосы Танины хранят чуть уловимый запах любистка и ромашки. На руках отнёс её в постель. Как и в прошлые их ночи, – с самой первой… – Танюша стыдливо притихла. А он поднял её рубашку, стал ласкать крошечные соски и животик. Опустил ладонь в самый низ… В сладком и жарком желании ему надо было коснуться её самой трепетной нежности, – перед тем, как сила его забьётся в её глубине, сначала медленно, потом всё быстрее… Сдерживал свою силу, даже дыхание затаил, – ждал, что она откликнется на его желание, сама разведёт коленочки…
А откликом была лишь её всегдашняя стыдливость… И всё равно он ждал, – когда утихала его сила, ждал, что расслышит её тихий-тихий… сладкий-сладкий стон… Но почувствовал только робкий трепет её ладошек у себя на плечах…
Таня быстро опустила рубашку. Какое-то время Захар молчал. Потом усмехнулся в затаённой горечи:
- Не любишь, значит, Татьяна…
Таня тоже молчала, – растерянно и встревоженно, – оттого, что не понимала его слов.
- Не люб я тебе?
- Люб, Захарушка, – от отчаяния Танюша глотала слёзы. Просто она ещё не знала, что люб – это не только, когда смотришь на его брови и в синие глаза… Не только, когда от его неспешной и уверенной походки вдруг замирает сердце… Не только, когда тайком прижимаешь к лицу его промасленную в паровозомеханическом цеху косоворотку…
А Захар всё чаще вспоминал Лизонькин голос:
-Захарушка!.. Днём и ночью о тебе думаю. Как же долго – целую вечность! – не виделись мы с тобою!
В выходной Захар томился без привычного грохота в цеху, без тяжести паровозных колёс. Даже пальцы тосковали по шурупам и винтам. С зарёю управлялся во дворе, – чистил от снега дорожку к колодцу. Таня вышла на крыльцо, окликнула его:
- Захар Алексеевич! К обеду щей сварить либо лапши с гусиными потрохами?
Он не повернулся на её голос, в скрытой досаде бросил:
- Всё равно.
Вышел за калитку… Впервые за эти месяцы всмотрелся в левый берег Луганки, – будто хотел отыскать крышу знакомого дома… И неожиданно для самого себя отправился на Каменный Брод.
И безотрадно-горько откликалось его сердце заснеженным сухим цветкам полыни на берегу:
- Нелюбая…
А Лиза – в одной лишь наброшенной на плечи шали – встретила его у калитки...
- Ждала я тебя, Захарушка… Как ждала!.. Знала, что придёшь.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Навигация по каналу «Полевые цветы»