Наталья спешила к Сергею, каждый день без него был для нее невыносим. Иногда, конечно, она пыталась подумать о том, что ведь было у него что-то до нее, но тут же отбрасывала все мысли: все, что было до нее – это в прошлом. А сейчас есть только она и он! С ним она жила на съемной квартире, но это не угнетало ее. Сначала она хотела подать на развод с Василием, чтобы ей с детьми осталась квартира, но потом передумала: дети не входили в картину счастливой жизни, в которой она жила с Сергеем. Она ругала себя за то, что позволила себе родить еще раз: когда она забеременела, Василий очень просил ее оставить этого ребенка.
- Пусть будет сын, Наташенька, - просил он ее. – Я буду носить тебя на руках!
И он действительно взял на себя почти все по дому и с дочкой занимался больше, чем она. Когда родилась вторая дочка, Наталья совершенно стала невыносимой: Василия не ставила ни в грош, даже в постель его пускала только изредка. Когда он упрекал ее в том, что она его не любит и никогда не любила, Наталья с пренебрежением отвечала:
- Тебя? Любила? Ты в своем уме? Кто ты такой, чтобы я тебя любила?
Сначала Василий относил это на нервы, ведь двое маленьких детей – ей очень трудно! Но потом тоже стал огрызаться, приходить домой выпивши. Иногда подумывал о разводе, но мысли о детях заставляли его терпеть.
И вот Наталья встретила любовь всей ее жизни! Она бросилась в нее, словно в омут, забыв обо всем и обо всех! Она чувствовала, что это ее последний шанс, и упустить его она не может. Когда у Сергея кончилась командировка, она уехала с ним в Воркуту.
... Прошло тринадцать лет.
- Бабуля! Я пришла!
Из прихожей в кухню вбежала девушка, светловолосая, сероглазая, размахивающая свидетельством об окончании профессионально-технического училища.
- Ну все, бабуля, я теперь швея, вот получите-ка документик!
Таня вся светилась от счастья: она закончила училище и уже получила распределение.
- Нам наш мастер говорил, что профессия швеи у нас в стране самая-самая. Можно и на дому шить. В магазинах-то ничего путного нет, одни халаты в горошек. Поэтому клиентки будут косяком идти!
Клавдия Петровна оторвалась от кастрюли, в которой что-то кипело, повернулась к внучке. Слава Богу, одну вывела в люди!
- Поздравляю тебя, Танюша, вот и начинается твоя взрослая жизнь. И Катюшка наша в следующий год училище закончит, и уедете от бабки. Что же я делать без вас буду?
- Бабуля, мы не бросим тебя! Я буду часто приезжать, ведь распределение у меня в район, в комбинат бытового обслуживания! А потом, когда получу квартиру, заберу тебя к себе, - проговорила Таня.
- Нет, бабушка будет жить со мной, - вступила в разговор младшая, Катя. – Правда, бабуля?
Она обняла бабку, всхлипнувшую вдруг, полезшую в карман за платком.
- Ну бабуля! Не плачь! А что тут у тебя варится? Я голодная!
Татьяна заглянула в кастрюлю, вдохнула, закрыв глаза, запах.
- Ты лучше всех готовишь, бабушка! Я нигде не ела такого вкусного борща и таких пирожков!
- Ладно, ладно, не подлизывайся!
Нигде она не ела! А где ты бывала, внученька?
За окнами послышался звук остановившейся машины. Клавдия Петровна выглянула в окно и застыла как вкопанная. Из машины выходила… Наталья.
- Ба, ты что, что ты там увидела?
Клавдия Петровна со страхом смотрела на внучек.
- Там, - она кивнула в сторону входящей во двор женщины, - ваша мама.
- Кто? Почти хором спросили девочки.
- Мама Наташа, ваша мать.
В комнату, осторожно переступая порог, наклоняясь, чтобы не коснуться высокой прической косяка двери, входила стройная женщина в ярком платье, с чемоданом. Сестры не мигая смотрели на вошедшую женщину. В комнате повисла тишина.
- Ну здравствуйте! – прервала молчание вошедшая. – Не узнали, что ли? Ничего себе! Мама, ты что, не говорила им, что у них есть мать?
- Говорила, - сухо ответила Клавдия Петровна. – Только вот познакомить поближе не удавалось.
- Да брось ты, мама! Ну что, дочки-то подойдут к матери?
Она протянула руки к девочкам.
- Ну?
Девочки стояли не шевелясь.
- Давайте пойдем на кухню, выпьем чаю, - сказала первое, что пришло на ум, Клавдия Петровна.
- Нет уж, я не хочу, - сказала Татьяна и выбежала из комнаты, Катя пошла
за сестрой.
- Что ты им рассказывала про меня? – недовольно спросила Наталья. – Чего это они от матери, как черт от ладана?
- А что я могла им сказать? Что ты умерла? Так язык не повернулся родную дочь заживо хоронить. И правду я не могла сказать. Отмалчивалась я. А они потом и спрашивать перестали. Вот так и жили. А ты надолго?
- Вижу, не рады мне в родном доме. А я думала…
- Что ты думала?
Клавдия Петровна встала из-стола, стала ходить по кухне.
-Ты думала, что тебя тут с хлебом-солью, пирогами каждый день ждут, все 13 лет ждут? Ни одного письма, не приехала ни разу. А ты думала - живы ли вообще твои дочери?
- Ой, брось, мама! Что с ними могло случиться? Я выросла здесь, и они, значит, вырастут.
- Эх, Наташка, Наташка…. Ни мать тебе никогда не была нужна, ни дочки… Спасибо, Василий каждый месяц денег присылает, приезжает по нескольку раз в год.
- Спасибо? А за что ему спасибо то? Это его дети, он обязан им деньги давать.
-Он, значит, обязан, а ты не обязана?
- Я им жизнь дала - это что, мало?
Клавдия махнула рукой и вышла из кухни.
Девочки сидели на кровати в спальне. Они всегда прятались там, если что-то их пугало или беспокоило.
- Что ей нужно, бабушка? – спросила Катя.- Чего она хочет?
Клавдия вздохнула. Ей было жалко дочку, такую непутевую, губящую свою жизнь. Но жгла обида за внучек – почему они должны были расти без матери, отца? Конечно, она делала для них все, что могла, чтобы они не чувствовали себя обделенными, обиженными, но все-таки...
