Елизавета Петровна в свои неполные пятьдесят выглядела замечательно. Не для своих лет, а просто замечательно. Она всегда отличалась красотой и статью и с возрастом нисколько не потеряла привлекательности. Даже наоборот — стала более женственной, поскольку возраст прибавил к её фигуре там, где это было нужно, не тронув те места, которых касаться не стоило. Лицо её оставалось красивым, и появившиеся в небольшом количестве морщинки только делали его более выразительным. И густые длинные волосы не тронула седина.
Как была с самой молодости красавицей Елизавета Петровна, так и оставалась. При всём при этом характер она имей премерзкий. Не было на этом свете человека, который пообщался бы с ней и не вспоминал потом это общение, как кару небесную. Так было ещё со школьных времён. Хотя для себя женщина определяла причину свое гнусного характера и мерзкого отношения к окружающим безответной школьной любовью.
Первой, а может и единственной, её любовью был одноклассник Костя Лапин. Спортсмен, красавиц и просто умница. И Лиза не без оснований считала себя — первую красавицу не только класса, но школы, единственной достойной составить ему пару. Но Костя выбрал Вику Лесину — милую, но невзрачную отличницу из их класса.
На выпускном Лиза поинтересовалась:
— Почем?
— Она умеет любить. — объяснил Костя. — А ты никого не любишь. Даже себя. И это самое страшное.
И он оказался прав. Вся последующая жизнь подтверждала слова Кости. Елизавета быстро вышла замуж. Пётр учился на курс старше и к тому же уже отслужил срочную. А ещё его богатырское телосложение сочеталось с мягким характером. И если прибавить сюда чувство юмора и самоиронию, то жених был просто идеальным. Но на всякий идеал находится его полная противоположность. И за исключением привлекательной внешности Елизавета такой противоположностью и оказалась. Она, не сильно напрягаясь, превратила жизнь своего избранника в ад. Упрёки, придирки, ревность без оснований и, самое неприятное, без любви, не прекращались ни на миг. Женщина многое может простить мужчине, но только не свою к нему нелюбовь. А когда этот мужчина любви достоин, то негатив по отношению к нему возрастает в разы. Пётр ещё надеялся, на рождение ребёнка. Думал может материнство изменит мерзкий характер его супруги. Но ожидания оказались напрасными. Дочь свою Ксению Елизавета невзлюбила так же, как всех окружающих. А дочь получила в наследство от родителей внешность привлекательную, сильный характер матери и доброту отца. Став постарше, она жалела мать, понимая, как та несчастна. И эта её жалость тоже была поводом для негатива.
И даже, когда отец, не выдержав мук совместной жизни с Елизаветой, оставил семью, уехав на север, дочь продолжала жалеть мать. Пётр исправно платил немаленькие алименты до совершеннолетия дочери. И после продолжал помогать. Это проявление благородства бывшего супруга вызвало только дополнительные порции ненависти к тому, хоть и не мешало его деньгами пользоваться.
Будучи студенткой, Ксения привела в дом Ивана, объявив матери — это её муж.
— Ты только от этого чахоточного не рожай, — выдала единственный комментарий Елизавета, — На фига мне больные внуки.
Иван был готов к такому приёму. К тому же считал, что за счастье жить с любимой женщиной должна быть какая-то плата. Этой платой он посчитал тёщу с отвратительным характером. Он уже закончил обучение и как врач-реаниматолог неплохо зарабатывал. Ещё имел свой дом. Но дом находился далеко от города и ездить на работу было неудобно. Поэтому молодая семья поселилась в квартире с Елизаветой Петровной.
Не сумев рассорить молодых, стала понимать Елизавета Петровна, что нужно стараться себя сдерживать по отношению к зятю, иначе тот вместе с дочерью съедет в свой дом, невзирая на неудобства с дорогой на работу. Увы, сдерживать себя Елизавета Петровна не умела, не могла и не хотела. Но зять был мудр и весь гнев, выливаемый на него, имел такие же последствия, как от камня, брошенного в многокилометровое ущелье. Можно только предполагать, что нескоро, в конце своего падения тот ударится о каменистое дно. И может и не удариться, поскольку есть у этого ущелья дно или нет, наверняка не известно. Можно только гадать.
Так и с упрёками, и с оскорблениями в адрес Ивана. Елизавета Петровна надеялась на реакцию зятя, пусть и скрываемую. Но до конца уверенной в её наличии уверена не была. И это заставляло ненавидеть ещё больше.
Но все правила имеют исключения. И стала таким исключением в жизни Елизаветы — Оксана. Внучка родилась через год после появления в доме Ивана. И любовь, о которой Елизавета и не подозревала обрушилась на женщину. Но ничего в жизни семьи не изменила. Похоже, для привычного равновесия новое чувство вызвало только усиление ненависти к всем остальным. Благо появились и новые причины для упрёков и осуждений: не так кормите, неправильно воспитываете, одеваете недостаточно тепло или, наоборот, ребёнок потеет. И так далее, и тому подобное. Дочь и зять по-прежнему стоически сносили невзгоды, а Оксана любила всех, несмотря ни на что. Будто унаследовала всю не доставшуюся бабушке любовь.
Теперь, когда Иван увидел отношение тёщи к внучке, он понадеялся, наладить отношения. Но слышал только упрёки в своей никудышности.
— Ну, почему я никудышный? — спросил он, — Вот смотрите какая у меня дочь получилась.
— Это не у тебя дочь получилась, моя дочь маму послушала и родила от нормального мужика, — ответила Елизавета чем окончательно и бесповоротно лишила Ивана надежды наладить приемлемые отношения с тёщей.
Когда Оксане было уже четыре, Ксения опять забеременела. На это раз ждали мальчика и выяснилось, что на внука у Елизаветы любви не осталось. И стала она гнобить дочь и зятя пуще прежнего. А зять по-прежнему не вступал в конфликт с тёщей, давая тем самым дополнительные поводы для негатива. На девятом месяце Ксению положили на сохранение. И в это время зять поразил Елизавету Петровну, поскольку первый раз в жизни проявил характер. А характер у него оказался непреклонным, когда дело касалось безопасности дочери.
Обстрелы города стали чаще и уже было несколько попаданий в жилые дома в их районе. В больнице работы стало много больше, и Иван реже бывал дома. Это даже радовало Елизавету. Но в один из приездов зять немедленно стал собирать вещи.
— Собирайтесь, вы едете в деревню. Здесь небезопасно, — объявил он.
Конечно, Елизавета Петровна понимала: зять прав. Но это понимание вызывало у неё ещё больший протест. С ней не советовались, её не уговаривали. Ей просто указывали, что нужно делать. И это само собой стало поводом ещё большего негодования.
— Я никуда не поеду! — отрезала женщина.
— Вы вправе рисковать. Но только собой, — тоном, не терпящим возражений, ответил зять, — А не своими близкими.
С этими словами Иван поднял тяжелую сумку с вещами, крепко взял за руку дочь, которая с тревогой смотрела то на папу, то на бабушку и повёл ей из квартиры.
Елизавета Петровна опустилась на табуретку и ей стало ужасно горько от того, что она не умела плакать. Сейчас бы слёзы помогли пережить ситуацию, когда в бессилье своём она не знала, что делать. Ей очень хотелось, чтобы и её так же, как и внучку, кто-то взял за руку и отвел в машину.
Но, когда через несколько минут вернулся зять и Елизавете Петровне пришлось подчиниться и оставить квартиру, ненависть воспылала с новой силой. Её заставили подчиниться. Этого уже она никогда не простит Ивану, решила для себя женщина. И не сомневалась — так и будет.
Скоро дочь родила здорового горластого мальчишку. Полюбить внука Елизавета Петровна не полюбила, но нейтральное отношение уже радовало её дочь. А Елизавету радовала возможность постоянно находиться рядом с любимой внучкой. Тем более никто их общению не мешал. Ксения занималась младенцем, а зять, как перешёл из городской больницы в полевой госпиталь уже несколько месяцев дома не появлялся. Но это не прощало его в глазах тёщи за унижение, когда она была вынуждена подчиниться ему.
Елизавет Петровна смотрела новости, в которых показывали кадры очередного обстрела их города, когда за окном раздался голос зятя:
— Хозяева, гостей не ждёте? — прокричал громко он.
Первой во дворе оказалась Елизавета Петровна. Она шла к Ивану, а за её спиной на крыльце уже оказалось всё семейство. Они с тревогой, которая сменила радость, ждали конфликта тёщи с зятем. Но прямо в шаге от улыбающегося Ивана Елизавета упала на колени и, схватив его руки, начала целовать, выдавливая из себя:
— Спасибо, спасибо.
— Да, вы, что, Елизавета Петровна, — смущался мужчина, пытаясь без успеха, поднять женщину с колен и в конце концов опустился рядом с ней.
А у Елизаветы Петровны по щекам катились большие слёзы. Она судорожно обнимала и целовала зятя.
— Они прямо… прямо… в спальню Ксаночки… попали… Только, что видела в новостях. Спасибо… спасибо, что нас забрал… Я бы себе не простила… Спасибо… спасибо.
Ксения и Оксана с удивлением смотрели на происходящее. Не менее удивлённо взирал на эту картину Илья Иванович, трёх месяцев отроду. Он ещё не начал осознавать, что это за мир, в который он пришёл. Но тревога уже поселилась в его душе.
