Катя и Соня сидели на лавке у дома и наблюдали, как Таисия, Сонькина мать, крикливая, резкая, развешивает на веревке только что постиранное белье, вынимая из огромного оттопыренного кармана фартука деревянные почерневшие прищепки. Она бы с удовольствием прищепила к своей юбке и егозу–дочь, чтобы та не мучила мать, не рвала последние штаны, мотаясь с подружкой по каким-то подворотням, не тащила в дом всякую рухлядь, «для экспертизы» (слово загадочное, торжественное, подразумевающее что-то опасное, которое девчонка услышала от соседа дяди Бори), не обливалась краской в соседнем дворе, где, по недосмотру дворника, кто-то оставил на улице бадью с бледно-синей краской, которая использовалась для «наведения красоты на фасаде». После того случая, как Соня, конечно же, совершенно случайно, споткнулась о валявшуюся палку, упала в бадью, девочку отмывали в «семи водах», терли скипидаром, но кожа все равно надолго приобрела синюшный цвет.
Вдоволь наревевшись и встав на следующий день после злосчастной краски очень поздно, благо мать ушла на работу, Соня жевнула оставленные на столе под полотенцем бутерброды, посмотрела на себя в зеркало, улыбнулась и пошла к Катькиной двери. Соня любила бывать у Кати в гостях. Там, в комнате с воздушными, в кружавчиках и художественных дырках, шторами и чудным фиолетовым бумажным абажуром, кои делала Катина мать на продажу, по вечерам разрешалось залезть под большой круглый стол и слушать, как цокают ножницы в ловких женских руках, как, тихо шурша, падают на пол обрезки от очередного «шедевра»—апельсиново- оранжевого, ярко-зеленого или, что бывало реже, малинового- сиреневого абажура, сотворенного хозяйкой «по особому заказу».
Ох, сколько таких диковинных, чудовищных в своей джунглевой расцветке бумажных поделок было сложено в уголке под покрывалом! Когда Катькиной матери, Полины, не было дома, девочки иногда снимали с самого верха один абажур, по очереди надевали его себе на головы и расхаживали взад-вперед по комнате, задрав нос и ничего не видя за бумажным забралом. Потом приходила Полина, ругала девчонок на чем свет стоит, выгоняла Соньку за дверь и вздыхала, утверждая, что «есть в этой девочке какая-то червоточина, вот есть». В Кате этой пресловутой червоточины не было, судя по всему, и ее отправляли спать.
Кто уж покупал эти изысканные юбки-висюльки, Соня не знала, но очень завидовала Кате, что у нее мать такая предприимчивая. Софушкина-то мама работала на каком-то химическом производстве, вечно жаловалась, что кожа с рук слезает, дышать трудно и болит в груди. Догадайся тогда девочка, что так некоторые женщины, измученные, растерянные, просят о помощи, что нужно просто обнять маму, уткнуться в ее острую, как доска, ключицу и шептать- шептать милые глупости, все могло бы быть и по-другому. Соня поймет это уже потом, через много лет, когда, глядя в глаза маленького сына, который еще только-только научился ходить и лепетал что-то на своем «птичьем» языке, вдруг вывалит на него все, что накопилось, накипело, набуянило в душе. Мальчишка скуксится, шмыгнет носом и обнимет мамкину шею. И станет легко, вдруг появятся силы идти дальше. Таисия так этого и не дождалась…
Хотите узнать, чем закончилась история двух лучших друзей? Читайте в книге «О чем поет сердце. Важные решения, неслучайные встречи и музыкальная шкатулка, которая спасла три жизни» (16+): https://go.ast.ru/a00ascn
